Владимир Викторов
Двадцать один год назад рухнула ненавистная немцам Берлинская стена, а еще через год случилось событие, серьезно изменившее жизнь не только немецкого общества, но и Европы, да и мира в целом.
3 октября 1990 года две Германии - Восточная и Западная - объединились в единое немецкое государство.
При всей сложности и неоднозначности результатов объединения немцы оценивают его со знаком плюс, отмечая красным цветом дату 3 октября. Наши же соотечественники, что естественно, не столь единодушны в своих оценках. Среди многочисленных, до сих пор звучащих упреков Горбачеву есть и такие: допустил сам факт объединения, “сдал” Восточную Германию НАТО, мало выторговал у Западной Германии за уход СССР из ГДР и т. д. и т. п.
Мой собеседник - бывший заместитель министра иностранных дел СССР, доктор экономических наук Эрнест Евгеньевич Обминский имел самое непосредственное отношение к этому событию и знает ситуацию, так сказать, изнутри

- Эрнест Евгеньевич, насколько справедливы упреки первому президенту СССР и было ли, на Ваш взгляд, неизбежным само объединение?
- Как тут не вспомнить замечательную строчку из произведения Шота Руставели: “Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны”!
В конце 80-х - начале 90-х экономическая и внутриполитическая обстановка в СССР в результате перестройки настолько осложнилась, что у руководителей страны уже не было реальных сил держать в узде еще и своих сателлитов. Следствием чего явился роспуск 28 июня 1991 года Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) и военной организации стран Варшавского договора 4 июля того же года. Встал вопрос о выводе советских войск из стран - участниц несуществующего договора.
Конечно, самой драматичной была ситуация с Германией. Ведь речь шла не только о выводе войск, но и о появлении в центре Европы мощного единого германского государства. Руководитель ГДР Эрих Хонеккер безуспешно апеллировал к Горбачеву, чтобы тот ужесточил свою политику в Европе, что было на тот момент нереально. Кроме перечисленных выше причин всерьез противостоять объединению можно было, лишь колоссально рискуя развязать третью мировую войну... Единственное, что можно было сделать, - путем переговоров добиться взаимоприемлемых условий объединения Германии и вывода наших войск из ГДР.
Что же касается критики в адрес Горбачева по германскому вопросу, то причины ее очень точно изложил мне недавно один видный германский политический деятель: “Во всем мире популярен бывший канцлер ФРГ Вилли Брандт - как дальновидный и гуманный деятель. Но у нас, в Германии, очень многие немцы считают его предателем. Ведь именно он подписал соглашение о незыблемости границ по Одеру - Найсе, чем навсегда погубил голубую мечту о возвращении бывшей Восточной Пруссии в лоно Германии. Так же и Горбачев. Не у всех, но у многих в бывшем СССР была голубая мечта о построении коммунизма. И вот мечту разрушили. Несчастья всегда стараются персонифицировать, и в данном случае подставился Горбачев, хотя он меньше многих других деятелей отступал от “идеала”. Результат: его любят на Западе и едва терпят в России. Еще один парадокс истории.

Последний день стены

- Недавно в Германии опубликовали сборник документов немецкой политики периода объединения, из которого явствует, что Вы принимали личное участие в этих исторических переговорах. Расскажите об этом подробнее.
- Весной 1990 года я участвовал в Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), проходившем в Бонне. Там удалось заключить очередной документ, провозглашавший, так сказать, библейские заповеди в отношениях между Востоком и Западом. В Бонне я понял: западники слабо верят в то, что мы действительно готовы оставить свои владения в Европе, и пришел к выводу, что на этом можно сыграть на очередных переговорах и, несмотря на слабость наших позиций (в частности, необходимость просить кредиты у того же Запада!), ужесточить экономические требования. Мои слова были встречены руководством с большим сомнением, но меня неожиданно поддержал председатель Совета министров СССР Н.И. Рыжков.
Перед отъездом он инструктировал нас: “Держите единый фронт с товарищами из ГДР, нажимайте вместе на западных немцев, чтобы они заплатили столько, сколько нам нужно”. “Вряд ли получится, Николай Иванович, - сказал я. - Лидеры ГДР, оставшиеся без Хонеккера и в преддверии присоединения к ФРГ, будут всячески доказывать свою лояльность новым хозяевам и станут палки в колеса ставить. Полагаю, что переговоры лучше вести напрямую с западными немцами, которые все еще боятся поверить собственному счастью”. “Хорошо, - сказал Рыжков, - если в Берлине в течение первых трех дней не будет положительного результата, пусть Обминский отправляется в Бонн и проводит переговоры там”.
В те дни в Берлине после падения ненавистной немцам стены царила типичная для смутного времени обстановка. На Александер-плац творилось что-то невообразимое! Немцы, поляки, венгры, болгары торговали такими товарами, которые цивилизованному бизнесу и не снились. Битые гэдээровские легковые “Трабанты”, венгерские гобелены, необозримый ширпотреб, море косметики... Отдельно кучковались валютчики, менявшие западные марки, доллары, франки, злотые, кроны и бесчисленное множество монет всех континентов...
Работа переговорной комиссии очень скоро стала буксовать, а потом и вовсе зашла в тупик - восточные немцы и не думали нам помогать, и я с чистым сердцем один отправился в Бонн.
Переговоры в Министерстве иностранных дел ФРГ в отличие от берлинских шли быстро (мне не был нужен переводчик и помогало знание слабых сторон оппонента). Однако главный - финансовый - вопрос решить с наскока не удалось. Суть проблемы заключалась в том, что западные немцы хотели, чтобы при взаиморасчетах за каждую западную марку давали три марки ГДР, то есть желали обменять свои марки на гэдээровские по невыгодному для нас курсу - 3:1. Исключение делалось лишь для сотрудников Посольства СССР в ГДР, которые могли обменять свои марки по курсу 1:1.
Я же настаивал на том, что такой же курс - 1:1 - должен быть и при обмене денег для всей советской военной группировки в ГДР. Если вспомнить ее размеры, то понятно упорство, с каким в Бонне противились этому. Пришлось еще дважды приезжать сюда и вести переговоры, прежде чем немцы уступили и согласились на обмен по курсу 1:1. Руководство нашей военной группировки поздравило меня с успехом и даже на радостях собиралось наделить меня генеральской папахой, но обещания почему-то не выполнило...
- Получается, что расставание с ГДР прошло для Советского Союза финансово довольно благополучно. После этого из-под влияния СССР вышли все остальные европейские “братские страны”. Там тоже все было столь же успешным?
- Отнюдь нет.
После Бонна меня, как “признанного спеца” по подобным переговорам, “прицепили” к делегации в Венгрию в качестве замминистра внешнеэкономических связей Катушева, который ее возглавлял.
Венгры составили внушительный список требований по компенсации за порушенную нашими танками и самолетами окружающую среду. Мы, в свою очередь, требовали компенсацию за оставляемые в Венгрии аэродромы, казармы и тому подобное. После изнурительных переговоров мы наконец сошлись на так называемом “нулевом варианте”, то есть никто никому ничего не платит. Впоследствии такие же договоры были заключены и с другими бывшими соцстранами. “Нулевые варианты” были, по сути, нам невыгодны: мы оставляли “братьям” созданную нами обширную инфраструктуру, ничего не получая взамен. По сравнению с тем, чего нам удалось добиться в Германии, это, конечно же, шаг назад. Но таковы были реалии того времени.
- Как экономисту, не могу не задать Вам в заключение такой вопрос. Без малого 20 лет Германия живет как единая страна. Политический выигрыш для обеих Германий очевиден. А экономический? Чего в этом объединении больше - экономических плюсов или минусов?
- В бывшей ГДР еще и сейчас немало людей, которым трудно отрешиться от представлений о “старом добром времени”, когда местные товары пользовались неограниченным спросом в соцлагере и, соответственно, отсутствовала безработица, а уровень жизни в стране хотя и уступал западному, но был достаточно стабилен...
Те, кто так рассуждает, забывают, что вольготно чувствовать себя на социалистическом рынке Восточной Германии позволяли различные протекционистские меры, которые канули в небытие вместе с соцлагерем. Без этой поддержки в условиях сегодняшней жесткой конкуренции ГДР сама по себе не смогла бы сохранить прежнее привилегированное положение на рынках Восточной Европы, что привело бы к серьезным негативным экономическим и социальным проблемам.
Для Западной Германии объединение тоже не прошло безболезненно. В частности, как известно, потребовалось больше, чем ожидалось, финансовых вливаний в экономику бывшей ГДР.
Но, по большому счету, Германия от объединения, несомненно, выиграла. Это страна, где резко выросло производство на экспорт, она сегодня прочно вписана в мировую экономику.