Ботагоз Сейдахметова
Лауреат Президентской премии мира и духовного согласия писатель Герольд Бельгер посетил дискуссионный клуб “Айт-парк” по случаю презентации его новой книги “Казахское слово”, где Гер-ага (как его с уважением называют казахи) рассуждает о нынешней литературе, казахской нации, селе и о том, как изменились люди за последние 60 лет

Немец Эрнст Кончак называет Герольда Бельгера казахско-немецко-русско-советским писателем. Абиш Кекильбаев шутя называет его Мамбетом за его аульное происхождение. А сам Герольд Бельгер говорит, что о казахах он много понимает, но ему до сих пор недоступны казахские шежире и родовые отношения, и что только в последнее время понял, что он - аргын.
При этом он добавляет, что европейские писатели не обращают внимания на национальное происхождение. В свое время во Франции в Институте восточных языков он общался с французскими писателями еврейского, итальянского, испанского происхождения. Все они смешанных кровей, но при этом не говорят о национальности, считая себя французскими писателями. “А мы собирались учить французов дружбе народов. Это было так дико”, - смеется Герольд Бельгер.

Герольду Бельгеру в этом году исполняется 75 лет

Советский человек
- Сегодня тираж журнала “Жулдыз” не более трех тысяч. Вы там работали в советское время?
- Я там сидел в отделе прозы. Казахи - народ хитрый, они меня загрузили чтением заведомо негодных рукописей. В то время очень много писали китайские казахи. С образованием 3 класса они катали романы, повести. Это был какой-то кошмар. И я, как немец, все внимательно читал и писал ответы. Все китайские казахи были возмущены, мол, кто такой Бельгер, с какой стати он нас судит? Тогда Кадыр Мырзалиев, он был ответсекретарем, посоветовал подписываться Бельгибай. Вопросы тут же отпали. А тираж тогда был более 200 тысяч.
- Тогда почему сегодня мы говорим о колониальной политике Кремля, ущемлении языка?
- Когда так говорят, я возмущаюсь. Это не так. Я человек ХХ века, я человек советской системы, я себе не позволяю ругать советскую систему, особенно образование, здравоохранение. Я репрессированный человек, тем не менее о советской власти ни одного недоброго слова не сказал. Почему? Потому что будет еще хуже. Тиражи падают.
Мой немецкий друг, поэт, пишет, что он издал книгу тиражом 50 экземпляров. И он страшно этим горд. Во втором письме он пишет, что два экземпляра он успел продать. Ей-богу, мы к этому придем! У меня у самого есть книги по 150-200 экземпляров.
- Сегодня мы часто пишем, что языковая политика Кремля погубила казахский язык. Но та же политика не погубила армянский, узбекский языки...
- Вообще в советское время жаловались на очень многое. Я, будучи немцем, тоже жаловался, что нет немецких школ, сражался за автономию. Мой друг Морис Симашко говорил, что в Алма-Ате живет столько евреев, но нет ни одной еврейской школы, и мы постоянно будем этим возмущаться. Но если завтра откроется еврейская школа, ни один еврей туда не пойдет, а возмущаться будет.

Казахская ментальность
- Вы хорошо знаете казахов. Может, нам не нужны демократические нормы, выборы нового президента, парламенты? Может, наша казахская ментальность такая - жить в степи с ханами, баями?
- Я охотно пожил бы в ту эпоху. Я недавно рецензировал новый перевод книги “Путь Абая” и думаю, что мог бы жить в то время или еще раньше. Я там бы чувствовал себя комфортно, чувствовал себя немецким путешественником, который объезжает казахские степи в XVII-XVIII веках.
Может, действительно много нам и не нужно. Я знаю казахов с 1941 года и постоянно подчеркиваю, что казахи послевоенных лет и сегодняшние казахи - это абсолютно разные люди. Те были лучше во всех отношениях - добрее, порядочнее, деликатнее. Я об ауле очень высокого мнения, это одна из моих ипостасей. По-моему, казахи больше потеряли, чем обрели. Раньше приезжаешь в аул, собаки раза два тявкали, а потом начинали вертеть хвостом и вели к хозяевам. Сейчас те же собаки в ауле злые, лают на тебя.
Был студентом, приезжал в аул, для каждого у меня был подарок. Сегодня приезжаю в аул, люди закрывают ставни, потому что пригласить стыдно, угощать нечем, жизнь убогая, и люди стали хуже. То, что мы потеряли аул, - моя постоянная боль. Я написал большой очерк “Мой аул”, выразил любовь к тому аулу, который исчез из исконной степной цивилизации навсегда.
В 1941 году, когда в Казахстан приехали немцы, потом чеченцы, поляки и другие, добрее казахов людей не было. Я был любимчиком аула, никто меня не обижал. Меня называли сары-бала (рыжий мальчик), аксакалы давали лучший кусок мяса.
- Говорят, что главный враг казаха - казах.
- Мне как-то рассказали историю, похожую на анекдот. В Симферополе живут два казаха - один шофер, а другой гаишник, друг друга они все время подлавливают. По-моему, это характерно для всех народов. Враг русского - русский, враг немца - немец. Казахи очень плохо знают наши немецкие отношения. Но мы, советские немцы, больше цапаемся между собой, чем казахи. В Германии немцы жалуются, что мы сволочной народ. Из Израиля мне пишет знакомая: евреи все гениальные люди, но когда они собираются вместе, никого хуже нет.

Оппозиция и власть
- Вам не кажется, что оппозиция сидит в кабинетах Ак Орды? Умные, образованные люди...
- Что-то в этом есть. Но я себя оппозиционером не считаю. Я ни там и ни тут. Я сам по себе. Что вижу, то и пишу, свое мнение высказываю. Но там, наверху, иногда не нравится то, о чем я пишу. Но они знают, что я не претендую на их кресло, никого не вытесняю, ничего не требую. Что касается оппозиции, многие мои друзья сидят там, думают так же, как и я, но они играют другую роль. У нас все играют какую-то роль, даже президент играет роль президента.

Где немцу жить хорошо?
- Кому из немцев, по-Вашему, жить хорошо - тому, кто уехал в Германию, или тому, кто остался в Казахстане?
- Каждый по-своему прав. Это сюжет моего романа: начало 90-х годов глазами немца, который возвращается в Казахстан. Я легко могу определить нашего немца в Германии - ходят группами, оглядываются, говорят с акцентом по-немецки, но чаще они общаются на русском языке. Глаза грустные, пустые. Материально все хорошо. Но в глазах тоска, они еще не вписались в новую жизнь.
Но в последнее время у российских немцев в Германии появились свои газеты, журналы, издательства, свои книги издают.

Трудности перевода
- Имя Казахстана для Вас?
- Это Абай, Ауэзов.
- Насколько адекватен перевод их слов на другие языки?
- С Абаем у нас беда. Много переводим, но переводы неполноценные. Я издал в Кельне 20 стихотворений Абая на немецком языке, но все-таки неполноценный Абай получился. Много поэтов перевели Абая, но, когда начинаешь сравнивать с оригиналом, видишь - ай, не то. Я сторонник мысли, что Абая лучше не трогать. Пусть казахи его читают, понимают, а другие никогда его не поймут. Либо нужен такой человек, адекватный Абаю, он должен быть конгениальным, но, видимо, это невозможно. Даже двуязычные казахи не могут это сделать полноценно.
Абай в своем 38-м “Слове о религии” использовал массу слов персидского, арабского происхождения, мусульманские каноны, это абсолютно невозможно перевести на русский язык.
- Почему в Казахстане нет литературного института?
- Он не нужен. Представляете, кто там будет преподавать? У нас стихийных писателей столько, что ужас.
- Многие писатели в своих интервью часто говорят: все, состарился, устал, хватит. Для писателя это трагедия. Достаточно вспомнить судьбу Хемингуэя. Для Вас не писать - это трагедия?
- С годами у человека сил становится меньше. Но ведь я не только прозаик, как эссеист я могу работать между разными культурами. Нет, могу заняться переводом или редактированием книг. Пока шарики крутятся, я могу что-то делать. Но мучить ни себя, ни других не буду.