Ботагоз Омар
Какими бы совершенными ни были законы, в любой стране нужно заставить их работать. И эта нелегкая задача выпадает на долю прокуроров, юристов, следователей. Гостю нашей рубрики удалось попробовать себя во многих ипостасях, проработав и в исполнительной, и в законодательной, и в судебной власти. Итак, о подводных камнях и некоторых нюансах своей профессии рассказывает заместитель руководителя аппарата Агентства по борьбе с экономической и коррупционной преступностью РК Серик Темирбулатов
- Серик Габдуллаевич, что определило Ваш выбор профессии?
- Я хотел быть археологом, но после школы срезался на втором или третьем экзамене. После службы в армии решил учиться на юриста, меня привлекала профессия следователя, прокурора, к чему привело стремление к справедливости. В 1979 году я получил диплом юриста КарГУ, и до конца 80 года работал в надзорных органах, начиная с помощника транспортного прокурора области, следователя, до начальника отдела в республиканской прокуратуре.
После работы в Аппарате президента я работал в Минюсте и как раз мои годы работы заместителем министра юстиции совпали со становлением суверенитета Казахстана. Тогда я понял, что правильно выбрал профессию.
- Как раз это была самая гуща работы, когда нужно было принимать все основные законы…
- Да, в это время я курировал вопросы законопроектной работы и международного сотрудничества. И именно в тот период, когда началось становление СНГ, через нас проходили все учредительные документы Содружества. Я часто ездил в Минск, где находилась штаб-квартира СНГ. И конечно, в этот период была заложена основа законодательства суверенного Казахстана и его первые международные договоры.
- А в самом начале, когда Вы работали в прокуратуре, не сложно ли было преодолеть психологический барьер, ведь были сложные дела, от которых зависели судьбы людей? Я знаю реальную историю, когда молодой человек, обучившись на судью, не смог поставить подпись на приговоре.
- Я начинал помощником транспортного прокурора, и моя работа была больше связана с экономической деятельностью госорганов и хозсубъектов. Но после того, как в 1981 году я переехал работать в Талдыкорган, я был следователем, и здесь-таки было много моментов, именно связанных с судьбой конкретных людей. Транспорт относился к сфере особых интересов государства, потому что обеспечивал экономические связи между большими территориями бывшего Советского союза. И любое правонарушение в этой сфере влекло серьезные юридические последствия в виде больших штрафных санкций и уголовной ответственности.
У меня было одно резонансное дело, когда произошел большой пожар на станции Уш-тобе, с ущербом свыше одного миллиона рублей (цены 1982 года, громадные деньги по тем временам!). Причина вроде бы банальна: женщины, которые осуществляли разливку на станции Болотное Новосибирской области, халатно отнеслись к обязанностям, и в мае заполнили цистерны по нормам зимнего времени. Если в Новосибирске в это время было 5-6 градусов тепла, то в Талдыкорганской области 25-30 градусов. Как известно, при нагревании жидкости расширяются. В результате излишка нефтепродуктов цистерна нагрелась под солнцем, что вкупе с выхлопами стало причиной взрыва.
Представьте, как все это было психологически сложно: женщины среднего возраста, у них по двое-трое детей. Но вместе с тем, они же нарушили закон. В конечном счете, мы это уголовное дело направили в Новосибирский областной суд. Женщины попали под амнистию, но они были вынуждены возмещать ущерб. Но возместили они их в итоге или нет, я не могу сказать, так как в 1990 году ушел из прокуратуры и дальше работа пошла тоже по специальности, но уже в других органах.
- За плечами – большой опыт работы, в этом году Вы отметили свой 60-летний юбилей. Помнится, в бытность депутатом журналисты часто цитировали Ваши замечания и комментарии. Вы были заместителем председателя агентства по борьбе с наркоманией и наркобизнесом, всего и не перечислить, где работалось с наибольшим интересом?
- Действительно, я был и в сенате первого созыва в 1999 году по президентскому списку, в мажилисе ІV-го созыва тогда было несколько интересных законопроектов. И так как за моей спиной уже был опыт работы в Агентстве по наркобизнесу и в Конституционном совете, я высказывал замечания по законопроектам, многие из которых были приняты.
Что касается времени в мажилисе, я считаю, что реализовался как юрист. К примеру, я являлся руководителем рабочей группы по ратификации Конвенции ООН против коррупции. Судьба сложилась таким образом, что я этот документ проводил в мажилисе парламента, а после роспуска четвертого созыва попал в Агентство по борьбе с экономической и коррупционной преступностью. Это судьба, или как принято говорить, в хорошем смысле рок, потому что я помню, как еще в статусе народного избранника меня наградили медалью «15 лет органам финансовой полиции».
Все в жизни взаимосвязано, а особенно – в моей сфере. К примеру, одной из задач АБЭКП является выявление и пресечение каналов финансирования религиозного экстремизма и терроризма. А одним из каналов финансирования терроризма является наркобизнес, для борьбы с которым мы в свое время уже в другом агентстве писали соответствующую госпрограмму.
- Насколько эффективно сегодня ведется борьба с наркобизнесом? Он был и в советское время, изменилась ли ситуация сегодня?
- В советский период не было гласности. Сейчас не скрывают, что наркомания в Казахстане распространена, и государство ведет борьбу. Вопрос другой, насколько эффективно. Мне кажется, сейчас больше выявляют каналов поступления наркотиков, потому что этой проблеме сейчас стали больше уделять внимания, и больше органов задействовано в этом процессе. Потому что если брать 1999 и 2000 год, когда все начиналось, и экономическая ситуация в Казахстане была сложнее. Сейчас у нас бюджет достаточно устойчивый, и соответственно, на борьбу с наркоманией и наркобизнесом уделяется больше денег, чем в тот период. Соответственно, вложение огромных средств и дает нередко соответствующий результат.
- Как раз таки прерогатива того, чтобы выделяемые средства работали по назначению – это в том числе одна из основных функций Финпола. Насколько мы видим, сейчас очень много фактов задержания известных политиков, тогда как раньше привлекали в основном чиновников среднего и низшего звена.
- Будучи органом, непосредственно подчиненным и подотчетным Президенту, мы имеем полномочия привлекать лиц, невзирая на их положение. Закон един для всех. В этом отношении вы правы, потому что коррупционные действия совершают не только чиновники мелкого, среднего уровня. Мы выявляем и совершение коррупционных действий со стороны ответственных лиц: заместителей министров, министров. Примеры вы прекрасно знаете. Поэтому в этом отношении мы имеем такие полномочия и в полном объеме ими пользуемся.
- Сильно ли изменился кадровый состав Агентства после проведения аттестации?
- По ее итогам рядовой и средний руководящий состав сменился на треть, а высший на уровне глав территориальных департаментов и здесь у нас – где-то до 70 процентов. Он изменен не в силу того, что новое руководство пришло, а в силу проведенной аттестации, которая выявила, что кто-то не способен работать на этой должности, кто-то нечистоплотен, кто-то не соответствует по своим деловым, профессиональным и личным качествам работать именно в этой системе.
Наверное, благодаря тому, что кадры обновились, и отношение населения к органам финансовой полиции изменилось в лучшую сторону. Мы не вмешиваемся в бизнес. Это, конечно, результат моратория на проверки, объявленного Президентом, но и после его отмены они будут проводиться только при наличии признаков совершаемых или готовящихся преступлений, а не так: захотел – пошел проверять, а там все покажет.
- Совсем недавно на Совете национальных инвесторов президент спросил у председателя АБЭКП, чем же вы сейчас занимаетесь, когда действует мораторий. Нужно ли, по Вашему мнению сокращать штат Финпола в то время, когда идет либерализация законодательства, устраняются административные барьеры, вводятся компьютерные технологии, благодаря которым аналитическая работа по выявлению потенциальных нарушений уже требует меньшего вмешательства людей?
- Я считаю, что наоборот надо увеличивать число сотрудников. Это несколько упрощенный подход: если существует мораторий на проверки бизнеса, следовательно, надо сокращать тех, кто контролирует. Мы же работаем не только в отношении предпринимателей. Мы работаем и по сигналам, которые поступают от граждан, от чиновников низшего уровня, которые, допустим, говорят и пишут нам, что столкнулись с фактами вымогательства со стороны вышестоящих руководителей. Им говорят: «если ты не принесешь мне столько-то, завтра здесь не работаешь», и этот чиновник вынужден со своих или с тех же бизнесменов каким-то образом получить деньги, чтобы удержаться на своем рабочем месте и передать вышестоящему начальству.
- К сожалению, далеко не каждый отваживается об этом заявлять.
- Об этом и речь, но все-таки они есть. Когда такие факты подтверждаются, сообщивший человек попадает под программу защиты свидетелей и мы его защищаем. А как мы будем защищать, если не будет кадров?
- Вопрос еще и в том, наверное, как доказать, если все устно высказывалось?
- Это уже наша работа, это уже зависит от наших специалистов: следователей, оперов, потому что мы же работаем не только по заявлениям и сообщениям граждан, есть еще и соответствующая оперативно-розыскная работа. О ней много нельзя говорить, но я хочу сказать, что нельзя идти по такому пути, что раз меньше проверок, следовательно, надо сокращать штат контролирующих или правоохранительных органов. У нас масса других направлений деятельности. Мы расследуем дела, когда похищаются бюджетные деньги, когда похищаются деньги национальных компаний, это ведь тоже бюджетные деньги, потому что в них стопроцентный пакет государства.
- Нельзя не учитывать наш казахстанский менталитет. Каковы Ваши пожелания, рекомендации молодым специалистам: как можно заставить работать закон, и при этом не обидеть кого-то, кто звонит и просит помочь «разгрести» какое-то дело, учитывая единые родственные узы?
- Конечно, я понимаю, что тяжело родственникам, когда обращаются, но надо исходить из того, что если сам человек, к которому обращаются, твердо придерживается позиции закона, не нарушает его, он и своим родственникам должен говорить: «Извините. Если вы ко мне, как родственнику, относитесь нормально, если не желаете мне зла, то лучше ко мне с такими вопросами не обращайтесь. Если я вашу просьбу выполню, я завтра здесь не буду работать».
- Ротация кадров как-то помогает решить этот вопрос?
- Действительно, на такой работе, так же, как и в любой правоохранительной деятельности, тяжело работать на одном месте более пяти-шести лет. Сложнее работать тем, кто является, допустим, уроженцем этой области, этого региона. Я это прекрасно понимаю, поэтому так же, как и в системе прокуратуры, мы совершаем ротацию. Поработал 5 лет человек в этом регионе – естественно, мы живем не в безвоздушном пространстве, обрастаем знакомствами, связями, и уже тяжело становится работать, начинают приходить ходатаи за того, за другого, за третьего. Учитывая это, мы руководителей направляем в другие регионы.
- Как Вы считаете, какими качествами должен обладать профессиональный юрист, представитель Финпола, прокурор?
- Во-первых, прежде всего, должны быть серьезные, фундаментальные знания. Если работа связана с расследованием и раскрытием преступлений – то должны быть профессиональные знания закона. Опыт, конечно, приходит со временем.
Во-вторых, должна быть чистоплотность. Особенно в нашем деле. В нашей работе много соблазнов, много ситуаций, когда стоишь перед выбором, либо пойти навстречу человеку и он отблагодарит, он все готов сделать, лишь бы уйти от ответственности. Либо стоять твердо, не соблазняясь на сиюминутные выгоды, даже если эти выгоды исчисляются шести-, восьмизначными цифрами.
Если человек порядочен, он знает, что эта сиюминутная выгода потом «боком» выйдет лично для него, для его семьи, для его близких. И все это, в конечном счете, влияет на его имя, на его имидж. Либо он – добросовестный работник, либо он «рвач»: здесь работает, что-то там хапнул, завтра он уже не работник и как говорится, «волчий билет» ему обеспечен. Потому что люди, уволенные из правоохранительной системы за коррупционное правонарушение, имеют минимальный шанс устроиться на государственную службу, тем более, в правоохранительные органы.
Мы сами придерживаемся такой политики: если человек из другой системы уволен за коррупционное правонарушение, то мы его уже не берем. Потому что, работая у нас, он так же и будет продолжать. Человек в кровь впитал эту заразу.
- Если было бы возможным по машине времени перенестись в студенческие годы, Вы бы поменяли профессию?
- Наверное, нет уже. Сейчас, конечно, уже добившись определенных высот, поработав во многих системах, я бы, наверное, сказал, что нет.
- Вы считаете, что достигли всего, чего хотели? Все мечты реализованы?
- Отчасти да. Потому что, будучи юристом по образованию, я поработал и в исполнительной власти, и в законодательной власти, и отчасти в судебной, потому что работа в Конституционном совете приравнена к судебной деятельности. Во всех трех ветвях власти поработал, и как юрист, я считаю, востребован.
- За что Вы любите свою профессию? Есть ли какое-то мерило успешности работы, которое приносит наибольшее удовлетворение?
- Сколько я должностей прошел, в любой из них я могу сказать, что меня привлекало. В прокуратуре меня привлекала возможность работать ради экономических интересов государства. Когда работал следователем, я работал ради того, чтобы человек, совершивший преступление, был привлечен к ответственности, чтобы он не чувствовал себя безнаказанным: нарушил закон – и отвечает по закону. Ставя нарушителя в позицию отбывающего наказания, независимо от того, какого, я тем самым восстанавливаю интересы потерпевшего от этого преступления. Будь то государство, которому причинен громадный материальный ущерб, или будь то конкретный человек, которому принесли физическое увечье, испортили имущество, забрали ценные вещи.
В органах финансовой полиции, будучи руководителем аппарата, я участвовал в подготовке важнейших документов. Совершентствовалась методика работы, и я чувствовал, что когда мы сделаем хороший документ, который помогает нашим коллегам на местах работать более эффективно, это приносило мне удовлетворение.
Мне приносит удовольствие и работа с людьми, разъяснять, как надо работать, на что нужно обращать больше внимания. Когда видишь результаты своего труда, что люди стали более эффективно работать, то чувствуешь, что не зря сидишь на этом месте, не зря корпишь над этими документами.
- Большое спасибо за интервью. Мы желаем дальнейших успехов в Вашем нелегком деле!