Фарида Галиева из Алматы
Экологическая катастрофа в Мексиканском заливе, когда в результате взрыва на нефтяной платформе произошла гигантская утечка, заставляет по-новому посмотреть на проблему экологической безопасности морской нефтедобычи. И хотя проблема эта, безусловно, глобальная, особую актуальность она имеет для Казахстана, в чьем секторе Каспийского моря сейчас ведется бурение, а скоро начнется полномасштабная добыча углеводородов. Вот только мелководный северо-восточный Каспий - отнюдь не Атлантика. Ущерб для хрупкой здешней экосистемы, случись что, тут будет тотальным. И фатальным

Впрочем, и в глубоководном Мексиканском заливе (добыча велась с глубины полутора километров) последствия аварии оказались беспрецедентными. Как для флоры и фауны (включая и тамошнюю человеческую популяцию), так и для самой компании “Бритиш Петролеум”. (Вообще-то, собственником платформы Deepwater Horizon была компания Transocean, но исследовательское бурение она вела в рамках контракта именно с BP). Напомним, авария произошла 20 апреля 2010 года. Сначала случился мощный взрыв, а после двухдневного пожара платформа, находящаяся в двухстах километрах к юго-востоку от Нового Орлеана, затонула.
Так вот, о последствиях. На этой неделе, в частности, ВР приняла решение выделить 500 миллионов долларов на 10-летнюю программу изучения последствий разлива нефти в Мексиканском заливе. Здесь уместно вспомнить, что очистка вод и берегов трех американских штатов, пострадавших от катастрофы - Луизианы, Алабамы и Миссисипи - уже обошлись компании в 760 миллионов долларов. Сколько будет потрачено еще, Бог весть, зато есть другие цифры. Ликвидация последствий крупнейшей в истории мировой нефтяной промышленности аварии привела к резкому падению акций ВР. И с момента взрыва на платформе компания потеряла около 25 миллиардов долларов своей корпоративной стоимости. Конечно, эти потери до некоторой степени виртуальны, но эксперты считают, что если утечка нефти продолжится еще несколько недель, то под вопрос будет поставлено само будущее “Бритиш Петролеум”.
Что касается ущерба для экологии, то на выяснения этих моментов и пойдут вышеуказанные полмиллиарда долларов. Впрочем, и безо всяких научных исследований ясно, что 11 погибшими работниками утонувшей платформы число жертв не ограничится.
Все это - в Западном полушарии. А теперь о том, что может произойти у нас на Востоке. На северо-востоке Каспия.
Ведь в Казахстане хотя и нет Мирового океана, тоже есть свой (каспийский) шельф и, соответственно, своя морская добыча (пока, правда, в основном планируемая). Вот только экология у нас в разы чувствительней, чем в безбрежной и бездонной (относительно, конечно) Атлантике.
Когда впервые вообще заговорили о возможности разведки и добычи нефти на северокаспийском шельфе, - а случилось это в 1997 году, когда было заключено соответствующее соглашение о разделе продукции - сразу же встал вопрос об экологических последствиях подобной деятельности. Ведь, напомним, Северный Каспий является заповедной территорией.
Каспийское море - уникальный водоем не только из-за наименования (поскольку на самом деле - озеро). Отрезанное когда-то от Мирового океана, оно стало прибежищем для реликтовых биологических видов, среди которых достаточно назвать осетровых рыб и каспийских тюленей. Здесь же проводят зимовку сотни тысяч экзотических птиц, в частности, знаменитые розовые фламинго.
И все они облюбовали, в основном, именно Северный Каспий. Дело в том, что из-за своей мелководности (6-8 метров) он хорошо прогревается и, значит, здесь много корма, который к тому же приносят сюда великие русская и казахская реки: Волга и Урал.
Но опасность в том, что эти же самые малые глубины в случае катастрофы - например, разлива нефти вроде того, что случился в Мексиканском заливе - мгновенно станут братской могилой для всего живого.

Что отделяет Каспий от участи Мексиканского залива?

Поэтому экологи (да и вообще местное население в Атырау) и забили сразу же тревогу. Раздавались различные голоса: от мнения, что экономическую деятельность здесь вообще вести нельзя, до предложения, что если уже без нефти никак нельзя, проект должен быть предварительно застрахован на 50 миллиардов долларов, причем страховой полис должен получить каждый житель края. И это не политический, а чисто экономический шаг: ведь работа почти всех здесь так или иначе связана с морем. Не будет моря (чистого, полного рыбы) - не на что станет и жить.
И, однако, акционерам консорциума - крупнейшим западным нефтедобывающим компаниям - удалось убедить казахстанское правительство в том, что они смогут воздвигнуть экономический колосс в столь ранимой среде, и без вреда для последней. Так, например, шлам, представляющий из себя гремучую смесь химических реагентов, извлеченных из недр, после сложного технологического процесса должен превратиться в три безобидных и даже полезных продукта: воду, нефть и каменистую породу. А последнюю даже можно использовать в строительстве, как это делается, например, в США и Великобритании.
Впечатляла и разведывательная нефтяная платформа - крупнейшая на тот момент в мире полупогружная буровая баржа. Размером с футбольное поле (84x52 метроа), и на сооружение которой на астраханских верфях ушло 100 миллионов долларов.
Искусственные же острова на месторождении Кашаган, на которых и планировалось установить нефтяные платформы, и вовсе позиционировались как новые и весьма удобные для жизни ландшафты для обитания местной подводной фауны.
Экологов и журналистов даже дополнительно свозили за границу - на аналогичные шельфовые платформы в Англии и Голландии, где дикая жизнь, как выяснилось, процветает.
И когда в 2000 году было торжественно объявлено о том, что в Северном Каспии таки найдена “большая нефть”, а чуть позже стало известно, что Кашаган стал крупнейшим открытым с 1968 года месторождением в мире с запасами в 38 миллиардов баррелей нефти (с 11 извлекаемыми), убедить “взволнованную общественность” удалось окончательно. В том, что северокаспийский проект - проект XXI века. И дело даже не в предполагаемых огромных запасах нефти. Экологический аспект производства становится все важнее, а в этом тысячелетии выдвинулся и вовсе на первый план. В этом смысле на Северном Каспии осуществляется своеобразный эксперимент: как осуществить грандиозный экономический проект, не повредив при этом хрупкую экосистему. Конечно, немного страшновато, что полигоном выбран Казахстан, но если мы не хотим остаться на обочине магистрального пути цивилизации, надо когда-то начинать.
Все это звучало убедительно... пока на другом краю земли (то есть моря) по какой-то причине во время взрыва не сработало противовыбросовое оборудование, установленное на морском дне, и не заблокировало поступление нефти из поврежденных аварией скважин. Почему - это, конечно, важный вопрос. Но еще важней то, что если раньше мы в глубине души верили, что опасность экологической катастрофы на Северном Каспии несколько, что ли, гипотетическая, то теперь этой веры нет.
И если раньше главной проблемой было перманентное откладывание сроков начала коммерческой добычи на Кашагане: сначала - с 2005-го на 2008 год, затем на 2010-й, теперь - на 2012-й, а некоторые эксперты толкуют и вовсе о каких-то футуристических 2015-2017 годах - то теперь и у нефтяников, и у правительства, и у местных жителей о другом болит голова...
С самого начала все рассуждения иностранных нефтяников относительно перспектив Северного Каспия непременно предварялись английским словом “if” - если. Если мы найдем нефть, если ее будет много, если она будет хорошего качества и низкой себестоимости... Оттого северокаспийский проект несколько напоминал замок на песке, а его участники - узников этого замка, замка if.
Теперь к этим многочисленным if добавился еще один - самый, пожалуй, неприятный.
А всем нам остается то, что и полагается делать узникам всех замков на свете (в том числе и на песке) - томиться ожиданием.