Ботагоз Сейдахметова
Критическая ситуация в еврозоне, перманентные беспорядки и акции протеста в Греции и эпизодические (а чаще плановые) забастовки в странах Западной Европы, все более намечающийся водораздел между богатыми и бедными европейскими странами, а также между стабильными и преддефолтными экономиками. И, наконец, дестабилизирующий Европу поток мусульманской нелегальной иммиграции из Северной Африки. Все это звенья одной цепи, которые позволяют многочисленной армии экспертов к востоку от Европейского союза злорадно пророчить скорый закат Европы.
На деле о закате Европы впервые заговорил еще в начале прошлого века немецкий философ Освальд Шпенглер в одноименной книге

Книга “Закат Европы” уже в первые два года после ее выхода в свет, с 1918 по 1920 год, успела пережить более тридцати изданий и стать бестселлером того времени. Идея немецкого философа о закате Европы привлекла к себе лучшие умы как в самой Европе, так и на Востоке, в частности, в России. В современной России в академических и интеллектуальных кругах до сих идут яростные споры о том, что есть Россия - Европа или Азия.
Тем временем, еще в 20-е годы прошлого века труд Освальда Шпенглера был оценен как “самое блестящее и замечательное, почти гениальное явление европейской литературы со времени после Ницше”. Но хочу сразу отметить тот факт, что в начале 20-х годов прошлого века еще никто не мог предопределить приход большой волны иммиграции из стран Северной Африки и Ближнего Востока, которая сегодня кардинально меняет всю привычную для начала прошлого века картину Европы.
Сегодняшняя Европа разрывается одновременно между целым рядом проблем, и проблема нелегальной иммиграции - лишь один из паззлов этой мозаики. Разрывается между своим желанием сохранить единую Европу и невозможностью и дальше делать вид, что ценности и менталитет всех европейцев одинаковы. И пример Греции тут особенно показателен. Ведь, по своей сути, Греция и греки - страна и народ южные, а потому и ментальность, а далее и традиции ведения бизнеса, экономики и политики сильно отличаются от того, к чему привыкли главные члены Европейского союза - немцы и французы.
Я не злорадствую, потому как (я часто об этом пишу) отношусь к Европе и европейцам с большим уважением и даже, если хотите, с восхищением. Меня всегда восхищало умение классических европейцев, к коим я отношу, конечно, немцев, британцев, голландцев, французов и прочих, говорить о себе правду. Умение здраво рассудить и покритиковать себя, чтобы не повторять своих ошибок и идти дальше. Лучше всего - вперед и вверх.
Но сегодняшняя Европа, на мой взгляд, на самом деле неожиданно для себя страдает от собственного стремления к некоему совершенству. Попытке сделать все, как надо, угодить всем слоям общества, потому как сами же на всех уровнях говорят о правах человека, демократии, свободе слова.
Но вот что и когда в этом безупречном строительстве западной цивилизации пошло не так?
Читаю у Шпенглера (напомню, это 1918 год): “Культура умирает после того, как эта душа осуществит полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств и наук и, таким образом, вновь возвратится в первичную душевную стихию. Ее жизненное существование, целый ряд великих эпох, в строгих контурах отмечающих постоянное совершенствование, есть глубоко внутренняя, страстная борьба за утверждение идеи против внешних сил хаоса и внутренней бессознательности, где угрожающе затаились эти противоборствующие силы. Когда цель достигнута и идея, то есть все изобилие внутренних возможностей, завершена и осуществлена во внешнем, тогда культура вдруг застывает, отмирает, ее кровь свертывается, силы ее надламываются - она становится цивилизацией. И она, огромное засохшее дерево в первобытном лесу, еще многие столетия может топорщить свои гнилые сучья”.
По мнению немецкого философа, такое уже было в истории цивилизаций Египта, Китая, Индии и мусульманского мира. Он пишет, что “античная цивилизация времен империи необъятно разрасталась с кажущейся юношеской силой и изобилием и отнимала воздух и свет у молодой арабской культуры Востока”.
Так Шпенглер объясняет смысл всех падений в истории, начиная с падения античного мира. “Мы уже сегодня определенно ощущаем вокруг нас первые признаки того, касающегося нас самих и по течению и длительности вполне тождественного с первым события, которое заполнит первые века ближайшего тысячелетия и которое будет “падением Запада”, - писал он почти сто лет назад.
Возможно, сто лет - это довольно длительная временная мера, которая иным покажется доказательством неправоты всех мрачных прогнозов в отношении к западной цивилизации.
И да, и нет. Сто лет в истории многих известных цивилизаций вмещали в себя как раз всю их жизнь - от рождения, до смерти. Пожалуй, самый свежий пример - это жизнь и смерть Советского Союза, который так и не смог дотянуть до векового возраста. Если верить теории Шпенглера, мы успели за 70 лет сначала возродиться как новая культура, состоящая из разных языков, религий, а потом погаснуть, как старик или дерево, которое использовало и потратило весь свой внутренний потенциал.
И все же нет, сто лет - это слишком мало, буквально миг в стремительном человеческом развитии. Миг, который не только изменил весь западный и прочий мир, сделав его неистово технологичным, изменил архитектуру городов, всю инфраструктуру, но даже изменил антропологию и строение человека. Иногда мне кажется, что последние пару веков Земля начала вращаться вокруг своей оси с несколько большей скоростью, чем ранее. Такое вот странное ощущение времени и истории.
Вернемся к Шпенглеру.
Он пишет о том, какими были представления о красоте и совершенстве у юных цивилизаций, когда они полны сил и желаний. Когда “возникли голова Аменемхета III (так называемый сфинкс гиксосов из Таниса), свод святой Софии, картины Тициана, нежные, почти хрупкие, как бы обвеянные горестной сладостью последних октябрьских дней образы Книдской Афродиты и портик Кор Эрехфейона, арабески сарацинских подковообразных арок, дрезденский Цвингер, Ватто и Моцарт”.
При наступлении старости цивилизации огонь души угасает, считает философ. “Угасающие силы еще раз делают попытку с половинным успехом - в классицизме, родственном всякой умирающей культуре, - проявить себя в творчестве большого размаха; душа еще раз с грустью вспоминает в романтике о своем детстве. Наконец, усталая, вялая и остывшая, она теряет радость бытия и стремится - как в римскую эпоху - из тысячелетнего света обратно в потемки перводушевной мистики, назад в материнское лоно, в могилу, - пишет автор “Заката Европы”. - Вот в чем очарование, которым некогда привлекали к себе умирающий Рим культы Исиды, Сераписа, Гора и Митры, те самые культы, которые вызвала к жизни, как раннее, мечтательное и боязливое выражение своего существования, и наполнила новой искренностью только что пробуждающаяся к жизни новая душа на Востоке”.

Лидеры французско-германского антикризисного фронта намерены воплощать в жизнь свое видение новой Европы

Сегодня “Новая душа Востока” является неким символическим могильщиком Старого Света. Арабская весна и возрождение буквально ворвались в раздираемую кризисами Европу XXI века с яростью молодой и здоровой силы, которая принесла в Европу ислам и новую ментальность, свои законы и свои представления о правах и свободах. Вот уж право...
И на этом фоне нынешней стремительной европейской исламизации особенно пророчески звучат слова немецкого философа прошлого века о том, что “атеизм - принадлежность цивилизованного человека, поскольку цивилизация есть “бренные останки” угасшей культуры”.
“Атеизм принадлежит большому городу; он принадлежит “образованным кругам” больших городов, которые механически усваивают себе то, что их предки, создатели культуры, переживали органически. Аристотель с точки зрения античного богоощущения - атеист, сам того не сознававший. Эллинистическо-римский стоицизм так же атеистичен, как социализм и буддизм западноевропейской и индийской современности. Типично атеистическими являются условия, из которых в наши дни исходят “свободно-религиозные” гуманные движения, охватывающие большую часть городского протестантизма, при самом добросовестном упоминании слова “Бог”, - пишет Шпенглер. И тут нечего добавить. Хочется как-то переварить...