Юлиана Жихорь
Спустя неделю после окончания саммита ОБСЕ в Астане официальный восторг от результатов встречи не спадает. И действительно, окончание саммита подписанием Астанинской декларации, безусловно, является победой мероприятия, учитывая многочисленные споры вокруг ее содержания. Ведь отсутствие итогового документа как такового означало бы провал двухдневной встречи глав государств и правительств 56 стран евразийского континента.
Однако появившийся на свет документ также не внушает надежды на возможность решения всех наболевших за 11 лет проблем. Скорее, напротив, он еще больше проявил всю непримиримость объединенных под единым крылом ОБСЕ сторон и мнений. И усилил сомнения в возможности объединенной работы всех государств во имя достижения поставленных много лет назад целей

Итоговое обсуждение текста декларации заняло как минимум 12 часов. Однако сам процесс внесения поправок в ее содержание продолжался все дни встречи. За время подготовки саммита и его работы было отработано около десятка вариантов документа. Обусловлено это, в первую очередь, значительными разногласиями между сторонами по ряду ключевых моментов, которые, по идее, и должны были содержаться в декларации и плане действий организации на ближайшие годы.
Судя по заявлениям главы МИДа РФ Сергея Лаврова, в декларации должно было быть зафиксировано положение о территориальной целостности Грузии, которое категорически не устраивало Россию. Недаром саммит раньше запланированного покинул президент Дмитрий Медведев, а позже, также ранее срока, - сам Лавров. Заявив напоследок, что “никто ничего не подписывал и подписывать не будет”. Видимо, в документе должны были быть более четкие понятия относительно конфликта в Нагорном Карабахе и Приднестровского конфликта. Однако ни Грузии, ни Карабаха с Приднестровьем в нем не оказалось.
Содержание Астанинской, теперь уже памятной декларации - декларативного характера: оно фактически цитирует положения Хельсинкского заключительно акта. То есть нет ни одной нормы относительно нынешних конфликтных ситуаций на пространстве ОБСЕ.
С одной стороны, прогресс можно все-таки отметить - несмотря на все претензии, страны все же согласились переподтвердить свою приверженность пунктам Хельсинкского акта, которые провозглашают неприменение силы или угрозы силы, нерушимость границ и, что самое главное, территориальную целостность государств. То есть Москва согласилась с лоббировавшимся странами Запада понятием относительно грузинской территории.
С другой стороны, отсутствие четкости в констатации многих фактов дает возможность для вольной трактовки текущих конфликтов - признание суверенного права государств, уважение прав, присущих суверенитету, и обязательство невмешательства во внутренние дела позволяют сохранить текущий статус-кво без изменений и без каких-либо документально зафиксированных комментариев каждой из сторон.
Думается, что при наличии столь диаметрально противоположных мнений в пределах организации, обязанной принимать решения единогласно, консенсуса достичь вряд ли удастся. Ведь, по сути, речь идет не о согласии всех 56 стран, а о консенсусе лишь десятка основных игроков, которые, собственно, и “заказывают музыку”. Остальные, несмотря на высокий статус суверенных, как ни крути, остаются лишь подпевалами.
Подобное положение вещей наиболее четко проявилось на примере Евросоюза, столкнувшегося в последние годы с радикальными разногласиями относительно будущего своих членов. Как минимум четыре государства-члена - Греция, Ирландия, Испания и Португалия - требуют спасения. (Афины и Дублин уже получили помощь от ЕС.) Однако спасением коллег фактически занимаются не все страны ЕС, а лишь доноры союза, основным из которых является Германия. Именно на плечи Берлина весной нынешнего года легло бремя по спасению Греции. И, по сути, именно от его доброй воли зависело, состоится ли банкротство Греции и Ирландии и будет ли вообще существовать ЕС, поскольку страны с неблагополучной экономической ситуацией всерьез задумывались о возможности выхода из Евросоюза.
Так что равноправие всех перед всеми даже в таком удачном интеграционном объединении, как ЕС, лишь декларируется.
Аналогичная ситуация и в ОБСЕ. При всеобщем равенстве в организации одни страны все-таки чуть-чуть равнее, чем другие. И именно они диктуют большую политику, поддерживаемую или не поддерживаемую другими государствами-членами.
Саммит в Астане это проявил в полной мере. Непринятие итогового документа означало бы фактический распад ОБСЕ. Именно для предотвращения этой угрозы страны-участницы нашли выход в упрощении текста декларации до приемлемого для всех содержания.
Однако подобный вариант в период, когда число конфликтов перманентно возрастает, а затянувшиеся не спешат разрешаться, лишь затягивает агонию. Необходима новая форма ОБСЕ, возможно, не консенсуальная. Ведь в случае, когда все участники стоят на позиции собственного эгоизма, ОБСЕ грозит превратиться в аморфное образование, принимающее пустые документы.
В этом, наверное, и заключается главное “историческое” значение саммита ОБСЕ в Астане, ярко проявившего все нарывы на теле Организации по безопасности и сотрудничеству на евразийском континенте.

Астана