|
Малика Дауылбай
Героем сегодняшнего материала является молодой талантливый режиссер Адильхан Ержанов. Его фильм “Хозяева”, показанный в этом году во внеконкурсной программе Каннского кинофестиваля, впечатлил зрителей и кинокритиков. Зарубежное издание Hollywood Reporter назвал фильм главным открытием фестиваля. На сегодня у Адильхана три полнометражных фильма и несколько работ короткого метра, ему нравится снимать авторское кино, говорить со зрителем искренне и честно...
- Адильхан, в связи с успехом Вашей картины “Хозяева” на Каннском фестивале, как Вы себя чувствуете во всей этой атмосфере внимания? Насколько это безопасно для творчества?
- Чрезмерной атмосферы внимания не существует - круг тех людей, которых интересует фестивальное кино, довольно ограничен. К тому же суть режиссеров - оставаться за кадром и рассказывать истории, а те, кому нужно внимание, - это, видимо, актеры. Да и вредно долго находиться в обществе, порой одиночество более способствует творчеству.
- Вы согласны с выражением, что каждое поколение творцов ответственно за то, чтобы отображать свое время разнообразием мнений и взглядов?
- На мой взгляд, любое поколение отражает свою эпоху. Безвкусные клипы, подражающее телевидение тоже отражают эпоху. Кино, которое имитирует Голливуд, выражает смысловой вакуум, в котором мы живем.
Другое дело, что творцы, как Вы выразились, должны работать вопреки своей эпохе, не просто ее отражать, а препарировать, влиять на нее и спорить с ней. Это уже стадия искусства, как это делали в свое время Тарковский, Высоцкий, Уэллс, Чаплин. Это творцы, которые сопротивлялись системе и обнаруживали смысл эпохи, ее изъяны, не боялись открыто размышлять. По сути, все поколения одинаковы и все эпохи давили индивидуальность - вопрос в том, насколько мощно было мышление художников, способных сопротивляться. Иногда это были целые волны, как во Франции, иногда просто одиночки. Иногда, и это самое безысходное, эпохи никого не рождали. Поколение сдавалось без боя. И сейчас у нас происходит некая капитуляция поколения, пока я не вижу никого, кто бы снимал честно, без оглядки на зашоренность взглядов.
- Вы неоднократно говорили о том, что в работах стараетесь отразить судьбы маленьких людей и их право на человеческое достоинство. Почему права маленьких людей, по Вашему мнению, так уязвимы?
- Любой социум состоит из индивидов, а те, в свою очередь, примыкают к определенной системе или иерархии. Вне системы нет людей - и чем более внедрен в нее индивид, тем более он успешен.
Чиновники, бизнесмены, олигархи - это представители звеньев системы, и социум зиждется именно на этой прослойке нашей своеобразной буржуазии. А те индивиды, которые не состоят или плохо внедрены в эту систему - будь то среднего класса или нищие представители, - они более интересны, потому что как бы выпадают из общественного механизма. Таких людей принято называть маленькими, или изгоями. Я их не причисляю ни к тем, ни к другим. Для меня это люди вне системы, это асоциалы, и их существование, на мой взгляд, несет больший смысл, чем у остальных, в них больше поэзии, сопротивления и честности.
Их права уязвимы, потому что общество имеет ценностную шкалу, согласно которой человечность и гуманность где-то в самом низу, а на самом верху - власть и деньги, чего у асоциалов никогда не будет. Есть социализированные общества, но наше нельзя назвать социализированным - оно очень иерархичное, кастовое, и это усиливается с каждым днем.
- В поиске своего стиля, киноязыка - какие жанры, методы и форма подачи стали наиболее близкими для Вас в диалоге со зрителем?
- Наверное, я стал больше доверять себе и пренебрегать формализмом - потому что раньше я считал стиль неким фетишем, где неотступно исследуется каждый пункт, будь то монтажная склейка или обязательный рефрен каких-то приемов. Я понял, что высшее сосредоточение формы в том, чтобы ее избегать.
К примеру, монтаж и выбор ракурса существуют прежде всего для того, чтобы не мешать самой природе экрана отражать смысл. Есть нечто более волшебное в кино, нежели формальные вещи вроде раскадровок или движения камеры, сюжетных поворотов. Это нечто - в свете, в атмосфере, в визуальных вещах, как в фильме “Пикник у Висячей Скалы” Питера Уира - там весь стиль создан из неуловимых вещей, там нет рабского следования машинальным правилам стилистики. Вот эта свобода от стиля меня увлекла и увлекает. При этом, конечно, кино - это форма, а форма - это философия. Отрицать ее невозможно.
- Сюжетная линия фильма “Риэлтор” повествует о том, что слова “родина”, “земля предков” не являются пустым звуком, а несут мощный смысл. Например, о том, что если мы не в силах создать что-то свое уникальное, но в любом случае мы несем ответственность за сохранение достояния, оставленного предками. Адильхан, расскажите, пожалуйста, о том, почему Вы выбрали именно эту тему для сюжета.
- На самом деле “Риэлтор” - это кино в пику гламурному кино, являющемуся знаковым для нашей эпохи. Даже артхаус у нас чистый и гламурный.
В моей первой работе герой нетипичен, монтаж нетипичен, цвет нетипичен. Типичен только сюжет, и в этой патетике, которую я не очень люблю, я искал ошибки, чтобы патетика звучала проще и наивнее, если это вообще возможно. И потом, тема мне нравится, потому что в этом сюжете я смог деструктурировать в некотором роде наш избитый исторический жанр.
- Ваши киноработы сняты исключительно по собственному сценарию? Отчего Вы отталкиваетесь, когда выбираете сюжет для фильма?
- Две вещи влияют на мой следующий фильм - идея и форма. Идея живет вместе со мной, процесс этот зависит от моего сегодняшнего настроения, из него я вычленяю чистую идею, к которой подбираю сюжет.
Сюжетов немного, по сути, около 40 в целом, и я просто подбираю их, как ключи к замочной скважине, идеи, которые преследует меня на текущий момент. Все это так скучно со стороны, что лучше и не рассказывать - рутинное занятие. А уж потом к сюжету подбирается форма. И самое страшное, когда все эти стыковки не работают и ты пытаешься их оживить, а иногда все двигается даже без вмешательства. Но этого почти никогда не случается.
- Противостояние системе и предложенным обстоятельствам - эти темы Вам знакомы в личной жизни, настолько близко Вы их переживаете. Герой фильма “Доживем до понедельника” сказал, что ощущение чужого страдания более остро, чем своего, такой дар рождает настоящих бунтарей и поэтов. Что из предложенного ярче характеризует Вас?
- Наверное, это совесть, когда тебе плохо, когда кому-то плохо. Совесть необходима для творчества. Она приносит боль, а боль - единственный источник для искусства.
Считаю ли я себя бунтарем? По-моему, это у нас называется лезть на рожон. Да, иногда я лезу на рожон. Если я знаю, что за мной правда, я буду лезть на рожон, чего бы это ни стоило. Мне кажется, это естественно.
- Думаю, многие Вас спрашивают о режиссерах, которые Вас вдохновляют. Есть ли в этом списке фамилии наших режиссеров и авторов? Потому как, думаю, творчество современников имеет гораздо большее влияние, оттого что мы смотрим в одну сторону и видим одинаковые события, но реагируем на них по-разному...
- Казахские авторы дидактичны. Они видят реальность субъективно, им необходимы правые и виноватые. Необходима мораль, необходимо выявить добро и зло. Я более неуверенный в действительности человек. Я ощущаю себя ежиком в тумане, и вокруг нет конкретных вещей - лишь силуэты. Потому мне ближе авторы вроде Кафки, Селинджера, Камю. Из отечественных режиссеров в детстве на меня повлияло “Жизнеописание юного аккордеониста” Нарымбетова, больше ничего.
К сожалению, наш кинематограф не настолько чествует форму, как хотелось бы - и бунтарское содержание соседствует с откровенно традиционной формой. Современные кинематографисты потеряли левизну новой волны, все мэтры той эпохи неожиданно поправели - и стали снимать прогосударственное кино. Ничего удивительного, ведь финансируется оно исключительно государством. Однако самому государству на самом деле невыгодна такая монополия - она ведет только к упадку культуры, что сейчас и происходит в кино.
- Адильхан, “Казахфильм” поддерживает молодых талантливых кинорежиссеров вниманием и делом. Однако ситуация с прокатом у нас довольно плачевная. Могли бы Вы, с Вашей точки зрения, объяснить сложившуюся ситуацию. Интересных казахстанских картин в широком прокате нет...
- Виновата ситуация. “Казахфильм” не может создавать только коммерческое или героическое кино. Есть огромный сегмент культурного, авторского кинематографа, который создает имидж Казахстану как интеллектуальной вотчине в Средней Азии. Однако, создавая авторское кино, “Казахфильм” затем вынужден от него трусливо открещиваться - потому что есть непонимание этого сегмента. На деле этот сегмент авторского кино важнее коммерческого, потому что наше коммерческое не смотрят даже у нас, предпочитая Голливуд, а фестивальное кино повышает статус нашей страны как демократической, как бы это ни звучало нелепо.
То же произошло и с моим фильмом. Я считаю, это какой-то трагифарс - “Хозяева”, полностью профинансированные “Казахфильмом”, попадают в Канны, после чего “Казахфильм” убирает лого из титров и до сих пор отрицает всякое участие в нем. Понимаете, настолько сильно предубеждение перед авторским кинематографом, что разыгрывается весь этот недостойный спектакль. Хотя это очевидно - успех для студии. Надеюсь, все же здравый смысл возобладает, и мой фильм выпустят в прокат - однако без резонанса в нашем пассивном обществе такое вряд ли возможно.
- Расскажите немного о будущей картине “Алиюша”. Это будет полнометражный фильм? Над чем Вы сейчас еще работаете?
- Это история про девочку, которая на заброшенном заводе перевоспитывает беспризорников. Вполне жизнеутверждающая история. Мне гарантировал запуск фильма “Казахфильм”, я работал над ним целый год, но, к несчастью для проекта, я попал в Канны, и теперь запуск обречен.
Скорее всего, эти деньги теперь пустят на сериал про домохозяек или очередную развлекательную комедию про чабанов. Однако я готов и к такому раскладу - у меня есть преданная команда ребят (безработных выпускников Жургеновки), и мы снимем даже без денег - пусть чиновники только разберутся, что им нужно - кинематограф или иллюзия кинематографа. |