Олег Червинский
В преддверии 110-летия казахстанской нефти “НП” и журнал “Petroleum” начинают цикл публикаций под рубрикой “Генералы”. Это живые свидетельства не очевидцев, нет, участников становления нефтегазовой отрасли суверенного Казахстана. Людей, заложивших истоки нашей сегодняшней экономической независимости. На рубеже эпох - старой, социалистической, и новой, рыночной - их называли “нефтяными генералами”. Сегодня кто-то из них возглавляет крупные государственные и частные компании, кто-то сменил место работы, а кто-то и место жительства, но они до сих пор остаются генералами, ведь нефтяников бывших не бывает. Почему мы решили сегодня сделать этот цикл интервью? Нами двигало в первую очередь стремление сохранить для истории живые свидетельства, субъективные, но реальные. Но не только. Как представляется, именно эти воспоминания и взвешенные оценки, данные спустя десятилетия, способны помочь осознанию того, куда нам двигаться дальше и как развивать отрасль в дальнейшем.
Начать этот цикл мы хотим с первого министра энергетики независимого Казахстана Кадыра Байкенова. Сегодня он возглавляет созданную им после ухода с госслужбы частную компанию “Инвестконсалтинг”

- Кадыр Каркабатович, как Вы считаете, почему именно на Вас пал выбор главы государства? Почему именно Вы стали первым министром энергетики и топливных ресурсов суверенного Казахстана? Помните, с чего начался Ваш первый рабочий день?
- Ну, объективности ради скажу, что мой первый рабочий день в правительстве начался раньше, нежели с обретением Казахстаном независимости. В 1987 году я был назначен заместителем председателя Совета Министров Казахстана, а Нурсултан Назарбаев в то время был председателем Совета Министров. Так началась моя работа в правительстве. По распределению среди заместителей я отвечал за работу промышленности республики, включая и нефтегазовую отрасль. Поэтому практически с первого дня я начал сталкиваться по работе с нефтяной отраслью. Это для меня была новая отрасль, поскольку по образованию я машиностроитель, все время работал в машиностроительной отрасли, в частности, много лет на АЗТМ. Благодаря специалистам-нефтяникам, которые работали в аппарате правительства, и генеральным директорам нефтяных объединений я познавал эту отрасль.
Особенно плотно заниматься проблемами нефтянки я начал, когда Казахстан стал самостоятельным государством. До этого большинство наших промышленных предприятий были союзного подчинения, нефтянка, в частности, управлялась министерством нефтяной и газовой промышленности СССР. Поэтому когда распался Союз, нам надо было срочно собирать все наши союзные предприятия в отраслевые объединения. Мы создавали различные корпорации, концерны, нефтяники создали корпорацию “Казахстаннефтегаз”, и на этой основе мы сформировали единую республиканскую систему управления нефтяной отраслью.
В 1992 году указом президента было создано Министерство энергетики и топливных ресурсов, руководить которым было поручено мне. И с первого дня обретения независимости мы начали поиск возможностей для дальнейшего развития нашей нефтяной отрасли. В Казахстане еще во времена существования Советского Союза осуществлялась добыча углеводородного сырья на месторождениях Тенгиз, Карагачанак. Союзное министерство осуществляло и финансирование, и планирование проектов развития, и реализацию добытой нефти. А теперь всем этим нам необходимо было заниматься самостоятельно.
В первые годы независимости нашей основной задачей стало привлечение иностранных инвестиций, потому что мы не имели финансовых ресурсов внутри страны и не смогли бы обеспечить дальнейшее развитие месторождений нефти и газа. Очень активно мы работали по созданию совместного предприятия “Тенгизшевройл”. Хотя работа над этим контрактом начиналась с 1987 года, когда Казахстан еще был союзной республикой.
После развала Союза мы начали вести эти переговоры уже самостоятельно, и они были успешно завершены в 1993 году. Нами была начата работа по привлечению инвестиций в Карачаганакское газоконденсатное месторождение, в 1992 году уже задумывались о проведении геологоразведочных работ на шельфе Каспийского моря. Все эти проекты требовали комплексного рассмотрения.
Одновременно надо было развивать инфраструктурные проекты, такие как нефтепроводы, и строительство нефтяных терминалов в порту Актау, без которых реализация увеличивающихся объемов добываемой нефти на экспорт была бы невозможной. Одним из крупных инфраструктурных проектов стал проект строительства нефтепровода от Тенгиза до Новороссийска, получивший название КТК. Создание Каспийского трубопроводного консорциума (КТК) было осуществлено в первые годы нашей независимости, в 1992 году, Казахстаном и Султанатом Оманом, месяцем спустя в этот консорциум вступила Россия.
В 1996 году была проведена окончательная реструктуризация КТК, в состав которого помимо Казахстана, Омана и России были включены “Шеврон”, “Бритиш Газ”, “Аджип”, “Мобил”, “Лукойл”, “Роснефть”/”Шелл”, “Казахойл”/”Амоко”, “Орикс”.
 Мы имели планы и по развитию других крупных проектов, которые намеревались реализовать, но не хватало денег. Поэтому стратегия министерства в те годы была двуединой: во-первых, сохранить и, во-вторых, за счет иностранных инвестиций развивать нефтяную отрасль страны.
- Нефть всегда была в цене, недаром ее называли и называют черным золотом. Как же так получилось, что спустя считанные месяцы после обретения независимости нефтегазовая отрасль страны оказалась в экономическом коллапсе? Ведь качалки качали, нефть шла в трубу. Почему же тогда многие добывающие предприятия оказались на грани остановки?
- Сразу после распада Союза практически на всех месторождениях в Казахстане произошло падение добычи, особенно на месторождении Тенгиз. Первый фактор - это отсутствие инвестиций. Когда инвестирование месторождения со стороны союзного министерства прекратилось и мы начали самостоятельные переговоры с “Шевроном”, то в это время добыча на месторождении очень резко упала с 3 миллионов тонн в 1991 году до 1,1 миллиона тонн в 1993 году.
Второй негативный фактор снижения объемов финансирования - цена нефти, которая в период становления нашей независимости составляла 9 долларов за баррель. Это очень низкая цена, которая даже не покрывала затрат на добычу нефти. Поэтому производственные объединения испытывали очень большой дефицит финансовых ресурсов. Он сказался на количестве пробуренных добычных скважин, мы практически остановили разработку новых участков на действующих месторождениях. Все это вместе взятое привело к тому, что темпы добычи нефти в целом очень резко снизились. В целом по республике добыча нефти снизилась с 25,2 миллиона тонн в 1991 году до 20,3 миллиона тонн в 1994 году.
Впоследствии на Карачаганаке и Тенгизе год за годом пошло увеличение добычи, и спустя 6-7 лет нам в целом по республике удалось восстановить тот уровень добычи, который существовал на момент распада Союза. Спад в экономике в первой половине 90-х годов мы имели и в других отраслях экономики, не только в нефтегазовой. Уже начиная с 1995 года мы начали обеспечивать ежегодный прирост добычи нефти.
- Кадыр Каркабатович, специалисты независимого Казахстана практически не имели опыта ведения внешнеэкономической деятельности, так как это была вотчина Москвы. Хотя первые инвесторы в Казахстан потянулись, еще когда он был в составе союзного государства. Среди них хватало и авантюристов, и проходимцев всех мастей. Помните историю с СП “Мунай”, где партнером “Эмбанефти” выступал владелец сети булочных из Калифорнии Харольд Бидерман? Контракт с ним удалось расторгнуть с большим трудом спустя годы через суд. Много ли было на Вашей памяти подобных бидерманов?
- Относительно первой части вопроса. Да, в советское время нас даже не допускали к переговорам с иностранными инвесторами. Все переговоры вела Москва, и только после настойчивости нашего предсовмина Нурсултана Назарбаева Москва включила наших представителей в состав переговорной группы с компанией “Шеврон”. От нашего правительства тогда в этих переговорах участвовал Калык Абдуллаев, в то время заместитель председателя Совета Министров. Это случилось в 1989 году, а сами переговоры начались в 1987 году.
Действительно, у нас не было опыта проведения переговоров с такими крупными транснациональными компаниями, этот опыт приходил со временем, и, конечно, те международные консультанты, которых мы привлекали для переговоров по этим проектам, оказали нам помощь, и мы в конце концов смогли потом по другим проектам вести переговоры самостоятельно. Например, по шельфу Каспийского моря мы создали государственную компанию “КазахстанКаспийшельф”, которую возглавил вице-министр Минтопэнерго Балтабек Куандыков, и она на равных разговаривала с иностранными партнерами по Каспийскому проекту.
Что касается авантюрных, как Вы их назвали, инвесторов, их действительно особенно в первые годы независимости приезжало очень много. Под разными предлогами они пытались войти в проекты, некоторым это удавалось, некоторым нет. В частности, Бидерману при поддержке людей, далеких от нефти, это удалось. Он внедрялся в разные проекты, подписывал учредительные документы - и все! Работа не начиналась, зато потом он больше выигрывал на судебных тяжбах.
- То есть он подобным образом “проинвестировал” не только Казахстан?
- Конечно, он достаточно известен в мире подобного рода деятельностью. В конце концов, по-моему, свое он взял в качестве отступных. Такие люди были, их приводили в Казахстан через каких-то других людей, но это был своего рода бизнес, который развивался в тот период.
- Среди других “легендарных” личностей, с которыми Вам приходилось сталкиваться в должности министра, был Джон Дойс, глава Oman Oil Company. Кто он: талантливый бизнесмен, консультировавший наше правительство в сделке по Тенгизу и выторговавший благоприятные условия для Казахстана, как говорят одни собеседники? Или авантюрист, умело игравший на противоречиях между Казахстаном, США и Россией?
- Моя оценка такова: Дойс - очень активный, опытный переговорщик. Он пришел в Казахстан еще до меня и консультировал правительство Казахстана на начальном этапе переговоров по Тенгизу. Я не знаю историю его появления в Казахстане в качестве консультанта. Он начал с того, что привлек в Казахстан кредит из Омана в размере 100 миллионов долларов.
В то время Казахстан испытывал большой недостаток в финансовых средствах, привлеченные с его помощью деньги были очень весомой помощью. Зная, что Казахстан готовит контракт с “Шевроном” по Тенгизу, Дойс предложил построить нефтепровод от Тенгиза на Черное море, будущий КТК. Он подключился к созданию КТК вместе с Оманом, они начали финансирование работ по этому проекту, и таким образом проект начал функционировать. И я считаю, он, как консультант правительства Казахстана по нефтяным проектам, сыграл все-таки положительную роль.
Каких-то авантюрных дел в Казахстане у него не было, как его обвиняют, допустим, в России, где приписывают ему, что он украл большое количество нефти и продал эти объемы, а выручка в Россию не вернулась. Ничего подобного сказать относительно его деятельности в Казахстане не могу.

1992 год, Россия присоединилась к КТК. Слева направо: министр нефти Султаната Оман С. аль-Шанфари, заместитель председателя правительства Российской Федерации В.С.Черномырдин, заместитель премьер-министра - министр энергетики и топливных ресурсов К.К.Байкенов

- Однако есть информация, что не Россия, а именно иностранные партнеры по КТК поставили Казахстану условие, что примут участие в проекте, только если его покинет Дойс...
- Нефть всегда связана и с деньгами, и с политикой. Поэтому в этом проекте есть и то и другое. Вся проблема состояла в том, что “Шеврону” был предложен вариант структуры КТК, в которой четырем участникам предлагалось иметь равноправные доли - по 25 процентов. Если Россия и Казахстан вкладывали в качестве своей доли имеющиеся нефтепроводы от Тенгиза, построенные еще в советское время, то Оман и “Шеврон” должны были принести в проект конкретное финансирование. На этой основе возникли противоречия между Оманом, в лице Дойса, и “Шевроном”. У “Шеврона” в этом споре был сильный рычаг воздействия на консорциум, а именно он являлся поставщиком нефти в систему КТК. От его участия в КТК зависело и финансирование этого проекта. Потому что мало построить трубу, ее надо заполнить нефтью. Поэтому “Шеврон” диктовал свои условия, утверждая, что если государства - Казахстан и Россия - примут позицию Дойса, то она им принята. “Шеврон” тогда говорил, что Оман хочет влезть в трубу без несения какой-либо ответственности по гарантиям. И “Шеврон”, являясь поставщиком нефти, вполне логично рассуждал. Дойс же хотел, фактически пользуясь шевроновской нефтью, увеличить долю и Казахстана, и Омана в КТК.
- Я слышал, что иностранные партнеры по переговорам по “Тенгизшевройлу” и по КТК и на Вас жаловались наверх?
- Жаловались, конечно. Если говорить конкретно по ТШО, то основные принципы соглашения о создании совместного предприятия были отражены в меморандуме о создании СП, который подписали председатель совета директоров “Шеврона” и президент Н.А. Назарбаев. Нам было поручено эти принципы переложить в контракт по созданию СП. И эта работа продолжалась четыре года. Сначала К. Абдуллаев вел эти переговоры, а когда мы обрели независимость, президент Н. Назарбаев поручил мне вести эти переговоры.
Переговоры были достаточно тяжелыми. Несмотря на то, что основные принципы были заложены в меморандуме, все детали обсуждались очень долго и очень сложно. Были крупные вопросы, на которые мы не шли, были вопросы, на которые “Шеврон” не соглашался, в конечном итоге мы пришли к соглашению. Мы отстаивали свои интересы, “Шеврон” - свои, и, я считаю, в некоторой степени хотел получить больше, чем было отражено в меморандуме. Тем не менее подписание состоялось 6 апреля 1993 года в Алма-Ате.
С людьми из “Шеврона”, кто участвовал в разработке контракта по Тенгизу, я время от времени имею встречи, в частности, с человеком, с которым мы подписывали соглашение о создании ТШО - Ричардом Мацке. Мы с ним продолжаем общаться и обмениваться письмами, и отношения у нас дружеские.
Наверное, в большей мере “Шеврон” был недоволен моей позицией во время переговоров по КТК. Действительно, нам пришлось тогда держать жесткую позицию в отношении структуры КТК, в отношении схемы финансирования, поэтому, несомненно, это приводило к некоторым конфликтным ситуациям, которые выносились на верхний уровень. По моему, это и явилось отстранением меня от дальнейших переговоров через проведение реструктуризации Минтопэнерго.
Как Вы знаете, в 1996 году был подписан протокол о реструктуризации КТК, состав которого известен. Это уже происходило без меня, так как 14 июня 1994 года в связи с реорганизацией Министерства энергетики и топливных ресурсов я был освобожден от должности министра. Было образовано вместо Минтопэнерго два министерства - это Министерство нефтяной и газовой промышленности и Министерство энергетики и угольной промышленности.
- Нефтяники рассказывают, что за кураторство над проектом нефтедобычи на шельфе Каспийского моря в буквальном смысле боролись сразу несколько министерств и влиятельных персон. Как Вам удалось победить, ведь в итоге госкомпания “КазахстанКаспийшельф” была создана в прямом подчинении Министерству энергетики и топливных ресурсов?
- Там все было проще, никаких интриг. Когда мы начали работу по поиску инвестиций, мы ездили по миру, в частности, в Лондон и Хьюстон, совместно с Министерством геологии презентовали наши месторождения, но не касались шельфа, представляя месторождения на суше. В ходе поездки встречались со многими компаниями, проводили переговоры. Хотя уже в то время мы знали, что по Каспийскому морю есть данные, которые были в советское время собраны и что там могут быть большие запасы нефти. И когда я был у президента страны по этому вопросу, он сказал: “Давайте пойдем на море”. Президент по этому проекту разговаривал со мной, а не с министром геологии, поэтому я взял на себя организацию работы по проекту проведения разведки на шельфе Каспийского моря.
Надо было организовывать соответствующую структуру, которая бы проводила конкретную работу по данному проекту и вырабатывала бы стратегию привлечения иностранных инвесторов. Все это наше Министерство энергетики и топливных ресурсов взяло на себя, мы создали компанию “КазахстанКаспийшельф”, которую возглавил Балтабек Куандыков, одновременно работавший заместителем министра Минтопэнерго, ранее работавший заместителем министра геологии. И, наверное, поэтому Министерство геологии как-то автоматически оказалось в стороне от лидерства в этом проекте, но оно активно участвовало в переговорном процессе с иностранными инвесторами.
Западным инвесторам мы презентовали свои планы и примерную программу освоения шельфа в Хьюстоне. После чего уже началась конкретная работа с западными нефтедобывающими компаниями, с которыми мы проводили переговоры. Все это вылилось в создание международного консорциума по разведке казахстанского сектора Каспийского моря, подписание соглашения о его создании состоялось 3 декабря 1993 года, которое и выразилось в последующее обнаружение уникального месторождения Кашаган.
- После объявления в июле 2000 года о коммерческом обнаружении на Кашагане планировалось, что первая нефть будет добыта в 2005 году. Однако с тех пор сроки неоднократно переносились. С чем это связано, на Ваш взгляд?
- Прогнозы базировались на тех данных, которые предоставила компания “Аджип”, возглавившая консорциум. Вначале они планировали, что в 2005 году будет добыта первая нефть. Когда этот срок наступил, они попросили перенос, мотивировав тем, что это сложное месторождение, не полностью технология разработана. В принципе, с этим можно согласиться. Действительно, это месторождение чрезвычайно сложное, впервые в мире предстоит работать на таких больших глубинах с высоким пластовым давлением и наличием большого содержания сероводорода. Поэтому потребовалось провести целый комплекс дополнительных работ, чтобы отработать технологию и, самое главное, соблюсти безопасность при добыче. Кроме того, были допущены и ошибки со стороны проектантов, которые проектировали платформы, их пришлось исправлять, что вызвало потерю времени. В качестве сопутствующего фактора упомяну не совсем четкую организацию работы консорциума.
Наступил 2008 год, и опять заговорили о новом переносе. В итоге путем переговоров установили новый, думаю, что на этот раз окончательный срок - вторая половина 2013 года. Какого-либо интереса в затягивании сроков начала промышленной добычи у компании нет, потому что они пока несут большие затраты, а возмещения их нет. Причиной все же, на мой взгляд, являются в основном технологические трудности, которые выявились во время непосредственного осуществления бурения разведочных скважин.
К тому же нельзя упускать из виду вопрос отсутствия транспортной инфраструктуры. Промышленная добыча на Кашагане предполагает осуществлять добычу нефти в первом году на уровне 5 миллионов тонн в год, с дальнейшим увеличением добычи в последующие 2 года до 21 миллиона тонн. Эти объемы нефти надо куда-то транспортировать. Поэтому следует решать задачу строительства нового нефтепровода. Расширения КТК еще не произошло, труба в настоящее время вся заполнена, расширение до 67 миллионов тонн осуществится только через 3 года. Система трубопровода Ескене - Курык, запланированная для транспортировки кашаганской нефти в порт Курык и далее танкерами на Баку, тоже не готова. Проекта еще нет, предварительное ТЭО предполагается подготовить в сентябре-октябре текущего года. Поэтому отсутствие инфраструктурных транспортных объектов тоже в какой-то степени повлияло на то, что Казахстан согласился на отсрочку по этому проекту с определенными условиями. Запускать Кашаган необходимо в комплексе со всей инфраструктурной поддержкой. Поэтому, думаю, отсрочка проекта Кашаган дала нам лаг времени для создания транспортной инфраструктуры.
- Как можно понять из официальной прессы конца 1994 года, причиной Вашей отставки (по крайней мере, таковая была предъявлена общественности) стало подписанное межправительственное соглашение о закупке газа в Узбекистане по 84 доллара за тысячу кубометров при мировой цене в 70 долларов и средней цене по СНГ в 50 долларов. В результате госдолг страны перед соседями составил неподъемные 145 миллионов долларов. Так ли это?
- Я бы хотел уточнить, отставка с какой должности? Я ушел с должности министра энергетики и топливных ресурсов 6 июня 1994 года в связи с реорганизацией министерства, а 7 октября 1994 года я был назначен председателем Комитета по оборонной промышленности при Кабинете министров.
Материалы в официальной прессе по заседанию президиума Кабинета министров, где рассматривался вопрос о торгово-экономических отношениях между Казахстаном, Узбекистаном и Киргизстаном, были опубликованы в “Казахстанской правде” от 7 декабря 1994 года, где было сказано, что бывший министр энергетики и топливных ресурсов К. Байкенов подписал крайне невыгодный договор о закупке узбекского газа.
Корреспондент Е.Мироглова, не разобравшись досконально, по-своему интерпретировала материалы справки, подготовленной к заседанию президиума работником отдела СНГ Б.Р. Ахметгалиевым. Что касается межправительственного соглашения с Узбекистаном - я его не подписывал и не визировал. Подписание данного соглашения было прерогативой премьер-министра или его заместителя, а не министра.
Соглашение от 10 января 1994 года и приложение к нему были подписаны действующим тогда заместителем премьер-министра С.Абишевым. Думаю, что безоговорочному подписанию с его стороны указанной цены на газ способствовала позиция Казахстана, установившая мировую цену на зерно, поставляемое Узбекистану. Ответной реакцией Узбекистана явилась цена за газ 84 доллара, закрепленная в приложении к соглашению.
В той же газете “Казахстанская правда” от 20 декабря 1994 года вышла информация под заголовком “Уточнение после проверки”, в которой было сказано: “Как показала проведенная проверка, на указанных документах нет личной подписи бывшего министра энергетики и топливных ресурсов”. Такая вот история с этим межправительственным соглашением, и не она явилась причиной моей отставки с должности министра. Чтобы докопаться до истинной причины отставки, надо, как говорил Козьма Прутков, “смотреть в корень”.
- Кадыр Каркабатович, после отставки с поста министра Вы возглавляли Комитет по оборонной промышленности, нацкомпанию “Казатомпром”, а в сентябре 1998 года окончательно ушли в частный бизнес, где и трудитесь сейчас - в компании “Инвестконсалтинг”. За эти 11 лет не возникало желания вернуться на госслужбу?
- В принципе, желание работать и, будем говорить, непосредственно участвовать в тех проектах, которые я начинал, остается, потому что есть чувство сопричастности к этим проектам, есть понимание того, что некоторые моменты можно было бы сделать по-другому. Думаю, нормальное желание любого человека - не отстраняться от того, где раньше был. Когда за собой все мосты сжигаешь - жизнь становится неинтересной. Поэтому желание создавать, желание работать - оно всегда есть.
Компанию “Инвестконсалтинг” я создал в 1995 году после ухода из министерства. Через 4 месяца после отставки с поста министра глава государства пригласил меня в Комитет по оборонной промышленности, позже, в 1987 году, - в “Казатомпром”.
Желание работать в государственных структурах управления всегда у меня было. Хотя сегодня работа в частном бизнесе тоже довольно интересна. Мы консультируем наших клиентов по вопросам подготовки контрактов на недропользование, даем заключения, делаем технико-экономические анализы, бизнес-планы для тех иностранных компаний, которые приходят в Казахстан и хотят здесь работать. Мы оказываем им весь спектр консалтинговых услуг. А также работаем по проектам ТАСИС, ИНОГЕЙТ в качестве местных консультантов в нефтегазовой сфере и электроэнергетике.
- Что бы еще хотели сказать в заключении нашего интервью?
- Все мои передвижения по должностным ступенькам были без “мохнатой руки”. 8 лет я проработал в государственных органах на высоком уровне с Н.А.Назарбаевым, и я благодарен ему за ту поддержку, которую он оказывал мне, и за то, что научил меня государственной службе. Я никогда не цеплялся за должность. Рано или поздно человек покидает ту или иную службу, как по объективным причинам, так и по причинам подковерной борьбы. Это жизнь, и она так устроена.
Благодаря Вашим вопросам, Олег, я как бы окунулся в двадцатилетнее прошлое. О прожитом времени и проделанной за эти годы работе я вспоминаю с удовольствием. Благодарю Вас за это интервью.

Полный текст интервью - в августовском номере журнала “Petroleum” и на сайте www.petroleumjournal.kz

В первые годы независимости нашей основной задачей стало привлечение иностранных инвестиций, потому что мы не имели финансовых ресурсов внутри страны и не смогли бы обеспечить дальнейшее развитие месторождений нефти и газа.