Привет из тырмандыра!
Некий американец был “застукан” за выбиранием абрикосов на алматинском базаре. Продать килограмм фруктов, цена которому была 150 тенге, ему пытались в десять раз дороже - за десять долларов. Другая дама безуспешно выспрашивала на английском у уличной торговки, сколько стоят носки, пришлось вмешаться и перевести, ибо замученная продавец уже беспомощно воздевала глаза к небу. Что эти люди знают о нас?

По запросу “Казахстан” сайт газеты “Нью-Йорк Таймс” выдал несколько статей, по большей части годичной давности, в основном официоз - про национализацию двух банков и их намерение заморозить выплаты по займам из-за рубежа. Автор одной из статей пишет: “Благодаря легким нефтяным деньгам Алматы расцвел ночными клубами и экзотическими ресторанами, а бутики продают все - от Армани до разукрашенных брильянтами телефонов “Верту”. Далее он в общем предсказуем - мимоходом упомянул горе-шутника Бората, пояснил для несведущих, что из Алматы летают самолеты в Ганновер, Дубаи и Бангкок, а также указал цену коврика-сувенира в национальном духе - 594 доллара. В заключение американский гость очень даже польстил: мол, что ж будет с городом лет через десять; скорее всего, пока есть запасы нефти, станет он Центрально-Азиатским Дубаем.
Увы, наши ближайшие соседи знают о нас еще меньше. “Комсомольская правда” в заметке про журналистские ляпы элиты пишущей и снимающей российской братии, умиляясь безграмотности иных ее представителей, пишет: “Однажды Эрнест Мацкявичюс (тогда еще корреспондент НТВ) готовил материал про голосование в казахском (вместо “казахстанском” - вечная ошибка российских СМИ. - Я.Н.) парламенте и забыл, как этот парламент называется. До сдачи новостей оставались считанные минуты. Эрнест в панике вбежал в отдел и закричал: “Как называется казахский парламент?!” “Тырмандыр”, - абсолютно серьезно ответили ему коллеги, не отрываясь от компьютеров. В результате вышел репортаж: “В тырмандыре прошло голосование...” Пришлось потом Эрнесту писать объяснительную. По-хорошему, как того требует уровень действительно профессионального телевидения, Эрнесту следовало бы писать заявление на увольнение по собственному желанию. Не знать названия вещей, с которыми ежедневно соприкасаешься по работе, - позор для журналиста.
Мы дружно смеемся над остротами Задорнова или шутками кавээнщиков, не думая, как страшно то, что в нашем представлении до сих пор американцы глупы, русские любят заложить за воротник, эстонцы неторопливы, а живущие в Азии способны только на “Не ругайся, наця-я-я-яльника!”
Так что, несмотря ни на самые громкие слова, ни на самые разофициальные соглашения, меморандумы и договоры, мы по-прежнему не знаем друг о друге ничего. Для гостей из дальнего зарубежья Казахстан - это шальные нефтедоллары, сайгаки и призрак авторитаризма, для живущих бок о бок с нами мы какой-то третий мир, где конфеты и водка по талонам, а по улицам расхаживают верблюды. У нас семьдесят лет общей истории, но мы по-прежнему, еще с девяностых, разобщены. Тем страннее планы о едином экономическом пространстве и мечты о “новом СССР”. Если даже намека нет на попытки культурного единения, о чем вообще можно говорить? Может, и правда, с детского сада нам всем нужны даже не уроки финансовой грамотности, а “Основы толерантности”?