Ботагоз Сейдахметова
На прошлой неделе прогрессивный Запад активно обсуждал разгон мирной демонстрации в Москве. Напомним, что в последний январский день сразу в нескольких городах России прошли политические акции оппозиции - митинги с требованием соблюдать 31-ю статью Конституции, гарантирующую свободу собраний. В российской столице митинг разогнали, а активистов арестовали.
Кто представляет современную российскую политическую оппозицию? Этот и другие вопросы я обсудила с двумя известными российскими аналитикам. Это Алексей Власов, директор ИАЦ МГУ, и Сергей Михеев, вице-президент московского независимого фонда “Центр политических технологий”

Алексей Власов:
Время этих людей уходит
- Алексей, среди задержанных московской милицией известные правозащитники и оппозиционные политики. Понятно, что они не могли не знать, чем закончится демонстрация с их участием, какую бы цель они ни декларировали ею. С чем, на Ваш взгляд, связана нынешняя активизация оппозиционных сил в России? Чего здесь было больше - этапажа или искреннего желания повлиять на ситуацию со свободой слова в России? Cлово “эпатаж” я связываю, в частности, с личностью скандально известного Эдуарда Лимонова.
- Я думаю, что эпатаж - это второе “я” Эдуарда Лимонова, поэтому в этом отношении он вряд ли играл на публику. Эдичка, как говорится, такой, каким мы его видим - специфика творческой натуры.
Что касается активизации оппозиционных сил, то, честно говоря, я уже давно не понимаю смысл существования ни российской, ни казахстанской оппозиций. В каком-то смысле они мне кажутся очень похожими по своему глубокому внутреннему изъяну, дефекту. Это либо диссиденты еще “старой волны”, которые, проспав 90-е годы, вдруг активизировались к началу второго путинского срока.
Или же бывшие госчиновники типа Касьянова, которые не сошлись в позициях с нынешней путинской и постпутинской элитой. Никакой внятной стратегии, серьезной идеологии, альтернативной власти у них фактически нет. Они пытаются улавливать изменения общественного настроения и возглавить “протестное движение”, основу для которого, безусловно, создает сама власть.
Достаточно вчитаться в суть и смысл происходящего вокруг поселка “Речник”. Вот вам и реальная позиция. А время этих людей, на мой взгляд, ушло или уходит. И в этом смысле не утратило свою актуальность высказывание Ильхама Алиева, по-моему, пятилетней давности - нам нужна новая оппозиция. Но только, конечно, не в том значении, в котором эту фразу употребляют в правящей элите, типа “И такие Гоголи, чтобы нас не трогали”, а молодое, более пассионарное поколение, которое не желает играть по старым правилам.
- Если верить в некую повторяемость исторических событий по спирали и если пофантазировать и взять за русского царя Дмитрия Медведева, а подобные митинги и демонстрации оппозиции - за выступления соратников Ульянова или декабристов, то как Вы считаете, как дальше будут развиваться события в Вашей стране?
- Менее всего демонстранты похожи на декабристов. Эра романтического диссидентства конца 60-х годов, периода вторжения в Чехословакию советских войск, закончилась. То, что мы видим сейчас, - это в каком-то смысле составной элемент большой политической игры, в которую вольно или невольно втянуты и те, кто выходит “на площадь в назначенный час”, и те, кто их разгоняет. Можно сказать так: какие времена, такие и диссиденты.
Хотя нельзя не уважать настойчивости и брутальности того же Лимонова или последовательности г-жи Алексеевой. Но если брать степень их влияния на общество, то оно минимально. Не потому что общество не созрело, боится или не доросло до понимания таких вещей, как свобода личности или свобода слова. Реальность такова, что общество это просто не интересует. На этом пока можно поставить точку.
- Как Вы думаете, Алексей, чего добились участники этой демонстрации?
- Участники демонстрации добились внимания западных журналистов, чего, кстати, в свое время добивались и классические диссиденты конца 60-70-х годов. Говорить о том, что их акции “побуждают общество” или каким-то образом мешают нынешнему режиму - это будет, конечно, сильным преувеличением. Ничего такого мы не видим, да это и вряд ли возможно в нынешних условиях.
Мне кажется, что диссидентство в старом, советском понимании этого термина погибло, простите за такое сильное слово, в 90-е годы, когда не сумело определить внятную позицию по отношению к формирующемуся олигархическому капитализму. В нынешних условиях я больше верю в реинкарнацию элементов политики 90-х годов, если брать, допустим, позднеельцинскую эпоху, чем в возможность торжества перестроечных идей, когда диссидентская лексика и психология восприятия власти на какой-то очень короткий момент восторжествовали.
В нынешних российских реалиях понятия “права человека”, “свобода СМИ”, “права собственности” в их практическом применении настолько туманны и абстрактны, что выходить с такими лозунгами на акции протеста - это все равно, что агитировать за спасение жителей планеты Пандора.

Сергей Михеев:
Новых лиц нет или они неубедительны
- Сергей, как с позиции политтехнолога Вы могли бы оценить реальное положение и уровнь нынешней российской оппозиции?
- Если говорить о наиболее известных представителях нашей оппозиции, то можно выделить два основных лагеря - коммунистов и либералов. И те, и другие, в принципе, не меняются последние несколько лет. Коммунисты по-прежнему являются держателями в среднем 12-18 процентов голосов, что подтверждается всеми избирательными кампаниями. Проблема же их в том, что это в основном пожилые люди. Поэтому с течением времени их электоральная база убывает по естественным причинам. Приток молодежи очень незначителен и естественную убыль не компенсирует. По той же причине коммунисты недостаточно гибки в технологиях работы с электоратом.
Во-первых, в руководстве в основном доминируют старые подходы. Во-вторых, партии вынуждены придерживаться тех традиционных лозунгов и форм работы, к которым привык их базовый, пожилой электорат. Еще одна проблема - постепенное сближение позиций коммунистов и власти, которое происходит по той причине, что власть за последние годы серьезно изменила свою риторику, взяв на вооружение многие из лозунгов левопатриотической оппозиции 90-х годов. В этой ситуации, с одной стороны, тем же коммунистам стало тяжелее возбуждать массы. Но, с другой - коммунисты не могут не идти навстречу властям по ряду вопросов, за которые они сами же всегда ратовали.
Либералы - это в основном люди из 90-х годов. Так называемые “демократы первой волны”. С ними тоже все по-старому. Серьезной поддержкой у населения они не пользуются. Я думаю, что речь может идти, максимум, от 5 процентов избирателей, не больше. Негативный багаж 90-х дает о себе знать. Кроме того, новых лиц нет или они неубедительны. Внутри царит ожесточенная борьба за лидерство и концептуальная неразбериха. Дошло до того, что многие либералы сейчас берут на вооружение те лозунги и тезисы, с которых их же в свое время критиковали коммунисты в 90-х годах. А это выглядит как-то весьма криво.
Когда Борис Немцов, один из руководителей ельцинского правительства, вдруг начинает обвинять власти в том, что они недостаточно проявляют заботы о малоимущих, это звучит каким-то издевательством.
- Как Вы можете оценить потенциал российской оппозиции?
- Если же говорить не о конкретной оппозиции, а об оппозиционном потенциале, то он, естественно, больше, чем те примерно 20 процентов, которые суммарно аккумулируют коммунисты и либералы. Я думаю, речь может идти примерно о 35-40 процентах в целом недовольных и считающих, что стране нужен какой-то другой курс. Но этот потенциал не оформлен организационно и внутренне крайне разнороден - от радикальных националистов и столь же радикальных леваков и ультралибералов до людей, не имеющих никаких политических предпочтений, а просто не любящих власть, к примеру, по бытовым причинам (пробки на дорогах, проблемы ЖКХ и т.д.). В условиях отсутствия политического представительства эти люди или не участвуют в политике, или ориентируются по конкретной ситуации, выбирая в разный момент разные точки зрения, способы действия и т.д.