Сагымбай Козыбаев

Посланец
Кремля
В один из воскресных дней заехал к брату. По обыкновению он сидел за письменным столом, заваленным десятками книг и своими рукописями. Он был из тех людей, о творчестве которых принято говорить: “Ни дня без строчки”. Обладая лишь ему свойственным особым чутьем историка, он в своих сочинениях не чурался и публицистических привнесений, поскольку по складу был поэтической натурой. “Все-таки каким он мерзавцем был”, - выразился брат после положенного приветствия.
О ком это мой брат академик Манаш? Не сложно было догадаться - о персонаже очередного политического портрета, над которым он работал, - Голощекине. До этого в прессе вышли другие: Сталина, Хрущева, Брежнева, Шаяхметова. Связаны они были с казахстанской фактурой, во многом не известной доселе общественности. Портреты вызвали широкий резонанс, потом они вошли в его семитомник.
Насколько мне известно, нет полной биографической работы о Голощекине (1876 - 1941). Все сведения отрывочные, требуют перепроверки. Но есть и то, что на поверхности. Это период c 1925 по 1933 год, когда он, посланник Сталина, возглавлял Казахстан. Годы голодомора казахов, когда вся степь от края до края была устлана человеческими трупами. Пишут о голодоморе в Украине, Поволжье, но масштабы невиданного убийства своего же населения в Казахстане были самыми заоблачными. Здесь ели трупы.

Голощекин, придя к власти, громогласно объявил, что в казахском ауле нет советской власти, и надо “пройтись по аулу Малым Октябрем”. Прошелся. Через террор и репрессии, тотальную конфискацию, мнимое раскулачивание, внутрипартийные интриги, расстрел соратников по революционной борьбе.
В годы смертного голода в Казахстане умер каждый второй казах, как минимум. По переписи 1926 года (исследование М. Козыбаева. - С. К.) в республике насчитывалось 3 миллиона 960 тысяч казахов - самый многочисленный этнос в Центральной Азии на тот период. Намеченная на 1933 год перепись населения не состоялась: ее откладывали несколько раз. Перепись 1937 года была однодневной, а ее материалы были изъяты и засекречены. По переписи 1959 года казахов было 2 миллиона 790 тысяч.
Народный писатель Казахстана Гафу Каирбеков (1928 - 1994) оставил следующее воспоминание: “Тургай. На улице много взрослых людей. Они идти не могут, ползут на четвереньках. А некоторые уже недвижны, лежат на дороге как бревна. Выбежал я однажды погулять, и меня схватили чьи-то руки. Я - вырываться. А сколько мне было... ну, года четыре. Хорошо, бабушка на помощь подоспела, крик подняла. Потому-то и наказывала несколько раз за день: “Не ходи за ворота - съедят”.
Приведем данные из архивной сводки “О людоедстве и убийствах с целью людоедства” оперативного отдела главного управления рабоче-крестьянской милиции ОГПУ 31 марта 1933 года: “За последние месяцы в некоторых местностях Советского Союза установлен ряд случаев людоедства, продажи человеческого мяса на рынках и убийства с этой целью. Отмечаются следующие случаи: Казакстан (до 1936 года Казахстан назывался “КазаКстаном”, а казахи - “казаКами”. - С.К.). В городе Аулие-Ата (ныне Тараз. - С.К.) с 11 по 16 февраля с.г. задержаны: на рынке женщина с частями человеческого мяса в вареном виде. По заключению судебного медицинского эксперта, части тела ребенка в возрасте 6-7 лет. На узбекском кладбище мужчина-казак с ребенком в изрубленном и сваренном виде...”
Все это было последствием политики, которую проводил в Казахстане Голощекин, в многострадальной памяти народа оставшийся как кровопийца. А ведь он - один из верных соратников не столько Сталина, сколько Ленина. Член партии большевиков аж с 1903 года, в 1912-м был избран в ее руководящий состав в качестве члена ЦК РСДРП (название КПСС в 1898 - 1917 гг. - С.К.). В дни Октябрьской революции (в этом году ей 100 лет) член Петроградского Военно-революционного комитета - чрезвычайного органа государственной власти во главе с Лениным.
А дальше - стремительный карьерный рост Голощекина. Он - активный участник установления советской власти на Урале. Секретарь ряда губернских комитетов (в 1917 - 1923 годах на территории страны было создано 26 новых губерний. - С.К.). Член Сиббюро ЦК РКП(б). Эта партийная организация вначале руководила всей подпольной партийной работой, а затем с апреля 1920 года - алтайской, енисейской, иркутской, омской, томской, якутской, бурятской, а так же акмолинской и семипалатинской партийными организациями.
Далее в послужном списке уже огромный регион - Казахстан. Секретарь Казкрайкома ВКП(б), то есть первое лицо республики.
Руки Голощекина были по локоть в крови еще раньше, просто предыдущий опыт был использован им в полной мере на бесправном степном казахе.
Наш разговор об уральском, точнее, екатеринбургском периоде его жизни (с 1924 года - Свердловск, ныне вновь Екатеринбург, центр Свердловской области). И связан он с убийством царской семьи.
В литературе имя Голощекина значится по разному: то он Исаак, то Филип, это же имя но с двумя “п”, то Иса. Лишь фамилия была неизменной. Но настоящее имя - Шая Ицкович.
Изучая историю Белого движения в России, наткнулся на один любопытный источник. Он теперь известен, но все же малому кругу исследователей. Источник полностью связан с Голощекиным (тогда он был Исааком) в бытность его областным военным комиссаром Екатеринбурга. Эта книга, двухтомник, носит название “Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале”. Оказывается, книга была издана по свежим следам еще в 1922 году во Владивостоке малым тиражом, в 1979 году, спустя 57 лет, переиздана в Буэнос-Айресе (Аргентина). Конечно же, в связи с перезахоронением уже в новейшее время останков царской семьи в Петропавловской крепости, специалисты для идентификации помимо криминалистического тождества использовали все письменные и другие документальные доказательства, в том числе наш источник - он фигурировал в качестве основных.
Автор книги - генерал-лейтенант Михаил Константинович Дитерихс (1874 - 1937). Биография его заслуживает отдельного жизнеописания. Пройдемся бегло. Он разработчик плана, так называемого Брусиловского прорыва в 1916 году. Один из организаторов контрреволюции в Гражданскую войну. В 1919 году Дитерихс - командующий Восточным фронтом. В августе этого же года - военный министр, но был отстранен Колчаком. В 1922-м - “правитель” на Дальнем Востоке. С остатками белых частей ушел в Китай. В Харбине бедствовал, одно время даже работал сапожником. Тем не менее до самой смерти был главой русской военной эмиграции на Дальнем Востоке.
В июле 1918 года в Екатеринбурге произошло убийство семьи Романовых (всего было расстреляно 12 человек: царь Николай Александрович, императрица Александра Федоровна, их дочери - великие княжны Татьяна, Ольга, Мария, Анастасия, наследник цесаревич Алексей, обслуга. Голощекин сыграл роль первой скрипки. Он организовал убийство августейшей семьи в Ипатьевском доме, в котором она содержалась в ночь с 16 на 17 июля. Затем был непосредственным участником сокрытия тел убитых. По указанию Голощекина и его “нукеров” тела были брошены в одну из старательских шахт (где добывали когда-то золото), которую, как пишет Дитерихс, “затем обваливали взрывом ручных гранат”.

Царской семье не повезло. Уже через неделю, в ночь с 24 на 25 июля, в город вошли белые войска, рассеяв Красную армию. Именно тогда Дитерихс собрал материалы произошедшего накануне убийства семьи Романовых в специальную папку “Царское дело”. Автор выяснил многие обстоятельства: тела убитых до сброса в шахту, после наружного осмотра людьми Голощекина в целях розыска драгоценностей (на трех дочерях царя были надеты какие-то особые корсеты), были изрублены на куски и сожжены на кострах.
Но Голощекину этого было мало. Дитерихс пишет, что Голощекин не удовлетворился “способом сокрытия тел...”. 18 июля, через день после злодейского убийства, он решил перезахоронить тела под своим личным руководством и лично им надуманным способом. Тела несчастных мучеников снова вытащили из шахты на глиняную площадку, туда же доставили бочку керосина, 9-10 пудов серной кислоты для неузнаваемости останков и предотвращения смрада от разложения. Цитирую Дитерихса: “...прежде всего Исаак Голощекин отделил у всех головы. По отделении голов для большего удобства сжигания тела разрубались топорами на куски...”.
Тайна убийства царской семьи сегодня более-менее расследована, хотя за давностью времени еще немало невыясненного. Ничего, кроме шока, тайна не вызывает. Наша мысль другая: изувер и живодер остается неизменным в своей сущности. Для него человеческая кровь, что элементарная водица.
Стоит ли удивляться тому, что мог натворить уже через несколько лет этот посланец Кремля.

Окурки
на площади
Служба в армии в советское время была обязательной. Увильнуть от нее было практически невозможно. Продолжалась она три года, на последнем году буквально считаешь дни до дембеля (демобилизации). По отслуженному году солдаты-срочники негласно делились на салаг, фазанов и стариков.
Старик - это что смотрящий на зоне. У него привилегии. В основном, в столовой, где он на завтраке по своему усмотрению делит сливочное масло. Его давали на общак в тарелке. Старик себя наделял значительной долей, остальным доставалось кому чуть больше, кому меньше, а то и ничего. Салаги ходили вечно голодные, ведь с мясом в общей кастрюле при раздаче происходило то же самое.
Но было нечто, где ты мог дать фору. Это самоволка, штука такая, чтобы согреться у бока дамы и побаловаться домашней едой. Но за это, если попадался, надо было отвечать нарядами вне очереди, начнешь пререкаться - можешь схлопотать губу (гауптвахту).
А наряды в армии (чистка полкового отхожего места, колка дров на целый полк, мойка посуды на кухне, чистка целого кузова картошки) - это почти на несколько часов за счет сна. Хочешь - не хочешь, надо выполнять.

А внеочередные наряды давали за проступок. Помнится, старшина заставил в течение двух часов строевым шагом доходить до телеграфного столба и отдавать ему честь. В другой раз заставил в лютый 40-градусный мороз выкопать куб метр на метр, а затем по окончании, под утро, закопать так, чтобы выглядело первозданно.
Фантазии у командиров в армии хоть отбавляй, но зачастую просто издеваются, тешат себя вседозволенной властью, а приказы в армии не обсуждаются. Кто не побывал на губе, тому и нечего потом вспоминать. А губа есть при части (войсковая), а есть гарнизонная - не дай бог там оказаться. Так вот, попал я в гарнизонку, не успел с самоволки даже дойти до части. Дали десять суток ареста. Отобрали сразу ремень. Закинули в одиночную бетонную камеру. Нары без постели. Не до бодрствования - наряд за нарядом.
В один из дней два конвоира (такие же срочники) вывели на городскую площадь. Старший сунул мне в руки алюминиевое ведро: “Как заполнишь его окурками, наряду и конец”. Куда деваться, хожу и собираю окурки. Люди толпами, прячу глаза. Позор и стыд, единственное желание, чтобы все проходящие были куряками. А меня толпа по-своему жалела.
В армии чего не испытаешь. А в том полумиллионном сибирском городе, где служил, спустя годы оказался как научный гость. Вспомнив давнее, прогулялся на ту свою площадь. Нашел ее беспроблемно, но не узнал. Киоски, кафешки, фонтан и прочее рыночное. Да и люди показались другими, будто из другого мира, но все, в основном, дымили. Столько курящих, даже совсем юные девочки.
Как говорится, с чувством, с толком, с расстановкой постоял, попил кофе, покурил, подумал. Черт знает о чем.
Надо же, память привела на то же место. Дважды в реку заходить не принято. Даже не очень приятное в своей жизни, постыдное и унизительное, оказывается, не забывается.

Под властью
памяти
Приятель - своеобразный коллекционер, фанатично всю жизнь собирает анекдоты. Многие из них хранит в памяти, заслушаешься. Иногда он их записывает. Набралось анекдотов более тысячи. Советую издать. “Под чьим именем?” - спрашивает он. Отвечаю: “Под своим, конечно же. Они твои в собственной интерпретации”. “Нет, - говорит приятель - автор их народ, он же их и отшлифовал, что не придерешься, а мы всего лишь немые свидетели того, о чем в них речь”.
Что же, он прав. Именно свидетели. Каждой невероятной молвы, как и этой в блокноте знакомца, выбранной мною наугад. Приятель милостиво разрешает ее переписать.

Брежнев у себя в Кремле. Раздается стук в дверь. Брежнев подходит к двери, достает из кармана бумажку и читает:
- Кто там?
За дверью молчание. Он читает снова:
- Кто там?
Снова никто не откликается, но слышно, что за дверью кто-то сопит. Генсек открывает дверь и видит там главу правительства Тихонова.
- Ты что же не откликаешься? - спрашивает Брежнев.
- Я... бумажку забыл дома!
...Было как будто вчера. А мораль? Да та же. Мы свидетели своей недавней истории общей страны и ее вождей, в склероз всех вводивших. Избави, Боже, впредь от такой напасти.