Константин Маскаев
Двадцать лет назад Москва пережила большую беду: 3-4 октября 1993 года наступила развязка почти годового политического противостояния. О непростом моменте в истории новой России вспоминают очевидцы

Трое журналистов из Казахстана оказались в то время в Москве волей случая. Мы стояли у истоков независимого павлодарского издания “Местное время”. Для развития проекта требовалось дополнительное обучение на предприятии “Ленполиграфмаш” в Санкт-Петербурге. На обратном пути занесли дела и в Москву, куда мы прибыли в последних числах сентября. В Москве уже было неспокойно. Противостояние тогдашнего парламента - Верховного Совета во главе с Русланом Хасбулатовым и вице-президентом Александром Руцким, с одной стороны, и президента Бориса Ельцина, Совета Министров, с другой - переживало активную фазу.
Суть кризиса сводилась к попытке парламента сместить действующего президента ввиду несогласия с курсом проводимых им экономических реформ. Кроме того, Ельцин выступал за скорейшее принятие новой Конституции, которая наделила бы президента полнотой власти. Верховный Совет опирался на прежнюю Конституцию, по которой высшим органом государственной власти являлся съезд народных депутатов.
Вообще парламент и президент утратили взаимопонимание еще раньше, когда в декабре 1992 года съезд народных депутатов не утвердил представленную Ельциным кандидатуру ученого-экономиста Егора Гайдара на пост премьера - Председателя Совета Министров. На следующий день, 10 декабря, Ельцин на заседании съезда резко раскритиковал работу депутатов, попытался сорвать работу и увел из зала депутатов из числа своих сторонников.
По итогам съезда правительство тогда возглавил Виктор Черномырдин.
20 марта Ельцин в телеобращении к народу объявил о приостановке Конституции и введении “особого порядка управления страной”. Правда, самого указа пока не подписал. Опираясь лишь на телеобращение, депутаты на чрезвычайном, девятом съезде попытались провести импичмент. Но к тому моменту появился настоящий текст указа, не содержавший грубых нарушений Конституции. Ельцин вновь переиграл депутатов.
Наконец, 25 апреля 1993 года состоялся Всероссийский референдум, запомнившийся по слогану “да-да-нет-да”: о доверии президенту Ельцину; об одобрении проводимой социально-экономической политики; о необходимости досрочных выборов президента и о досрочных выборах народных депутатов. Соответственно, референдум отказал в доверии именно депутатам и поддержал Ельцина.
Лето выдалось довольно затишливым в политическом отношении. А 1 сентября Ельцин временно отстранил вице-президента Руцкого, который в последнее время неоднократно жестко критиковал президента и правительство. Но действовавшая Конституция и законодательство не содержали нормы о возможности отстранения вице-президента президентом. По мнению парламентариев, издав этот указ, Борис Ельцин вторгся в сферу полномочий судебных органов государственной власти.
Последнее противостояние началось 21 сентября 1993 года с исторического указа Ельцина №1400 “О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации”, который предписывал съезду народных депутатов и Верховному Совету прекратить свою деятельность. На 11-12 декабря назначены выборы в новый парламент - Государственную думу.
Однако Конституционный суд назвал действия президента неконституционными, на основании чего Верховный Совет принял постановление о прекращении полномочий президента Ельцина и переходе их к вице-президенту Руцкому. Также созывается десятый (чрезвычайный) съезд народных депутатов, который оценил действия президента как государственный переворот. В стране образовалось фактическое двоевластие. Съезд назначал министра обороны, министра безопасности, других руководителей. Правда, никто из них к своим обязанностям приступить не смог.
К Белому дому потянулись сторонники Верховного Совета, прошли манифестации. В телеобращении к народу Ельцин назвал Верховный Совет оплотом оппозиции.
Муниципалитет отключил в здании Верховного Совета (Белом доме) электричество, связь, водоснабжение и канализацию. Силы МВД выставили оцепление.
Существенную роль в трагической развязке сыграли личные амбиции председателя Верховного Совета Руслана Хасбулатова, выразившиеся в его нежелании заключать компромиссные соглашения с администрацией Ельцина, а также позиция самого Ельцина, который после подписания указа №1400 отказывался напрямую общаться с Хасбулатовым даже по телефону. Обострили обстановку и действия милиции, разгонявшей митинги в поддержку Верховного Совета. Часто это приобретало характер массовых избиений манифестантов с применением спецсредств.
1 октября при посредничестве патриарха Алексия II велись переговоры сторон, на которых предложили “нулевой вариант” - одновременные перевыборы президента и народных депутатов. Продолжение переговоров, назначенное на 3 октября, не состоялось: в Москве начались массовые беспорядки.
В то воскресное утро мы попали в самую гущу событий, которые развернулись на Смоленской площади и переместились на площадь Свободной России - к Белому дому и зданию мэрии. Повсеместно происходили стычки митингующих с солдатами внутренних войск. Горела сцена на Арбате (в воскресенье там должны было пройти празднование 800-летия этой старинной улицы Москвы), которую использовали как трибуну. Под натиском многократно превосходящего количества решительно настроенных людей милиция и солдаты почти не оборонялись, а часто просто сдавали позиции в оцеплении. Вскоре в толпе у многих уже были отобранные у стражей порядка щиты, дубинки, каски.
Кое-как вооруженная, но неорганизованная многотысячная толпа примерно в четыре часа вечера прорвала последние цепи милиции и войск, прошла по Садовому кольцу и Новому Арбату и, смяв немногочисленные очаги вялого сопротивления, подошла к Белому дому. У мэрии горели поливальные машины, которые использовались для заграждений. Здесь же остались брошенными несколько БТР, грузовиков “ЗИЛ” и “Урал”. Кто-то поджег изнутри БМП. Стояли троллейбусы с выбитыми стеклами. Я оказался на площади, когда штурм мэрии уже завершался. Сторонники Верховного Совета ворвались внутрь, избивали всех, кого там обнаруживали. Затем через живой коридор пропустили на улицу примерно сотню военнослужащих, по виду призывников. Солдат просто толкали, подначивали. Офицеров выдергивали из строя, избивали, пытались срывать погоны. Люди разбирали на сувениры стекла, гильзы, куски колючей проволоки.
К тому времени я уже оставался без своих товарищей, мы потеряли друг друга в толпе. На площади со “спины” Белого дома собрались десятки тысяч человек. Толпа ликовала. Люди скандировали: “Банду Ельцина под суд!”, “Руцкой - президент!”, всюду были красные флаги. Мелькал флаг ВМФ СССР и имперский бело-желто-черный триколор. На балконе закрываемый бронированным портфелем Руцкой обращался к толпе, призывая всех, кто может держать в руках оружие, располагаться в грузовиках и автобусах и ехать на штурм “Останкино”. Здесь же образовывалась та самая колонна из грузовиков. С одного из них раздавали автоматы. Оружие уходило к любому, кто протягивал за ним руку. Затем колонна под овации отбыла.
Оставаться на площади было опасно. Во-первых, уже тогда появились первые убитые и раненые: говорили, что с крыш стреляют снайперы. Во-вторых, многие были агрессивно настроены к любому, кто не разделял общего восторга.
Вечером, собравшись наконец вместе в гостинице, мы делились впечатлениями, пытаясь узнать хоть какие-то подробности и комментарии из телеэфира. Перешедший на резервное вещание Первый канал уже тогда сумел показать первые кадры отбитого штурма телецентра и назвал предварительное число убитых и раненых. Счет шел на десятки. Охватило ощущение начала гражданской войны и предчувствие, что сегодня либо все закончится, либо, наоборот, начнется.
Утром мы, понятно, отправились в центр Москвы. Примерно за две остановки метро “Смоленская” поезд остановился. Объявили, что станции закрыты, попросили покинуть вагоны. Мы вышли на поверхность на “Пушкинской” и, срезая дворами, перебежками устремились в сторону Белого дома. Первые оцепления попались на Садовом кольце в районе посольства США. Со стороны Нового Арбата на скорости прошла колонна бронетехники и ушла в сторону Московского зоопарка, то есть в обратную фасаду сторону Белого дома. За оцеплением собиралась толпа тех, кто пришел посмотреть, как падет Верховный Совет.
Нам удалось нырнуть во дворы и выскочить на Новый Арбат напротив знаменитого аэрофлотовского шарика. Там царил настоящий хаос. С крыши одной из высоток периодически начинали стрелять. Толпа пряталась либо за бетонными ограждениями, либо ныряла в подземный переход. Звуки плотной стрельбы раздавались и со стороны Белого дома. Милиция, одетая в бронежилеты, никак особо не влияла на происходящее, вставив оцепление только ближе к площади Свободной России. Пеших не пропускали. Но что удивительно, солдаты расступались всякий раз, когда проходил троллейбус. Не сумев пробиться через заслон, мы просто вскочили в один из троллейбусов и покинули его через две остановки практически на площади.
К этому моменту основная фаза перестрелки ОМОНа и защитников Белого дома подходила к концу. Десятый час утра. На обеих набережных Москвы-реки и Калининском мосту собралась огромная толпа зевак. Со стороны гостиницы “Украина” на мост зашли несколько танков и, выстроившись определенным порядком, повернули башни в сторону Белого дома. Раздались первые выстрелы из орудий. Били весьма прицельно: снаряды влетали в окна, не повреждая стен. Каждый выстрел сопровождал ликующий возглас и свист толпы. Отстреляв серию, танки умолкли. Продолжалась обоюдная стрельба из автоматов. Затем, когда из верхних этажей здания пошел дым, зеваки стали скандировать: “Победа!”.
Но до развязки оставалось еще часа четыре. К зданию стягивали ОМОН, по всему было видно - готовились к штурму. Иногда наступали затишья. В одну из таких передышек я переместился в сквер напротив фасада и центральных подъездов Белого дома. Видел, как кто-то из офицеров несколько раз входил в здание и выводил небольшую группу гражданских лиц. Чаще всего женщин и пожилых.
Место мы выбрали весьма удобное. Отсюда, пригнувшись, можно было в любой момент отступить под Калининский мост: по крайней мере, со стороны Белого дома стрельба была не так опасна. Рядом со мной залегла небольшая группа парней, среди которых был один телеоператор и, по крайней мере, еще два журналиста, из англоязычных. Впечатлило, что оператор заранее толстым фломастером написал на внешней стороне ладони свои данные - на случай гибели.
В один из моментов находившийся рядом человек с фотоаппаратом поднялся из укрытия, чтобы сделать снимок, и получил ранение в плечо. Пуля или осколок тротуарного камня - непонятно. Не сговариваясь, мы с одним из парней потащили раненого под мост, где развернулся оперативный госпиталь. В моменты затиший туда мимо нас из Белого дома проносили раненых.
Мы передали нашего неизвестного товарища людям, похожим скорее на волонтеров. Без халатов, в обычной одежде. Судя по тому, как они умело оказывали помощь, возможно, они были студентами медвузов.
Помню, носилки, на которых то и дело доставляли раненых, были скользкими от крови. Брезент оказался полностью пропитан ею. Кровь на руках, одежде, под ногами. И еще - ее запах, сладковатый, теплый, очень непривычный.
Рядом с лазаретом складировали (именно складировали) погибших, укладывая их уже вторым рядом, на время поднимая брезент или зеркальную пленку от солнца. Их счет шел на второй десяток. Под этим саваном успел разглядеть мужчину в плаще, подростка, молодую девушку. Впервые видел такое количестве погибших. Скорее всего, еще утром и днем они были живы.
В октябре в Москве рано темнеет. С наступлением сумерек завершилась и эта битва. Умолкли выстрелы. Из Белого дома выводили гражданских и, отняв документы, размещали в автобусах или бортовых машинах и увозили. Зачистку боевиков, не сложивших оружие, и других людей в камуфляже проведут позже. Через несколько часов обесточенный и поверженный Белый дом угадывался только по горящим галереям окон.