Ольга Шишанова
Музыка как лекарство, когда композиции кочевников способны исцелять, причем не только душу, но и тело. В этом уверен казахстанский композитор Серик Нурмолдаев. В основе его уникальной этнотерапии лежит звучание древних музыкальных инструментов. Именно они позволяют уйти от суеты, проникнуться философией свободы номадов и ощутить целительную силу просторов Великой степи. О чем и рассказал он корреспонденту “НП” в эксклюзивном интервью

- Серик, что в вашем понимании значит исполнение этномузыки? Что вы стараетесь донести до своего слушателя?
- Сама по себе этническая музыка, древний фольклор - тот, который я сегодня пропагандирую, - это древняя культура наших предков. У меня очень много проектов, которые направлены на расширение сознания, расширение понимания, что такое вообще этника. Потому как сегодня, в связи с глобализацией, в связи с информационным шумом у людей в отношении этого зачастую складывается совершенно поверхностное впечатление об этнической музыке. А мне хотелось, чтобы это понимание шло из глубины, воспринималось на генном уровне. То есть каждый человек должен отталкиваться от своей природы, от своего внутреннего “я” для того, чтобы у него сформировалась какая-то идентичность, и для того, чтобы он нашел свое место в сегодняшнем обществе.

- Как вы сами пришли к такому мировосприятию?
- Я шел к этому довольно долго. И сегодня преклоняюсь перед моими родителями, перед моими учителями, которые вкладывали все это в меня с малых лет. По словам моих родителей, когда я еще был совсем маленьким, мне включали для прослушивания национальные этнические мелодии. Для меня это было вместо сказок, вместо колыбельной, так я привыкал к фольклору. Позже, когда я пошел в школу, мои учителя буквально заставляли меня играть не только на домбре, но и изучать все казахские народные инструменты, говоря при этом, что даже если я не свяжу свою жизнь с музыкой, мне это все равно пригодится в будущем. Тогда я все это не совсем ясно себе представлял и периодически, правда, подумывал о том, чтобы заняться бизнесом или пойти учиться на юриста, либо вообще отправиться в путешествие. Но музыка меня всегда возвращала к себе, манила обратно. И сейчас я могу сказать, что все равно многие из моих желаний сбылись благодаря именно музыке. Потому что в моем понимании своеобразная святость инструментов толкает на множество поступков, и ты начинаешь смотреть на мир совсем другими глазами. Ты начинаешь воспринимать его на философском уровне, у тебя появляются совсем другие мысли, и ты словно чувствуешь рядом своих предков.
- То есть вы пропускаете все это через себя?
- Да, потому что, играя каждое произведение, ты понимаешь, через что прошел, что чувствовал композитор, сочиняя его. И такое понимание должно быть у каждого. Я снова говорю о том, что поверхностное понимание этнической музыки так и оставит ее в области экзотики, если не копнуть глубже. Тогда как в другом случае наружу выходит уже твое истинное “я”.
- Несколько слов о группе “Туран”, с которой вы часто выступаете. Какова ваша роль в ней?
- Наше совместное осознание собиралось по крупицам, и точкой отправления, когда, в частности, полностью поменялось мое мировоззрение, стал этот коллектив. Вместе с ним мы пережили очень многое, я сам стоял у его истоков, когда мы только начали выступать. Нас было пятеро студентов-энтузиастов, которые в принципе когда-то не понимали, к чему идти. Нам дали в руки инструменты, а я был просто рад тому, что нашел людей, которые думают так же, как я, которые похожи на меня. Потому что до этого, если я чувствовал себя какой-то белой вороной, в большей степени меня не понимали многие из моего окружения, то в лице этих парней я нашел единомышленников, и, естественно, все это еще больше переливалось в какие-то события, в новые пути наверх.
- Помогло нечто свыше?
- Возможно. Мы сами с парнями порой шутим, говоря, что нас свела сама судьба, чтобы мы могли создать некое движение в том направлении, над которым сейчас работаем. Хотя нас критикуют, считают - то, что мы делаем, может быть неправильным. Но мы все равно внутри себя знаем, что так и должно быть. Ведь мы не на пустом месте все это делаем - мы читаем историю, общаемся со многими учеными из разных стран. Я бы даже сказал, что, сочиняя то или иное произведение, мы к нему идем годами, подходя к вопросу очень основательно. Ведь мы понимаем и хотим того, что после нас это произведение должно остаться, должно жить, и нами при этом вовсе не руководит желание стать известными, нет. Напротив, я считаю, что любое наше произведение должно просто остаться в умах будущих поколений и воспитывать их в правильном ключе, в правильном направлении. Как это происходит сегодня с музыкальными произведениями, например, Ахмета Жубанова, с композициями казахских музыкантов, что жили и творили в XVIII-XIX веках, чьи мелодии будут жить всегда. И потому нам, решившим стать некоей определенной частичкой столь огромного пласта культуры, тоже хотелось бы оставить в ней свой след. Именно поэтому мы так скрупулезно подходим к своим произведениям.
- Что может стать поводом, толчком для создания новой мелодии или песни?
- Это просто так не приходит. И, несмотря на то, что сегодня очень много можно наблюдать последователей “Турана”, вы не поверите, но в каждом регионе - по несколько копий, так же как и их сочинения носят точно такой же характер, все это не относится к глубине. Ведь, если ты хочешь по-настоящему научиться созидать, по-настоящему сочинять, общаться, я бы сказал, на уровне духовности, душевного восприятия, необходимы в первую очередь знания. Знания истории, культуры и всего музыкального мира. Без этого никак.
- Каковы ваши творческие задумки?
- Я запустил сейчас очень много проектов, потому что мне хочется, чтобы культура охватывалась объемно. И я хотел бы ее показывать не только с музыкальной стороны, но в разных форматах, сделав ее интересной и очень современной для сегодняшнего зрителя и слушателя. Потому что моя задача, как я ее понимаю и воспринимаю, - это воспитание поколения этой самой культурой.

Фото пресс-службы “Казахконцерт”

Нур-Султан