Ботагоз Сейдахметова
Вчера, 20 августа, в Афганистане прошли президентские выборы. Вторые после падения режима талибов. Первые официальные президентские выборы были в 2004 году, тогда президент Хамид Карзай сохранил свой статус и прошел на ... первый срок.
После распада СССР и вывода советских войск из Афганистана об этой стране вновь заговорили “благодаря” самой одиозной фигуре начала XXI века - Усаме бен Ладену, который якобы окопался в тамошних пещерах. Американская военная операция в Афганистане, как следствие событий 9/11, открыла новую страницу в истории этой страны.
Впрочем, для большинства из нас Афганистан и сегодня остается “терра инкогнита”. Знания об Афганистане и его народе можно уложить в несколько строк: женщины, закутанные в синюю паранджу, бородатые мужчины в чалмах, режим талибов, ставшие нормой теракты и смерть мирных граждан...
Тем интереснее, что на фоне перманентной гражданской войны в этой стране проходят демократические процессы, такие как нынешние выборы.
По прогнозу Андрея Серенко, эксперта московского Центра изучения современного Афганистана, наибольшие шансы на победу у президента Хамида Карзая. Впрочем, он уверен, что сегодня на афганской площадке разворачивается жесткая конкурентная борьба между США и Китаем, которая вовсе не относится ни к государству Афганистан, ни к его народу

- Андрей Николаевич, что изменилось в Афганистане с 2001 года, после известной американской военной операции? В частности, что изменилось в сознании, менталитете людей? Как реально отразилось на их жизни строительство новых школ и больниц? Нищих и безграмотных стало меньше?
- После 2001 года в Афганистане начали формироваться предпосылки для строительства национального государства, основанного на гражданских принципах.
И это связано с именем действующего президента страны Хамида Карзая. Напомню, что после краха проекта Наджибуллы Афганистан превратился в квазигосударственное сообщество криминально-этнических “бантустанов”, которые контролировались лишь произволом полевых командиров. Ответом на это разрушение государственной жизни стало возникновение движения Талибан, предложившего проект построения в Афганистане религиозно-фундаменталистского государства - сателлита Пакистана, опирающегося на гегемонию пуштунского этноса. Именно в силу этих причин: религиозного фанатизма, возведенного талибами в ранг государственной идеологии, пуштунского гегемонизма и отказа от суверенитета в пользу Исламабада, проект талибов был исторически обречен.
И даже если бы в 2001 году Соединенные Штаты не начали боевую операцию против режима муллы Омара, империя Талибана все равно бы рухнула, правда, с гораздо большими потрясениями для афганцев и их соседей, чем это произошло на самом деле. Кстати, по этой причине я считаю невозможным возрождение в Афганистане эпохи “классического Талибана”: режим “яростных мулл” и созданный им проект афганского будущего являются абсолютно антиафганскими. Если талибы хотят для себя политических перспектив, им придется радикально пересмотреть свою политическую практику прежде всего в части взаимоотношений с Пакистаном.
В 2002 - 2009 годах главной целью для афганского руководства было сбережение афганского государства. И эта задача правительством Хамида Карзая была выполнена. Афганистан сохранил свою целостность, единство страны. Без этого невозможно было бы решать проблемы безопасности и социальной политики, развития экономики. И на ближайшие 8-10 лет именно эти задачи будут находиться в эпицентре внимания кабульских властей и мирового сообщества. Но, повторюсь, прежде чем обустраивать афганское государство, его было необходимо сохранить. И эта задача была выполнена правительством Хамида Карзая, разумеется, при помощи США и стран НАТО, которые объективно сегодня отстаивают национальные интересы афганского народа, способствуя укреплению афганской государственности.
Что же касается проблем безграмотности и нищеты, то нужно признать следующее: сколько бы школ и больниц не было построено сегодня в Афганистане, все равно этого недостаточно - страна, пребывающая 30 лет в состоянии гражданской войны, еще столько же лет будет строить для себя мир. Поэтому, к сожалению, быстрые позитивные перемены в Афганистане невозможны.
- Каковы были особенности нынешней избирательной кампании в Афганистане, если учесть удаленность от центра многих провинций, плохие дороги, богатый этнический состав населения, наконец, неграмотность большей части граждан страны?
- Проблемы расстояний, плохих дорог и неграмотного населения являются “вечными проблемами” Афганистана. Они существовали до 2001 года, будут, к сожалению, существовать еще не одно десятилетие. Поэтому не по ним следует оценивать характер избирательной кампании. Нынешние президентские выборы в Афганистане, безусловно, стали самыми демократическими в истории этой страны.
Впервые в истории Афганистана происходит ротация высшей власти страны по демократическим процедурам. Не в результате династической ее передачи, не путем военного переворота или гражданской войны, а с помощью прямых всеобщих выборов. Да, с массой недостатков и претензий. Но, согласитесь, лучше иметь демократическое государство с недостатками, чем не иметь ни демократии, ни государства вообще. Поэтому население Афганистана, как фиксируют социологические исследования и, я уверен, покажет голосование 20 августа, не откликнулось на призыв талибов бойкотировать президентские и местные выборы. Поэтому афганская элита приняла самое активное участие в избирательной кампании.
Нынешние выборы в Афганистане на самом деле стали демонстрацией достаточно высокого уровня свободы и политической конкуренции в этой стране. Далеко не все страны региона могут похвастаться таким уровнем свободы слова, какой достигнут в Афганистане. В отличие от очень многих соседей Афганистана в этой стране невозможно предсказать победителя на выборах еще до их начала.
Я считаю эти выборы и продемонстрированные в их ходе реальные демократические свободы серьезным политическим достижением афганского государства. Это парадоксально, но Афганистан, являющийся для стран региона источником целого ряда серьезных угроз - терроризма, наркоторговли, одновременно объективно имеет статус едва ли не самого свободного и демократического государства. Во всяком случае, на мой взгляд, уровень демократических свобод в Афганистане выше, чем в Иране, Пакистане, Китае, Узбекистане, Туркменистане и Таджикистане.
- Кто такие афганские талибы сегодня? Каково отношение людей к талибам? В чьих руках находится сегодня реальная власть в Афганистане?
- Повторюсь, что Талибан стал реакцией пуштунского населения Афганистана на форсированное разрушение государственной жизни в стране, начавшееся с приходом к власти в Кабуле правительства моджахедов.
Однако после 2001 года Талибан изменился. Во-первых, он перестал быть единой, централизованной военно-политической организацией. Судя по исчезновению “отца талибов” муллы Омара из публичной информационной сферы, он, скорее всего, либо тяжело болен, либо скончался. Чаще всего выступающий от имени муллы Омара мулла Барадар, руководящий силами Талибана на юге и юго-западе Афганистана, вероятно, и является одним из главных лидеров талибов сегодня. Успешная операция ЦРУ США, в ходе которой в начале августа был убит лидер вазиристанских талибов Бейтулла Мехсуд, скорее всего, даст старт политической и организационной трансформации Талибана в Восточном Афганистане.
Сегодня Талибан представляет собой конгломерат нескольких “оперативных командований”, которые управляют деятельностью боевиков на юго-западе, юге, востоке, а в последние несколько месяцев и на севере Афганистана. Несмотря на активность боевых вылазок талибов, приход к власти “яростных мулл” в Кабуле исключен.
Речь идет о попытках Талибана навязать силам НАТО, США и Афганской народной армии (АНА) новые “узлы напряженности” в разных частях Афганистана с тем, чтобы предотвратить проведение мощной наземной операции против тыловой инфраструктуры талибов в Северо-Западном Пакистане.
Другими словами, несмотря на внешне атакующую тактику талибов, по сути, их боевая активность носит оборонительный характер. Лидеры талибов сегодня заинтересованы в том, чтобы сохранить под своим контролем уже находящиеся в зоне их влияния афганские и пакистанские уезды, а отнюдь не тем, чтобы расширить “зону Талибана”. Об экспансии талибов сегодня речь уже не идет.
Что касается реальной власти в Афганистане, то она находится в руках региональных лидеров - старейшин племен, религиозных авторитетов, местных полевых командиров. От того, кто успешнее найдет с ними общий язык, и зависит, чей флаг развевается над тем или иным поселением - национальный афганский или талибов.
Думаю, после завершения нынешнего электорального цикла в Афганистане (президентских, местных и парламентских выборов), а также учитывая достаточно успешную “внешнюю силовую ротацию кадров” в руководстве исламистов, которую проводят западные спецслужбы (я имею в виду уничтожение Бейтуллы Мехсуда, а также других полевых командиров Талибана), следует ожидать более успешного и масштабного сотрудничества местных лидеров в Афганистане с центральным правительством в Кабуле.
Что касается перспектив Талибана, то у его лидеров есть два пути - остаться исключительно боевой религиозно-политической организацией, все более укрепляющей свой террористический и криминальный статус, либо же начать адаптировать движение “яростных мулл” к новым политическим реалиям. Я думаю, что в первом случае Талибан будет обречен. Во втором случае, напротив, перед лидерами талибов открываются новые возможности.
Думаю, тот же мулла Барадар выиграл бы больше, если бы вместо закладки фугасов на дорогах занялся созданием легальной политической партии в Афганистане и, апеллируя к защите национальных интересов пуштунов, привел бы в новый афганский парламент своих сторонников. Да, талибам в этом случае пришлось бы поменять автоматы на кнопки для голосования, однако несомненно, что таким путем они принесли бы пуштунскому населению гораздо больше пользы.
На мой взгляд, главной причиной отказа талибов трансформироваться из боевой организации в легальную политическую партию (которая бы, кстати, наверняка пользовалась серьезной поддержкой среди афганских пуштунов) является зависимость “яростных мулл” от Исламабада и, в частности, от Пакистанской Межведомственной разведки (ISI). Талибы изначально были несамостоятельны в своих действиях. Поэтому-то всегда и заканчивались ничем любые попытки сесть с ними за стол переговоров. Похоже, сегодня по-прежнему лидеры Талибана не являются субъектами регионального политического процесса, а лишь инструментом для настоящих политических игроков, и договариваться нужно не с ними, а с их пакистанскими операторами из ISI.
- Афганистан был и остается яблоком раздора, центром борьбы интересов многих влиятельных сил.
Президент США Барак Обама и его администрация провозгласили новую стратегию по Афганистану. Новый генсек НАТО подчеркнул, что основной фокус организации теперь будет направлен на Афганистан. Я уже не говорю о роли Москвы в современной истории Афганистана. Кажется, “афганский синдром” все еще существует в России?
Андрей, почему Афганистан? Как Вы думаете, можно ли говорить о новом витке борьбы интересов за Афганистан и в Афганистане?
- Афганистан еще долго будет оставаться одним из эпицентров мировой политики. Сегодня в Афганистане и через Афганистан реализовываются масштабные стратегические проекты, порой не имеющие никакого отношения к самому афганскому народу и афганскому государству. На мой взгляд, сегодня на афганской площадке во многом решается вопрос о мировом лидерстве в XXI веке. Поясню свою мысль.
Очевидно, что противостояние между США и Китаем является главным политическим трендом ближайших десятилетий. Китай заинтересован в “новом рывке”, которого можно достичь лишь при условии решения проблемы энергетической безопасности Пекина. Соответственно, Соединенные Штаты стремятся не допустить этого “нового рывка” китайцев, формируя систему энергетического ограничения КНР в регионе.
Ключевую роль в этой стратегии энергетического ограничения Китая играют Иран и Афганистан - Иран контролирует энергозапасы Персидского залива и Каспия, которые интересуют Китай, Афганистану принадлежит ключевая роль в организации энерготранзита в КНР. Поэтому сегодня на афганской площадке разворачивается жесткая конкурентная борьба за мировое господство между США и Китаем, в которой заинтересованные политические игроки используют самых разных союзников.

Талибан предложил заменить произвол полевых командиров жесткой централизацией власти, опирающейся на религиозный суннитский фундаментализм и пуштунский гегемонизм внутри страны и на отказ от независимости и афганского государственного суверенитета - через принятие талибским Кабулом статуса сателлита Пакистана (взамен на помощь и поддержку режима талибов со стороны Исламабада).