Ольга Шишанова

В столичном русском Академическом театре имени Горького - премьера спектакля “Манкурт. Вечный раб”. Автор и постановщик - известный таджикский драматург, режиссер, актер театра и кино Барзу Абдураззаков

Произведение “Манкурт. Вечный раб” соединило в себе бессмертные творения Чингиза Айтматова, Альбера Камю, Джорджа Байрона, Венедикта Ерофеева и Евгения Шварца. И это уже не первое воплощение темы режиссером на театральных подмостках. Буквально в прошлом году, только чуть видоизменная, в том числе и по названию, пьеса была представлена труппой киргизского Государственного национального русского театра драмы имени Айтматова на международном театральном фестивале стран СНГ и Балтии “Встречи в России”. Но год назад в спектакле под названием “Баллада о Манкурте” все-таки было больше от самого Айтматова, точнее от его романа “И дольше века длится день”. Сегодня это своеобразный микс на тему борьбы с религиозным экстремизмом и терроризмом. На тему того, как это способно перевернуть мировоззрение любого, и одновременно попытка обратить внимание зрителя на обстоятельства, которые толкают человека стать безвольным послушником и слепо следовать чужим идеям. Не зря пьеса на прошлогоднем апрельском театральном фестивале в Санкт-Петербурге получила премию имени народного артиста СССР Кирилла Лаврова. Сегодня Барзу Абдураззаков - наш собеседник.

- Господин Абдураззаков, ваш спектакль “Манкурт. Вечный раб” - сложный, в нем смешаны разные жанры. Какова основная его тема? Что вы хотели донести до зрителя?
- Когда мы теряем понятия добра и зла, то непременно теряем Бога. И на протяжении всего спектакля эта идея красной нитью проходила сквозь сюжет, я пытался донести до зрителя именно ее. Вспомните Достоевского, который устами одного из своих героев спрашивает: “Раз Бога нет, тогда все можно?”. Вот это и есть квинтэссенция вопроса, на который я хотел попытаться найти ответ в своем спектакле.
- Как долго вы готовились к премьере?
- Мы - я и артисты - готовились к выпуску без малого 28 дней, то есть всего лишь четыре недели.
- Как писался сценарий, как вы отбирали материал для темы?
- Я изначально избрал темой террор. Например, у меня в голове не укладывается, что террором может оказаться некий мальчик с поясом шахида и кричащий слова: “Аллах, Акбар!”, что противоречит самой их сути. Особенно, после чего он взрывает не только себя, но и ничего не подозревающих людей. Поэтому я продумывал все это глубже, пытаясь проанализировать корни самого террора, попытаться понять, откуда он появляется, чтобы затем проявиться. То есть все его виды - идеологический, умственный, ментальный, личностный. Как видите, он бывает разным, и рассмотреть я его хотел также с разных точек зрения.
- Как появился Манкурт?
- Вот на фоне этих попыток познания и на базе этого собирательного героя я стал отбирать материалы. Так у меня появились отрывки из произведений Шаламова, Ерофеева, Айтматова, Камю, Шекспира, даже эпизоды из “Дракона” Евгения Шварца, то есть все то, что могло помочь, на мой взгляд, раскрыть тему ментального террора. Замечу, что творчество было индивидуальным - я самостоятельно собирал тексты, компоновал их, составлял стройную композицию, добавляя или убирая фразы, которые произносят герои на сцене. И процесс этот длился буквально до дня премьеры.
- То есть вы хотите сказать, что текст, а следовательно, и временные рамки самого спектакля могли быть еще шире?
- Да, мы исключили, например, три полноценные сцены. Жаль, хотя мне и так говорили, что спектакль сложен для восприятия. Но, помилуйте - ведь и “Братья Карамазовы” Достоевского сложны, и произведения Марселя Пруста. Я пою так, как Бог дал мне голос, поэтому даже не задумывался, честно говоря, сложен этот спектакль или нет. Я думаю и пишу так, как Бог дал мне сознание, дух, талант, вдохновение - я не могу его опустить ниже.

- Как вы считаете, у вашего зрителя должна быть хотя бы минимальная литературная подготовка, он должен пытаться уловить именно ваш замысел - то, что именно вы хотели сказать?
- Нет. Потому что теперь “Манкурт. Вечный раб” - это самостоятельное произведение. Тем более что для постановки я изучил огромное количество материала, и я бы весь его хотел использовать в спектакле. Но вот спешка в работе, рамки сроков, которыми я был ограничен, не позволили мне этого. Тогда как я, несомненно, сделал бы спектакль более совершенным, чем он на самом деле получился, чем он есть на сегодняшний день. В том числе - еще глубже и сложнее. Ведь такие вещи пишутся годами, анализируя подсознание режиссера, беря интервью у многих людей, которые сегодня от нас уже просто уходят. Тем не менее, я все равно доволен тем, что у нас с творческой труппой столичного русского театра драмы получилось.
- Будет ли продолжение идеи, темы?
- Я думаю, что завершил ее рассматривать сегодня. Если я и решусь продолжить, то это будет уже нечто совсем иное. Я уйду в другое плавание.
- Как вам работалось с художником-постановщиком?
- Первоначально мы отталкивались от операционной комнаты. Потом переходили к декорированию комнаты допроса и, наконец, решили воплотить некое аскетическое пространство, где происходят операции мозга. А еще мне повезло с артистами театра, они все просто замечательные. Я бы сказал даже, что это лучшая команда, которая была в моей творческой жизни, потому что мне редко доводилось видеть такую отдачу и отношение к работе.

Астана