Наталья Маркова
В гостиной светской хроники - звезда телеэкрана Игорь Кириллов. Полвека в кадре. Более тридцати лет на главном экране Советского Союза. Лицо “Времени” в прямом и переносном смыслах. Игорь Кириллов - никаких выступлений генсеков, результатов посевных и запусков в космос. Время поговорить о личном

Началось все...
Началось все еще в школе, к нам пришла учительница русского языка Серафима Сергеевна Смирнова, мы называли ее Три “С”, которая нас - детей войны, собрала в единый кулак: “Хватит бегать по улице, хватит гонять коробки от консервов и мячи” (мы такие самодельные мячи из старых бабушкиных чулок делали). Она нас приучила к тому, чтобы мы с большим уважением относились к русскому языку. И благодаря ее стараниям мы организовали кружок художественного слова, драматический кружок. Даже ставили пьесу Горького “На дне”. Я Сатина играл. Она заложила основу - любовь, уважение и трепетное отношение к родному языку.

Потом...
Потом в театральном училище, Щепкинском училище Малого театра... Мне повезло. Я видел старейших актрис, опытнейших актеров, как они собирались, как они готовились к выходу на сцену, чтобы сказать одну фразу. Например, в “Горе от ума”. Варвара Рыжова, Елена Гоголева, ну обо всех даже не вспомнишь, как они готовились. Одна сидела вся погруженная в себя, Елена Гоголева ходила большими шагами - входила в образ.
Варвара Рыжова - такая всегда смешная, она как-то вот так готовилась, что-то шептала, что-то такое шептала, шептала. И потом, когда они выходили, “проходили” одну фразу - овации в зале. Хотя в основном это дневной спектакль был - большинство детей там были с родителями, конечно. Это вызывало овации, потому что образ проходил. И, конечно, Ольга Высоцкая, моя вторая мать, величайший диктор Всесоюзного радио вместе с Юлием Борисовичем Левитаном... Они прошли огромнейший путь. Это первые народные артисты СССР. Они меня вдохновляли на каждый мой шаг.

Вы знаете...
Вы знаете, в прошлом году была как раз круглая дата с тех пор, как я стал работать на телевидении. Но начал я работать помощником режиссера, мечтал стать режиссером. Но так было положено у нас - нужно пройти все стадии: помощника режиссера, ассистента режиссера, потом режиссера третьей категории, второй, первой. Плюс талант, и только тогда ты будешь режиссером высшей категории. То есть режиссером-постановщиком.
А я по молодости, по глупости хотел сразу стать постановщиком. Предложил несколько сценариев. Но меня успокоили, так сказать, опустили на землю с небес. И сказали, что нужно, по крайней мере, лет двадцать пять, чтобы стать настоящим режиссером, если будет талант. У нас был фестиваль молодежи и студентов. Я тогда работал в музыкальной редакции помощником режиссера. И через два с половиной месяца был конкурс - 27 сентября.
В этот же день после конкурса меня, ничего не умеющего и не знающего, посадили вести информационный выпуск - тогда просто называлось “ПИ” - последние известия. Как все происходило, я не помню, было такое полусознательное состояние, потому что, ну сами понимаете, никогда не был с этим связан и вдруг - сразу в эфир. Ну и с тех пор прошло уже вот почти пятьдесят лет.

Вообще слово “звезда”...
Вообще слово “звезда” для меня - табу. Для меня звезда - это то, что на небе, вот это да. А то, что мы называем звездами сейчас, это не звезды, это просто профанация такая. Поэтому мы никогда - наше поколение - не чувствовали себя звездами. Это же мотыльковая профессия: пока ты работаешь, пока тебя видят - тебя знают, но как только ты уйдешь с экрана, то пройдет не так много времени и о тебе забудут. Но по молодости, по глупости, я считал: нет уж, если такие письма приходят, значит, меня все любят. Понимаете?
И вот однажды во время киносъемок на Выставке достижений народного хозяйства я готовился к эпизоду, который должен был снять, вдруг слышу за спиной две женщины говорят. Одна говорит: “А мне Кириллов не нравится. Вот Балашов - это другое дело. А Кириллов ну не нравится”. У меня похолодело сердце. Думаю, как это: все любят, а она?.. Так мне стыдно и смешно было. И с тех пор... Это был хороший урок. Я очень признателен этой женщине. Поэтому к звездам у меня отношение такое, однозначное.

Ну, сейчас...
Ну, сейчас уже другое поколение пришло. Вы знаете, дело в том, что телевидение, как сказал один очень умный человек, и это действительно так, - это зеркало жизни. Хотите вы этого или нет. Вот раньше была одна страна, один режим был, телевидение было другое. Страна поменялась, страна разрушилась, ну совсем другое сейчас время. И телевидение совершенно другое. Оно отражает именно ту жизнь, которую мы сейчас проживаем с вами. Поэтому я считаю: все идет так, как нужно.
Другое дело, что профессионализма на телевидении стало значительно меньше. Больше такой самодеятельности, причем не очень высокого качества. Но это в общем целая история, об этом можно говорить часами.

Раньше мы работали...
Раньше мы работали, если говорить откровенно, не на Кремль. Наше кредо было таким - мы работаем на народ. Поэтому на письма реагировали очень остро. А рейтинг передач определялся по количеству и по качеству писем. Если сто мешков приходит на передачу, значит, передача состоялась. А если десять мешков... Все, ребята, переделывайте передачу или мы ее снимем с эфира.
Каждый выход в эфир - живой, естественно, никаких записей не было. Я не мог видеть, но самый главный мой, самый лучший критик была, конечно, жена Ирина, она тоже 33 года проработала на телевидении звукорежиссером. Мы с ней знакомы с одиннадцати лет были. Прожили с ней больше пятидесяти лет. Вот она критиковала меня безумно. Она не очень подыскивала слова, не так, как писали зрители. Она меня знала с детских лет, знала мои некоторые положительные качества и огромное количество отрицательных качеств. Так что она мне помогла тоже стать более-менее настоящим профессионалом телевидения.
 
Ну, мне довелось...
Ну, мне довелось вместе с моей многолетней партнершей Анной Николаевной Шиловой вести многие музыкальные передачи. “Голубые огоньки” прежде всего, потом “Песни года” мы начали, первые пять лет вели. Таких песен, как мы говорим сейчас - хиты, было очень много. В общем очень много песен... У меня, кстати, в машине есть записи - по старинке еще, не на дисках эти записи - я сам записывал, собирал. Это любимые песни начиная с тридцатых-сороковых-пятидесятых годов.
Там у меня собрано все-все-все, что трогало наше поколение, то, что трогало меня, мою семью, мою жену и детей, в какой-то мере. Иногда романсы вспоминаю, которые исполняли великие наши певцы - солисты Большого театра: Иван Козловский, Максим Михайлов. Кстати, вот они, когда мы Юрия Алексеевича Гагарина встречали, приехали. Ну был такой очень торжественный вечер, к сожалению, он не записан. И вот они тоже приветствовали Юрия Алексеевича, уже в самом конце, потому что искусству, культуре обычно отводилось самое последнее место. Ну а перед этим они зашли в Столешников переулок и для храбрости там коньячку немножечко хлебнули. Так они очень долго ждали...
В общем, когда мы им предоставили слово, они были очень хорошенькие такие. Вот они подошли к микрофону и испугались - это же финал. Понимаете? Они еле дошли, вот так раскачиваясь, и поняли, что лучше им не говорить, а петь. И они великолепно исполнили романс, который безумно любил Юрий Алексеевич Гагарин, “Нелюдимо наше море”. Это песня моряков - “Нелюдимо наше море. День и ночь шумит оно. В роковом его просторе...” И так они раскачивались, как моряки, знаете, всем показалось все нормально, все хорошо, никто ничего не заметил.

Нас очень хорошо принимали...
Нас очень хорошо принимали алматинцы. Алматинское телевидение на меня произвело очень большое впечатление, потому что технически оно было оснащено еще лучше, чем Центральное телевидение. И меня поразила информационная программа, которая сначала шла на казахском языке, пятнадцать минут или двадцать, а потом в переводе на русский язык. И наши коллеги очень хорошо работали и на русском языке, и, конечно, на своем.
А жили мы недалеко от Алма-Аты, в таком, по-моему, весьма привилегированном месте, в таких хороших гостиницах. На Медео ездили. А ваши бани, потрясающие бани! Таких бань, по-моему, в мире нет. Там собраны, собственно говоря, со всего мира разные бани. Понимаете? Там и сауны есть, и турецкие, и греческие, и римские. Я надеюсь, что до сих пор они функционируют...
И, конечно же, кухня! Я вовсе не гурман, более того, совсем не привередлив в еде, но казахская кухня мне очень понравилась... Особенно мясо, у вас много мяса.

Люблю...
Люблю все время что-нибудь делать. У меня есть свой сарайчик, в котором у меня инструменты. Могу ломать, потом чинить, потом снова сломать, потом снова чинить, это у меня с детства такое. Но обязательно что-то надо делать физически. Раньше, когда у меня были советские автомобили, я в основном все свободное время увлекался совершенствованием наших замечательных автомобилей. Иногда что-то удавалось. Я помню, один двигатель я довел до совершенства.
У меня была одиннадцатая модель - двигатель одиннадцатый - ну, “Жигули”. И с помощью замены жиклеров (калиброванное отверстие для дозирования подачи жидкого топлива или воздуха) в карбюраторе я довел его до такой степени, что он работал, как двигатель третий. Понимаете? То есть все так хорошо... Ну, не записал, какие именно жиклеры я поставил. Понимаете? И следующий автомобиль был, когда меня спрашивали. Не знаю, ну, увлекся настолько, что вот...
Что обо мне да обо мне, и вообще - хватит обо мне (смеется)...