Сергей Михеев, генеральный директор Центра политической конъюнктуры - для “РИА Новости”
Новый 2011 год Киргизия начала с наконец-то сформированными законодательной и исполнительной ветвями власти. Судя по всему, киргизскими политиками на данный момент достигнут некий компромисс, в результате которого нынешняя конфигурация правительства и правящей коалиции имеет шанс продержаться хотя бы до намеченных на конец этого года президентских выборов. Созданный альянс объединил в себе северные и южные элиты страны, скрытое противостояние между которыми уже многие годы осложняет внутриполитический процесс в Киргизии. Власть не раз поочередно переходила то в руки северян, то в руки южан, что чаще всего сопровождалось конфликтами. Порой весьма кровопролитными, как это случилось в апреле прошлого года

По сути, противостояние между севером и югом страны выходило на уровень угрозы для самой киргизской государственности. Соблазн поделить страну именно таким образом сохраняется и сегодня. Фактически первая попытка создания правящей коалиции в парламенте оставляла партию южан “Ата-Журт” за бортом исполнительной власти, чем провоцировала очередную напряженность. И вот сейчас появился шанс достичь общенационального консенсуса, что само по себе весьма примечательно и важно.
Впрочем, это не значит, что у правящей коалиции и нового состава правительства безоблачные перспективы. Проблем в стране масса, и не секрет, что многое будет зависеть от отношений власти с внешними партнерами. И в первую очередь с Россией, помощь которой, говоря откровенно, уже не первый год позволяет Киргизии оставаться на плаву. Это обстоятельство очевидно для большинства наблюдателей.
Кроме того, необходимо понимать, что в данном случае бессмысленно анализировать ситуацию в категориях, традиционных для западной школы политологии. Конечно, парламентская республика в Киргизии будет отличаться по ряду технологических особенностей от президентской. Но реальная суть политического процесса находится за кулисами этой демократической ширмы. Она сводится к особенностям межклановых, межэтнических и межгрупповых отношений, которые порой никак не отражаются на внешнем уровне публичной политики - причем не только в Киргизии, но и в других государствах Средней Азии.
Реальная политика здесь делается не в ходе парламентских дискуссий, референдумов или даже выборов. Политические механизмы здесь в значительной степени архаизировались после распада СССР и в чем-то вернулись даже не в досоветское, а еще в дороссийское прошлое. Они лишь оформлены ширмой демократических процедур, как шапкой, периодически норовящей упасть с головы. Причем весьма нередко реальная ткань жизни вступает в конфликт с искусственно насаждаемыми нормами политической демократии в западном стиле. Прогнозирование ситуации в данном случае весьма затруднено, и поэтому периодические социальные взрывы, случающиеся, например, в Киргизии, становятся сюрпризом для многих внешних наблюдателей.
Впрочем, и после того, как первое удивление проходит, большинство экспертов продолжает упорно не видеть реальной жизни и пытается интерпретировать события в традиционных терминах евроатлантической политологической школы: “революция - контрреволюция”, “демократия - авторитаризм” - чем еще больше запутывает и себя, и всех остальных. Намеренно или нет, но этот “птичий язык” политологов уводит от осознания реальных смыслов происходящего.
Примером могут служить июньские погромы в Оше. Они никак не укладываются в раскручиваемую интерпретацию последних киргизских событий как “демократической революции восставшего народа против тирании авторитарной власти”. Не говоря уже о том, что свергнутая “диктатура” Курманбека Бакиева не так давно пришла к власти в результате точно такой же “демократической революции”, свергнувшей “диктатора” Аскара Акаева. Все это жонглирование словами к реальности имеет лишь некоторое отношение.
Если рассуждать об ошских событиях серьезно, то на мысли о действительных причинах происшедшего может навести трезвый анализ их реальных последствий и того, кому они были выгодны.
Результат первый - ошские погромы позволили отвлечь внимание людей от реального содержания вопросов июньского референдума по переходу к парламентской республике и утверждения полномочий временного президента страны. События в Оше помогли перевести повестку референдума в русло проблем безопасности, сведя вопрос к следующей банальной постановке - “или мы все, не глядя, проголосуем на референдуме, или бардак и погромы продолжатся”. Такая подмена тезисов позволила обеспечить на референдуме победу властей. А референдум, в свою очередь, стал единственным и главным фактором легитимации новой власти, пришедшей в результате апрельских событий.
Результат второй - в результате референдума Киргизия переведена в разряд парламентской республики. Известно, что самыми горячими сторонниками этой идеи были США. Не секрет, что новая редакция киргизской Конституции писалась при прямом участии американских консультантов.
Результат третий - на данном этапе полностью разгромлено узбекское политическое и экономическое лобби, имевшее особые претензии на рост влияния в стране и пытавшееся воспользоваться нестабильной ситуацией для укрепления своих позиций.
Результат четвертый - на юге страны в результате погромов произошел серьезный передел собственности. Причем речь шла не только о разгроме узбекских элит, но и о переделе сфер влияния между “старыми” и “новыми” группами киргизской элиты. Впрочем, здесь результаты неоднозначны. Но сам факт того, что конкурирующие киргизские кланы и элитные группы под шумок межэтнических столкновений выясняли отношения и пытались переделить сферы влияния, не вызывает никакого сомнения.
Результат пятый - события в Оше значительно активизировали и обострили в Киргизии националистические и радикальные исламские тенденции. В целом по итогам 2010 года, ставшего поистине кровавым в истории современной Киргизии, уровень нестабильности в стране значительно вырос, а также понизился порог возможности дестабилизировать ситуацию в любой момент. То есть местное общество стало значительно легче расшатать и подтолкнуть к насилию. А значит, стало легче и манипулировать внутриполитической ситуацией в стране в целом. В том числе и внешними силами.
Перечислять можно еще довольно долго. В целом ошские события были подобны многоуровневой конструкции, на каждом этаже которой решались свои задачи. И даже если поверить официальной версии о стихийном начале столкновений, все равно очевидно, что события были по полной программе использованы всеми заинтересованными силами. И это не имеет никакого отношения к либерально-романтическим рассуждениям о “борьбе демократии с мировым злом”.
Все это заставляет по-другому оценивать перспективы развития ситуации в Киргизии. Ситуация эта, к сожалению, по-прежнему балансирует на грани. К примеру, очередным фактором дестабилизации могут стать появившиеся слухи о том, что действующий президент Роза Отунбаева якобы собирается отменить намеченные на конец этого года президентские выборы и продлить срок собственных полномочий. Вряд ли подобное развитие событий вызовет восторг даже у тех, кто сейчас входит в правящую коалицию, не говоря уже о деятелях оппозиции. Появятся вопросы и у внешних игроков, если, конечно, слухи соответствуют действительности.
Основной же проблемой Киргизии, вселяющей беспокойство, остается острый недостаток ответственных политиков, способных подняться над узкокорыстными и групповыми интересами для того, чтобы осознать и сформулировать общенациональную повестку дня. Повестку развития киргизского общества, а не постоянного дележа не столь уж богатых ресурсов этой горной республики.