Олег Червинский
Узакбай Карабалин: “В нефтянке я всегда на стыке теории и практики”

Накануне 110-летия казахстанской нефти осенью прошлого года еженедельник “НП” и журнал Petroleum запустили совместный проект “Генералы”. Героями цикла интервью, публикуемого на страницах этих изданий, выступают генералы нефтяной отрасли независимого Казахстана, люди, по поручению и в рамках стратегии главы государства определявшие на протяжении 20 лет развитие казахстанской нефтянки. Наш сегодняшний герой - Узакбай Сулейменович Карабалин. Перечисление всех вех его трудовой биографии займет немало газетных строк, а потому скажем только, что в разные годы он возглавлял такие компании, как “Казахойл”, “КазТрансГаз”, “КазМунайГаз”, “Мангистаумунайгаз”. Сегодня он - генеральный директор Казахского института нефти и газа

- Узакбай Сулейменович, Вы родились в Эмбинском районе бывшей Гурьевской области. То есть без вариантов - у Вас на роду было написано стать нефтяником?
- Так уж и “без вариантов”! Варианты были, и разные. Да, я родился и вырос в поселках нефтяников, в так называемых “нефтепромыслах”. Но там, кроме нефтяников, всегда работало много людей совершенно разных специальностей, которые составляют сферу сервиса нефтяников (врачей, учителей, энергетиков, строителей, транспортников и других профессий).
Можно было, как отец, стать педагогом. Можно было податься в летчики, инженеры, строители... В Советском Союзе мальчику из заштатного поселка с хорошими знаниями в пределах школьной программы были открыты двери практически всех вузов. В институт международных отношений, конечно, вряд ли поступил бы, но другие возможности были вполне доступны.
Тем не менее, когда живешь, как говорится, по колено в нефти, в магазин за хлебом идешь мимо работающих качалок, а из классного окна постоянно видишь пейзаж нефтепромысла с его буровыми вышками и качалками, когда мимо окон дома постоянно проезжают не лимузины, а трубовозы, цементировочные агрегаты, вахтовые машины, и нефтью пропитана вся твоя жизнь, согласитесь, суждено одно из двух: или ты возненавидишь эту нефть и сделаешь все, чтобы держаться от нее подальше, или полюбишь ее так, что, как говорится, жизни без нее представить не сможешь. Со мной, к счастью, произошло второе. Нефть - это моя жизнь, моя судьба, и нисколько не жалею, что так сложилось.
- Будучи в Мангистау, узнал, что меж собой тамошние нефтяники называют Вас Аятоллой. А откуда такой необычный титул?
- Мне не доводилось такое слышать от коллег. Но год назад, когда меня удостоили премии “Золотой Прометей” и назвали “Персоной года” в рамках Евразийского энергетического форума “Kazenergy”, в мангыстауской областной газете была опубликована заметка об этом событии. Вот из нее я впервые и узнал, что меня, оказывается, называют Аятоллой. Может быть, потому, что я без пяти минут пенсионер? (Смеется)
Если честно, это, скорее всего, вышло из шутки акима области Крымбека Елеуовича Кушербаева, когда мы обсуждали вопрос об организации больших мероприятий к 110-летию казахстанской нефти. Юбилей мы хотели провести совместными усилиями нефтяных компаний области, он поддержал и сказал, что если это дело будет возглавляться мной, которого он считает Аятоллой нефти, то все будет нормально. Мы посмеялись, и я думал, что на этом все забудется. А дальше - это уже больше похоже на “красное словцо” вашего брата журналиста.
- В советское время Вы достаточно успешно делали карьеру на, скажем так, стыке производства и науки. В Вашем послужном списке работа в НИИ геологоразведки, преподавательская деятельность, защита диссертации. И вдруг в марте 1992 года резкий поворот в карьере - Вас назначают замминистра энергетики и топливных ресурсов. Закономерность? Воля случая?
- Случайность, как мы знаем еще из вузовского курса диамата - это форма проявления закономерности. Это во-первых. Во-вторых, замминистра меня назначили в 1994 году. Но этому предшествовали другие назначения: в 1988-м меня назначили начальником Главного управления глубокого бурения союзного главка “Прикаспийгеология”, который отвечал за все геологоразведочные работы на нефть в четырех областях Казахстана (Мангыстауская, Атырауская, Актюбинская и Западно- Казахстанская), пяти областях России (Ульяновская, Саратовская, Куйбышевская, Волгоградская, Астраханская) и в Калмыцкой АССР.
В 1991-м я стал старшим референтом отдела промышленности аппарата Президента РК и Кабинета министров РК (тогда-то и переехал в Алматы из Атырау, где почти год возглавлял нефтяную кафедру филиала Казахского политехнического института), а в 1992 году - начальником Главного управления нефти и газа Министерства энергетики и топливных ресурсов РК.
Насчет стыка производства и науки все верно, но можно сказать и шире: моя трудовая биография складывалась на стыке теории и практики. Скажем, в 1970-м я закончил Московский институт нефтехимической и газовой промышленности имени Губкина, в 1973-м закончил там же аспирантуру и сразу после этого отправился “в поле” - инженером-технологом по бурению в Южно-Эмбинскую нефтеразведочную экспедицию в поселке Кульсары, откуда ранее поехал учиться в Москву.
Да и последующая работа в Гурьеве в Казахском научно-исследовательском геологоразведочном нефтяном институте только частично можно было назвать научной. Большую часть времени приходилось бывать на скважинах, ставить диагнозы “больным” скважинам, попавшим в осложнения и аварии, прописывать “курс лечения”, возвращать их к жизни.
Работать в лабораториях приходилось в перерывах между командировками, чтобы выработать новые подходы к преодолению проблем на очередной осложненной скважине. Зимой и летом мотались по степи, наматывая сотни километров за сутки...
Так вот, сложилось таким образом, что периодически я занимался наукой, периодически меня призывали применять свои теоретические знания на практике. При этом научных изысканий я старался никогда не прекращать. С давних времен сохранилась у меня привычка вести рабочую тетрадь, куда я записываю новые факты, которые стали мне известны, какие-то размышления, расчеты, теоретические выкладки, практические наблюдения, новые идеи.
Даже возглавляя “КазМунайГаз”, вел такую тетрадь. И постоянно убеждался в необходимости учиться, впитывать новую информацию, проверять теорию на практике. И, видимо, в какой-то момент молодому казахстанскому государству понадобились такие, как я - люди, которые могут теоретические знания применить на практике.
Правда, на этот раз речь шла не о конкретных скважинах и даже не о месторождениях, а о целой отрасли, об организации управления ею в рамках независимого государства.

Узакбай Карабалин (в центре) на открытии выставки KIOGE

- В начале 90-х, на заре независимости, Вы проходили стажировку в компании “Аджип” в Италии. Что для себя вынесли Вы из итальянского стиля ведения бизнеса? Как бы Вы его охарактеризовали?
- Строго говоря, меня посылали изучать не итальянский стиль ведения бизнеса, а опыт и организацию работы крупной международной нефтегазовой компании, каковой “Аджип” являлся тогда и является по сей день. Хотя, конечно, итальянцы очень отличаются от других европейцев, например, французов, немцев, тем более, англичан. Они более эмоциональны, экспрессивны.
По характеру и менталитету они чем-то (не смейтесь) близки казахам. Наверное, сказывается южная география происхождения. Они также почитают своих родителей, дедушек и бабушек. По выходным и праздникам родственники шумной толпой собираются у родителей. Любят встречать гостей и самостоятельно готовят много еды для них. Вместе горюют и оплакивают усопших родственников и молча ожидают в таких случаях от своих коллег слов соболезнования.
В любой простой семье могут собраться вокруг пианино и хором спеть арии из “Аиды”, “Травиаты”. Много говорят между собой, иногда, как и мы, ни о чем. Стараются не оставлять без внимания гостей или коллег из других стран и всегда готовы прийти на помощь, если это потребуется. Может быть, поэтому с ними было легко находить общий язык.
Кстати, итальянский я тоже выучил и бегло разговаривал на работе, сейчас, правда, растерял былой навык - поскольку нет постоянного общения и прошло уже много времени. Сейчас уже в разговоре приходится приостанавливаться и вспоминать отдельные слова.
Итак, почему я оказался в “стране далекой”? В какой-то момент времени пришло понимание, что нам, нефтяникам, не хватает опыта. Причем не профессионального, нефтяного, - с этим у нас все было более-менее в порядке - а современного опыта ведения бизнеса, построения компании, оценки рисков, экономического моделирования, менеджмента. В общем, всего того, чему в Советском Союзе мы научиться особо не могли по простой причине - все это относилось к компетенции министерств и ведомств в Москве.
К тому времени определилось несколько компаний, которые твердо решили работать в Казахстане - это прежде всего “Шеврон” на Тенгизе, “БиДжи” и “Аджип” на Карачаганаке. Они взяли на себя обязательство принять на стажировку нескольких человек из тогдашнего нефтяного руководства Казахстана. Мне досталась итальянская компания.
Тот опыт очень сильно мне пригодился. Ведь, отвечая на Ваш вопрос, “Аджип” - это не столько итальянская, сколько международная компания, выстроенная по всем правилам ведения бизнеса, принятым в мире. В компании работают не только итальянцы, но и высококлассные специалисты и руководители из многих других стран.
- Итальянцы первыми зашли в два крупнейших нефтегазовых проекта на территории республики: Кашаган - в качестве оператора и Карачаганак - сооператором. За счет каких конкурентных преимуществ, на Ваш взгляд?
- Вы намекаете, что за счет “конкурентного преимущества” по фамилии “Карабалин”? (Смеется) Мне приходилось слышать такое и даже, кажется, читать. Чепуха! Во-первых, вопросы присуждения контрактов на недропользование решались открыто, путем тендера, учитывалась масса факторов, а решение принималось в правительстве на самом высоком уровне.
А во-вторых, Карабалин - не такая уж большая шишка, тем более в начале 90-х, чтобы не то что “протащить” компанию, но и как-то повлиять на коллегиальное решение правительства. Вообще, думаю, что только люди, не имеющие представления о ходе переговоров по серьезным объектам недропользования и о механизме принятия решений, которые проводятся с участием всех ключевых министерств, могут думать, что отдельные личности могут “протаскивать” желаемые им компании. На самом деле здесь все поставлено четко по своим местам. Главное - интересы страны.
Что касается операторства на месторождениях, тут сыграли роль другие факторы. В тендере на Карачаганак участвовали два консорциума. Первый консорциум между “Бритиш газ” и “Аджип”, второй - между “Бритиш Петролеум” и “Статойл”. Оба консорциума дали хорошие технические предложения и шансы у них до последнего момента были близки друг к другу. Но консорциум “БиДжи/Аджип” смог дать более привлекательные экономические предложения. Поэтому эти компании получили право на недропользование.
Здесь также сыграло роль наличие у этого консорциума большого опыта работы в газовых проектах, а Карачаганак является крупнейшим газоконденсатным месторождением. Другие факторы - это, наверное, смелость, так как итальянцы более охотно делились новыми технологиями и достижениями в области менеджмента, вообще производили впечатление более открытых людей. Таким образом, “Аджип” и “БиДжи” автоматически стали сооператорами, т.е. эти компании в течение каждых 3 лет работают операторами на месторождении, сменяя друг друга, и это оговорено изначально в соответствующих документах.
Что касается операторства на Кашагане, то история здесь такова. Сначала консорциум принял решение создать объединенную операционную компанию ОКИОК, в которой общее курирование осуществлялось специалистами и руководителями от “Шелл”, но в основном привлекались сотрудники всех других компаний-партнеров.
Позднее, по мере работы над проектом, было признано, что проект такого масштаба тяжело выполнять интегрированной командой, и поэтому бразды правления надо передать одной компании-оператору. Такого оператора консорциум самостоятельно избирал из числа своих компаний-партнеров.
Правительство Казахстана не вмешивалось в этот процесс. “КазМунайГаз” в это время еще не был членом консорциума. Поэтому процесс выбора оператора происходил без какого-либо вмешательства с казахстанской стороны. Единственно, глава нашего государства поставил пять справедливых условий, которым должен был соответствовать оператор: 1) начать добычу на Кашагане в 2005 году; 2) обеспечить транспортировку на продажу не только нефти, но и газа; 3) обеспечить казахстанские предприятия подрядами; 4) дать компании “Казахойл” (впоследствии - “КазМунайГаз”) статус сооператора; 5) беречь экологию Каспия.
В итоге консорциум после длительных обсуждений внутри себя объявил о своем решении назначить операторами компанию “Аджип”. Как видите, становление “Аджипа” в качестве оператора здесь происходило в недрах самих иностранных инвесторов и именно ими были оценены вышеуказанные “конкурентные преимущества” данной компании, которые позволили выбрать его оператором.
- В качестве соруководителя рабочей группы Вы являетесь одним из “отцов” первого казахстанского Закона о нефти. Наверняка это была непростая работа. Расскажите о ней поподробнее. Кто еще входил в состав рабочей группы? Привлекались ли иностранные специалисты? Чью модель Вы брали за основу?
- Работа была действительно непростая. Опыта написания законов у нас тогда еще не было. Да и вряд ли тут помог какой бы то ни было советский опыт, ведь закон должен был быть нового типа - рыночный. Самое главное - он должен был определить правила игры.
До появления закона каждый контракт на недропользование утверждался отдельным указом президента. Фактически глава государства брал на себя личную ответственность за каждый контракт, за каждое СП - перед своим народом и перед инвесторами. На первых порах это, наверное, было правильно: отсутствовало какое-либо адекватное законодательство и крепче слова Нурсултана Абишевича Казахстан тогда вряд ли что-то мог предложить.
Но потом, когда мы понемногу начали встраиваться в рыночные отношения, постепенно двигаться в сторону мировых стандартов, надо было создавать современную законодательную базу и освобождать президента страны от бремени ответственности за каждый коммерческий контракт.
Тогда была создана рабочая группа из представителей заинтересованных министерств и ведомств, которая начала работу в 3-й резиденции управления делами правительства, где была выработана основная концепция закона. Затем мы много раз собирались и работали в разных министерствах, офисах компаний. По правде говоря, вначале мы очень много потратили времени на изменение собственного менталитета.
Если позволите, я процитирую слова Н.А.Назарбаева из его книги “Казахстанский путь”, которые в точности отображает наше состояние того времени: “На первоначальном этапе своей деятельности рабочая группа столкнулась с большими трудностями, так как необходимо было разработать современный законопроект, воспринимаемый иностранными инвесторами и эффективно защищающий интересы государства. Труднее всего было преодолеть сложившийся менталитет. Общество на протяжении десятилетий осуществляло свою трудовую деятельность на базе тотальной государственной собственности. Необходимо было привыкать к такому понятию, как частная собственность, и подготовить закон, который бы защищал не только государственные интересы, но и интересы частного инвестора”.
По правде говоря, когда я впервые прочитал эти строки в книге президента, я поразился тому, насколько он подробно знал, что происходило в нашей группе. Мы вели текущую работу, спорили до хрипоты, писали и уничтожали целые разделы, слушали международных консультантов с затаенным подозрением, что они хотят, чтобы мы “продали достояние республики”, докладывали в правительстве и получали новые ц.у.
Мы знали, что состояние работы докладывается “наверх”. Но чтобы шеф так глубоко интересовался нашей работой, мы даже и не представляли. Теперь приходит понимание, что нефтегазовая отрасль являлась и пока является основным хребтом экономики нашей страны, и президент полагался на эту отрасль, чтобы обеспечить то развитие нашей страны, которое мы видим сегодня. И, видимо, каждый день отсутствия Закона о нефти очень беспокоил его. Может быть, и ему тоже пришлось ломать свой менталитет и незримо пройти вместе с нами непростой путь трансформации к новым реалиям.
Не могу сказать, что мы брали за основу закон какой-то одной страны. Перед нами стояла конкретная задача - отрегулировать отношения инвесторов и государства в сфере недропользования, и мы попытались ее решить, используя все свои новые знания о зарубежном опыте. И нам, считаю, это удалось.
Закон определил главное - то, что нефть, находящаяся в недрах, принадлежит государству. Кому она принадлежит после извлечения на поверхность, в соответствии с Законом, определялось контрактом, т.е. Закон отводил его решение правовым актам, заключенным между правительством и компанией-инвестором.
Очень важно, что финансовые риски при проведении геологоразведочных работ были возложены на инвестора, и в случае неудачного поиска, средства, затраченные на разведку, не возмещались. Был также прописан механизм, при котором инвестор брал на себя обязательства осуществить определенный объем геологоразведочных работ в течение определенного периода - это позволяло обезопасить государство от задержек в проведении разведки и обеспечить, чтобы недропользователь, получив лицензию, не “тянул волынку” в ожидании более выгодной ценовой конъюнктуры или каких-то иных факторов. В случае невыполнения обязательств по геологоразведочным контрактам неосвоенные средства должны были перечисляться в госбюджет.
- В соответствии с этим законом в недропользовании была введена лицензионно-контрактная система. Причем лицензии выдавало Министерство геологии, а за контрактом инвестор шел в Министерство нефти и газа. Я помню, между этими двумя министерствами в свое время шла жесткая борьба за сферы влияния, которая закончилась, как известно, упразднением Мингео. Как Вы считаете, верное решение? Казахстану не нужно собственное Министерство геологии?
- Я не хотел бы сейчас ворошить межведомственные разногласия, которые бывают всегда. И не стал был определять победителя. Решение было верным в том смысле, что правила игры должны быть ясны и понятны игрокам, в данном случае - нефтяным компаниям. Инвестор, решив вложиться в нефтегазовую отрасль Казахстана, должен был четко знать, как и на каких условиях он может начать разрабатывать месторождение.
Что касается Министерства геологии, я не могу сказать, нужен ли данный государственный орган именно в виде министерства, но иметь какое-то сильное независимое ведомство в составе правительства считал бы необходимым. Сырьевая составляющая нашей экономики пока остается превалирующей, и необходимо еще определенное время для диверсификации экономики в соответствии с программами правительства.
Да и для новой индустриальной экономики потребуются возросшие объемы полезных ископаемых, которые будут перерабатываться на уровне высоких переделов на территории нашей страны.
Открытие месторождений является большой и трудной задачей, требующей для своего решения значительных затрат финансовых средств и, самое главное, единой политики и программного подхода к изучению недр в страновом масштабе. Геология, как отрасль, нацеленная в будущее, должна развиваться не только в пределах частных компаний, но и подпитываться государственными средствами, поддерживаться на государственном уровне.

В следующем номере “НП” Узакбай Карабалин расскажет:
- почему Казахстан не выкупил долю в Карачаганаке в 1998 году, хотя имел на это право;
- как создавалась нацкомпания “КазТрансГаз”;
- зачем “КазМунайГазу” завод в Румынии;
- нужно ли нам бояться засилья китайцев в нефтянке.