Константин Богданов, эксперт - для “РИА Новости”
Слова “космос” и “экономика” как-то слабо вяжутся между собой в сознании обычного человека

Космос - это что-то огромное, иррациональное, внеэкономическое. И вместе с тем делался он обычными людьми, делался из обычного “железа” - быть может, не всегда обычными способами. В народном хозяйстве СССР космические программы занимали особую статью - и речь не столько о реках щедрейшего финансирования, сколько о кропотливо выстроенных цепочках производств, о заботливо пророщенной инфраструктуре, о пакетах созданных с нуля современнейших технологий. О людях, работавших (по современному пониманию) за весьма твердый оклад, за особое место в системе распределения благ, за дефицитнейшее жилье. Впрочем, по своему собственному ощущению, они работали, конечно, еще и за чувство полета.
Три суперпроекта, как исполинская тройка, тянули всю советскую линейку технологического развития и загружали систему подготовки научно-технических кадров, забирая лучшее. Ядерный проект Курчатова, Тамма и Харитона. Ракетно-космический проект Королева, Глушко, Челомея и Янгеля. Проект воздушно-космической обороны - “расплетинское хозяйство”: зенитные ракеты Грушина и Люльева, системы противоракетной обороны Москвы Басистова и Кисунько, загоризонтная радиолокация Берга и Минца.
Тридцать лет как встала от сохи страна с недоразвитой промышленностью, считанные годы прошли от разрушительнейшей войны - а эта тройка рванула вперед так, что только успевай принимать результаты. Глаза страшились, а руки делали.
Про атомщиков знали, но молчали. Противоракетчиков и знать толком не знали почти до самого краха СССР - только в последние годы начали появляться работы о том, насколько титанические силы и средства были вброшены в эту задачу с 50-х годов.
Один советский космос надолго стал символом победы разума и воли над, казалось, непреодолимой пропастью.

Последний поезд
на небо
О, эту отрасль любили как никакую другую. За сообщениями о запусках следили, затаив дыхание. Космонавтов наперечет и в лицо знала вся страна. Конструкторы не светились - не принято было, они жили в своем замкнутом ревущем мире, становясь академиками и “членкорами по фамилии Петров”.
Точка кристаллизации мощнейшего в СССР интеллектуального потенциала дала о себе знать сразу. Отрасль буквально потащила себя сама, стыкуя технологии и развертывая цепочки производств в бесконечные вереницы заводов, НИИ, КБ и НПО, опутывая сетью смежников всю страну, от Прибалтики до Дальнего Востока. Строились с нуля и запускались предприятия, на которых буднично делалось то, о чем еще недавно никто и не мечтал.
И - деньги. Фонтаны, водопады ресурсов. Дайте результат, зримый, осязаемый, такой, чтобы весь мир вздрогнул, увидев. А за ценой мы не постоим.
Создатель московской системы противоракетной обороны А-135 Анатолий Басистов вспоминал, что в конце 70-х пошел поперек всей аппаратной логике, требующей от генерального “головника” максимизировать ресурс, выбиваемый для своей научно-производственной кооперации. Он заявил руководству страны, что не может разработать систему гарантированной защиты от ядерных боеголовок. И с ужасом понял: скажи он “да, я могу” - и Политбюро беспрекословно вынуло бы любое доступное количество миллиардов из народного хозяйства и бросило бы ему на стол. Даже не задумавшись о том, что можно было бы на эти деньги построить.
Ракетчики, радиоэлектронщики, физики, “бомбу делавшие”, - все они жили и работали в этих условиях неограниченной ответственности за неограниченный результат, полученный из слабо ограниченных ресурсов в жестко сжатые сроки. Думать, что так должно продолжаться бесконечно - наивность.
Про экономику американского космоса сказано было уже столько, что и повторяться не хочется. Назовем только две вещи, хорошо знакомые любому современному обывателю: тефлон и застежки-липучки. И то, и другое в массовом обиходе - продукт лунной программы “Аполлон”. Страна Советов же, внедряя иногда попросту фантастические технологические решения, крайне редко заботилась потребительской стоимостью и конверсией разработанного в гражданский сектор.
Советский Союз создал из своей наукоемкой индустрии абсолютно смертоносный клинок, заточенный под решение одной задачи. Не клинок стал продолжением руки - рука-экономика порой становилась продолжением клинка для того, чтобы тот сотворил очередное оборонное чудо.
Чудо развеялось в 90-е, когда исполинский монолит рухнул вместе с системой, его породившей, оставив после себя море горечи и обиды, в котором изредка мелькали островки идеалистических воспоминаний о потерянном рае инженерно-технических работников.

“Проспались,
бедные,
с похмелья...”
Это, знаете ли, тоже не из приятных ощущений: когда два, а то и три поколения отраслевых спецов воспитываются на святом (и, что характерно, совершенно адекватном - на тот момент и в тех условиях жизни) убеждении, что они и есть соль земли, стоящие на переднем крае, лучшие из отличных, отобранные из самых отборных, - и тут в три дня ситуация разворачивается на 180 градусов.
Отныне ты - никто, твоя работа не нужна стране, денег тебе не положено, потому что и так на тебя истрачено слишком много народной колбасы, а твоя задача на ближайшую пятилетку - вписаться в рынок. В какой сумеешь, например, в тот, что у ближайшей станции метро.
Но отменить технологию - нельзя. Уже в 1993 году российский космос формирует мощную позицию на рынке коммерческих запусков космических аппаратов. Отрасль с неимоверным скрипом “вписывалась в рынок”, теряя по дороге людей, производства, знания, надежду. Уж слишком высок был полет этих гордых и сильных людей, уж очень близко подлетели они к Солнцу. А может, чересчур приблизили это Солнце к нам, земным и грешным? То падение, что испытала на себе космическая индустрия, стало слишком жестоким средством отрезвления после нескольких десятилетий угара мало чем ограниченного инженерно-технического поиска.
Ирония судьбы: обмануть дарвиновскую диалектику развития, приговаривающую узкоспециальные виды к яркой, но недолгой судьбе, не удалось даже государству развитого социализма.