Размышления о книге Султана Акимбекова “История степей. Феномен государства Чингисхана в истории Евразии”
Второе тысячелетие ознаменовалось у нас в стране пробуждением в коллективном бессознательном народа глубинного ощущения собственной идентичности, активизации древнейших архетипов кочевой культуры Великой Степи. Сознание, скованное ранее прямолинейными парадигмами коммунистической идеологии, раскрепостилось. Начался великий процесс рефлексии и самопознания казахской нации, и мы стоим лишь в начале этого пути, ибо следующий шаг - переход от чувственно-эмоциональной экспрессии к научному осмыслению.
Яркой вехой эволюции “постсоветской” гуманитарной мысли является книга Султана Акимбекова “История степей. Феномен государства Чингисхана в истории Евразии” (2011). Труд сей, на мой взгляд, знаменует собой качественно новый этап в национальном духовно-интеллектуальном возрождении. А именно - переход от поэзии мифа к научной логике.
Не принимая догматов линейной логики “формаций”, автор в то же время сумел “не выплеснуть из купели с грязной водой и младенца”. Под “младенцем” разумею мощный метод диалектического анализа. Автор рассматривает кочевую и оседлую цивилизации в качестве органического единства и живой целостности. К диалектическому анализу автор весьма органично подключил и методологический принцип “Вызов-ответ” философа и историка А. Тойнби. Заслуживает внимания сама методика изложения и подачи материала. “Нащупав” диалектическое противоречие в его “зародыше”, автор вычленяет его в форме вопроса. Подобная “интерактивная” форма подачи материала также является стилистической инновацией в противоположность безаппеляционно-менторским или агрессивно-пафосным стилям большинства отечественных и зарубежных исследователей.
Центральным стержнем исследования С.Акимбекова является диалектика сложных взаимоотношений оседлых государств Китая (начиная с династии Чжоу до империи Цзин) с “варварскими” кочевыми народами (начиная от разноплеменных Ху до монгольской империи Чингисхана). Следует особо отметить введение в научный оборот истории ряда новых и вполне адекватных терминов из современной политологии. Интересной является выдвинутая и обоснованная автором гипотеза о происхождении трех казахских жузов. Гипотеза небесспорная, но явно имеющая “рациональное зерно”. Не менее интересной является гипотеза о причине возникновения принципиальных различий в организационно-управленческих моделях европейских государств и Российской империи как прообразов современных типов управления Запада и Востока в свете китайской государственно-управленческой традиции.
С. Акимбеков вскрывает имманентную логику объединения кочевых орд в первой исторически достоверной кочевой империи Хунну как “ответ” на тот “вызов”, который был брошен объединением китайских княжеств в мощную империю при Цинь Ши Хуанди. Исследователь на цифрах и исторических фактах показывает неумолимую логику объединения кочевников в империи хунну, сянби, жужаней, создания Тюркских и Уйгурского каганатов, наконец - Монгольской империи Чингисхана - как единственно возможные адекватные ответы на процессы централизации и усиления, происходившие в историческом Китае. Это, по сути, представляет собой инновацию в историософии, оригинальный взгляд на историю Центральной Азии под новым “углом” зрения. В основе борьбы, показывает автор, лежат не столько чьи-то личные амбиции или идейно-религиозно-политические устремления, сколько железная логика конкурентной борьбы за товары и рынки. Это очень важный момент, особенно, если иметь в виду научные открытия Ю. Зуева о роли “катунской фратрии” в кочевых сообществах, а также роль и влияние женщины как главного потребителя товаров текстильной, косметической, ремесленно-бытовой, ювелирной и прочей промышленности.
Отчетливо и рельефно показываются автором масштаб социальной и этнографической революции Чингисхана, новые принципы организации родов по “тысячам”, а племен - по “десяткам тысяч” (туменам), а также влияние этой революции на этногенез протоказахских родов и племен. Показана роль личности и личного авторитета в глазах воинов-кочевников на примерах Никудери и Ногая, когда антропоним/эпоним становится этнонимом, то есть родоплеменным названием.
К сожалению, в книге не рассматривается глобальное значение тех технологических революций в металлургии, которые совершили сибиро-алтайские племена “кузнецов-металлургов” сперва в эпоху бронзы (сеймино-турбинский транскультурный феномен и “оловянистые бронзы”), затем - в постхуннские “темные века” (промышленная плавка и легирование железа в противоположность низкопроизводительной “кричной” ковке). Именно последнее открытие и монопольное владение высокотехнологичным металлургическим “ноу-хау” позволило потомкам Ашина феноменально быстро и без особенного военного принуждения (в отличие, к примеру, от Чингисхана) возглавить народы и племена от Манчжурии до Балкан. Народный праздник “Ергенекен” и сопутствующие обряды в образно-иносказательном виде описывают это достижение “чудских” народов Алтая, прототюрков.
О лингвистике. Правильно отметив открытия Пуллиблэнка, автор вслед за ним делает прямолинейный вывод о кетоязычности хуннов. Но упускает из виду тот факт, что конфедерация хунну “боевым ядром” имела огузоязычные он-уйгурские и тогуз-уйгурские племена (см. В.В. Радлов “К вопросу об уйгурах”, 1893). Были также среди хуннов вассальные племена ираноязычных уйсунов, тохароязычных юэчжи и тунгусоязычных дунху; был значительный массив “казаковавших” беглых китайцев (“у хуннов жить весело”), в хуннский союз входили финно-угорские и кето-самодийские племена... Вообще, говоря об этногенезе либо формировании языка данного этноса (вернее - суперэтноса), необходимо иметь в виду тот факт, что любой этнос, как и индивидуум, имеет “маму” (субстрат), “папу” (суперстрат) и зачастую “соседа” (адстрат)...
О тюркском этногенезе. Сейчас уже известно, что древнетюркским языковым субстратом был кипчакский язык (см. “Атлас орхонских памятников”, М. Джолдасбеков, К. Сарткажыулы, 2006). Действительно, алтайскими автохтонами было племя “кузнецов” Уста, или Уста-кипчаки. Суперстратом явилось племя Дуло (дулы, дулыга, дуглат, дулат). Их миграция в Рудный Алтай произошла с территории Северного Китая под давлением государства Тоба. В образно-символической форме об этом повествуют и народные предания (“искалеченный мальчик, вскормленный волчицей”). В казахском языке дулыѕа означает “шлем”, то есть этноним можно перевести как “шлемоносцы”. Именно так этимологизировал известный казахский историк Шакарим Кудайбердиев на основе трансфонемизации “дулыга” в “тюрк”. Помимо уста-кипчакского субстрата и дулатовского суперстрата имел влияние и кето-енисейский адстрат. Лингвистически это установлено в исследовании Э. Пуллиблэнка “Язык сюнну” (1986). Известно также, что правящий род Ашина древнетюркского племенного объединения имел “кето-енисейскую” ДНК-гаплогруппу Q по мужской линии.
Вышеперечисленные замечания и дополнения ни в коей мере не умаляют того значения труда Султана Акимбекова, о котором говорилось выше, ибо “нельзя объять необъятное”. Поэтому в заключение хочу еще раз отметить книгу С. Акимбекова “История степей. Феномен государства Чингисхана в истории Евразии” как образец истинно научного, непредвзятого и диалектического подхода, а также пожелать автору дальнейшей плодотворной работы на этом поприще, новых и интересных открытий.
Ильяс Сулейманов, доктор философских наук