Ботагоз Сейдахметова
В прошлый понедельник, 1 августа, китайская полиция обезвредила террористов, которые накануне напали на ресторан в Кашгаре, убили шесть мирных жителей и ранили 15 человек, включая трех полицейских. В воскресенье полиция застрелила пятерых и арестовала несколько нападавших.
Это не первое в это лето трагическое событие в СУАР. 18 июля в Синьцзяне вооруженная группа преступников напала на полицейский участок в городе Хотан. Кто и что стоит за нынешними волнениями в Синьцзяне - в беседе с китаистом Адилем Каукеновым

- Как Вы думаете, Адиль, события начала августа - это продолжение тех беспорядков, которые были в СУАР пару лет назад, когда граждане уйгурской национальности выступили против местных ханьцев? Каковы причины нынешних событий в Кашгаре, кто и что за ними стоит?
- Это продолжение не столько событий 5-7 июля 2009-го, сколько в принципе той ситуации, которая сложилась в Синьцзяне. И если в двухтысячных была какая-то передышка после многочисленных актов эскалации насилия в 90-х, то в 2009 году под давлением социально-экономических факторов был новый взрыв напряжения, добавивший в конфликт между этническим меньшинством и властями КНР еще и межэтническую составляющую. Очередные убийства в Кашгаре и предшествовший им взрыв в Хотане лишь свидетельствуют о том, что проблема никуда не делась. Наоборот, усиление прессинга при полном замалчивании проблемы ведет лишь к большей ненависти и большему количеству невинных жертв. Этот урок стоит учитывать и Казахстану, ведь мы тоже начинаем сталкиваться с экстремизмом. Для того чтобы детально разобраться, что произошло в Кашгаре, недостаточно информации. Очевидно лишь, что жесткое убийство водителя грузовика и направление машины в толпу людей - акт бессмысленной жестокости, на который способны только фанатики или психически неполноценные люди. Но откуда берутся эти фанатики? Почему конфликт не желает стихать в сравнительно благополучном Китае? Это вопросы именно по регуляции отношений между этносами и конфессиями в Синьцзяне. И они остаются открытыми.
- Если верить тому, что “главари экстремистской группировки перед прибытием в Синьцзян для организации нападений получили навыки изготовления взрывчатки и зажигательных устройств в Пакистане в лагерях террористического “Исламского движения Восточный Туркестан”, то выходит, что нестабильность в Китае на руку пакистанским властям. Если это так, то чего добивается Исламабад?
- Исламабад не имеет никого отношения к тренировочным лагерям боевиков на территории Пакистана, помимо того факта, что он не может контролировать всю свою территорию. Отношения Пакистана и Китая на очень хорошем уровне, это серьезное партнерство, тем более что именно Китай поставляет Пакистану многие виды вооружения. Но проблема Афганистана и неконтролируемость большого количества участков на границе этих двух стран позволяют создать правовой вакуум, которым пользуются террористические группировки. Напомню, что и Усама бен Ладен был убит в Пакистане.
Но на самом деле это еще вопрос, насколько все было подготовлено из-за рубежа. Понятно, что официальная китайская версия ссылается именно на зарубежных организаторов, намекая тем самым, с одной стороны, на Аль-Каиду, с другой - на Всемирный уйгурский конгресс, а с третьей (и самой главной), что в самом Китае все спокойно, а весь негатив идет снаружи. Хотя возможность поддержки из-за рубежа в организации терактов нельзя исключать. Сам принцип сетевой организации подпольных группировок возник не вчера и сегодня в эпоху глобализации только достигает расцвета.
Но экстремизм в СУАР порождается совокупностью ряда факторов, из которых внутренние являются основополагающими.
- Как Вы считаете, каковы последствия кашгарских событий для Казахстана, учитывая большую уйгурскую диаспору в стране?
- Не думаю, что это окажет какое-то серьезное влияние на Казахстан. Данные события имеют несколько локальный характер. Также было бы ошибкой считать, что уйгуры Казахстана глубоко погружены в проблемы Синьцзяна. Я бы хотел отметить, что казахстанские уйгуры глубоко интегрированы в казахстанское общество, являясь его составной частью. Конечно, на уровне этнических симпатий есть сопереживания к уйгурам в СУАР, но не стоит их преувеличивать. Замечу, что если на заре независимости в Казахстане было очень много уйгурских организаций, активно интересующихся ситуацией в Синьцзяне, то сейчас, кроме  Кахармана Кожамберды, координатора по Центральной Азии Восточно-Туркестанского (Уйгурского) национального конгресса, и назвать-то некого. Поэтому симпатии симпатиями, но уйгуров в Казахстане больше волнуют проблемы собственно казахстанской жизни. И это, кстати, позитивный фактор, так как стремление к Синьцзяну у уйгуров было бы больше в случае глубокой неудовлетворенности жизнью в Казахстане. Как мы видим, этого не наблюдается.