Аккаин Авельбаева
В гостиной светской хроники - специалист в современном искусстве и в современных чиновниках Жанат Елюбаева. В год празднования миллениума в Астане Жанат принимала непосредственное участие в оформлении города. Там же она обзавелась единомышленниками, которые и по сей день помогают ей осуществлять творческие амбиции. Да так удачно, что впоследствии она с властной помощью расставляла объекты современного искусства по всей стране: в столице, в Шымкенте, а сейчас собирается украшать Кокшетау.
Каким образом она смогла убедить некоторых властей предержащих в том, что внешнее оформление городов может быть связано не только с достижениями батыроведения и селективного животноводства, читайте в материале

- Когда-то, после безуспешных попыток найти меценатов для современного искусства, я решила, что само искусство должно выйти на улицу. Гора не шла к Магомету, и Магомет пошел к ней, - рассказывает об этом сама Жанат. - И среди чиновников нашлось очень много прогрессивных людей, которые меня поддержали, представляете?!
- Если честно, не очень.
- Напрасно. Когда-то я делила людей на чиновников и нечиновников. А сейчас перестала. Среди них очень много положительных людей и патриотов. После встречи миллениума, в котором я принимала непосредственное участие как одна из авторов идеи, я обзавелась нужными связями. И, конечно, мне было легче потом реализовывать свои проекты.
Сейчас я стремлюсь выставить то, что у многих наших художников находится в мастерских. Там бывают такие классные работы! Иной раз мне даже хочется их за свой счет установить на улицах. Наверное, я так и буду делать, когда подзаработаю денег. Нужно даже не столько признание авторов произведений, сколько самих произведений. Они настолько прекрасны, что хочется дарить их людям.
В Японии огромные очереди на выставки современного искусства. Я спрашивала местного искусствоведа: почему? Он ответил: потому что это расширяет рамки сознания. Я так удивилась!
- Но в Японии и ношенные трусики юных школьниц продают. Тоже можно сказать, что расширяет сознание.
- У людей должен быть выбор. Хочет - пусть любит трусики, хочет - современное искусство. У каждого свое видение и свои вкусы. Это высшее проявление демократии. Не запретишь же продавать трусики, если это кому-то надо.
Поэтому мне хочется ставить какие-то суперсовременные инсталляции, на которые правительство никогда не отважится. Самое смелое, что мы смогли установить, - это лошадь Трякина-Бухарова в Астане. Этого мало. Когда-нибудь, подзаработав денег, я начну ставить то, что нравится лично мне. Я понимаю, что за счет государства сделать это не получится. Пока это были компромиссы.
- А кто Вам сказал, что Вы имеете право навязывать свой вкус большинству?
- Те, кому не нравится, пусть и не смотрят! Вот Вам не нравится Аблай хан на привокзальной площади Алматы II - не смотрите на него, и все. Я считаю, что на улицах должно быть абсолютно все. Кому-то и Аблай хан по душе. И не надо высокомерно относиться к народу. Может быть, не все сразу поймут радикальное современное искусство, но все его не должны понимать. Даже если 10 процентов населения поймет ту или иную скульптуру, она имеет право быть установленной. Когда мы ставили скульптуру в Астане, Вы даже не представляете, сколько было положительных откликов! Демократия - это обслуживание не только большинства, но и меньшинства. Мы не можем все время опускаться до уровня быдла. Самые авангардные произведения находят отклик в народной среде. Все равно находились люди, которые говорили: да, это действительно супер! Художники ведь тоже не придурки, которые делают какую-то фигню, потому что им заняться больше нечем. Художник - это нерв общества.
Олжас Сулейменов недавно на вопрос о том, почему такое напряженное время, а писатели все молчат, ответил: “Пегас добывает подножный корм и крылья ему не нужны”. Многие художники тоже заняты выживанием. Но есть среди них маленький процент, голодных и холодных, но не разучившихся летать. Есть же у человека внутренняя совесть - он не может не делать то, что делает.
А сейчас, в момент кризиса, художники, которых я лично знаю, находятся в совершенно бедственном положении. Особенно в Шымкенте. Творческие работы не востребованы, даже заказов на “халтуру” нет.
Если в момент строительного бума они выживали интерьерами, оформительскими заказами, то сейчас все в совершенной стагнации.
Со своей стороны, мы, как менеджеры, помогали чем могли современным художникам, “выбивая” заказы у частников, у государства. Но сейчас и это в ступоре. А молодым, которые должны обеспечить преемственность, еще труднее. Кому нужна сейчас преемственность борьбы за существование?
- А как Вам удалось пробить культурную модернизацию старого и в определенном смысле доброго Шымкента?
- Помог Умирзак Шукеев, занимавший в тот момент пост акима Южно-Казахстанской области. Но мы не пошли наобум. Мы понимали, что приехали из Алматы и не имеем права учить шымкентцев жить. Поэтому провели сначала круглый стол “Новый Шымкент - новое мышление”. А у южного города на то время сложился ужасный имидж: мафия, а тут еще и вспышка ВИЧ... В Астане были газеты с объявлениями: “Требуется водитель, чимкентских не беспокоить”. Это же дискриминация!
А ведь Шымкент - это духовная колыбель Казахстана! Там похоронено более 380 святых, именно оттуда Ходжа Ахмед Ясави дал знание, которое дошло до Мангыстау. И почему именно там сейчас такая напряженная зона в духовном плане? Только торговля и преступность. Кризис духовный. Скандал со СПИДом был первым посланием: вы неправильно живете.
И вот на этом круглом столе такие классные идеи наши гости выдвигали! Но, к сожалению, мы все не успели сделать. Кстати, уже год мы не можем добиться выплаты денег за свою работу от нового акима Шымкента.
- В Астане на стеле установлена замечательная птица счастья Самрук, с виду напоминающая гипертрофированный памятник окорочкам. Как Вы думаете, почему она появилась?
- Большинство наших чиновников родом из СССР, отсюда и тяга к гигантомании, символизму. Чиновник с советским менталитетом, разумеется, найдет такого же мастера. Кстати, один немецкий художник делал проект о том, что у нас поменялись символы, а назначение их осталось прежним. Был красный цвет, стал голубой.