Сагымбай Козыбаев

Величие властелина

Это место уголок Эдема. Здесь ежедневно совершается подвиг веры в разум. Как любая уникальность, место это неповторимо. Огромное открытое пространство у порога величественных гор. Всегда на виду пронзившие небосвод пики, они неизменно укрыты круглый год снежным покровом. Особенно впечатляющи горы ранним утром, когда воздух хрустально чист. Они так рельефно близки, что кажется: протяни руки - и горы у тебя на ладонях. Так и просят: приди и покори.
Хозяин этого райского уголка - неугомонная во все времена студенческая братия. Здесь место их учебы и жилья. И не только. Свой внушительный Дворец студентов с огромным театральным залом - его давно облюбовали заезжие артисты. Свой медицинский центр - он оснащен невиданной закордонной электроникой. Спортивный комплекс с футбольным полем у горной говорливой речки. А чего стоит библиотечное палаццо, там все - книги, торжественные залы, анфилады, компьютерные центры, не хватает лишь мраморных бюстов эпохи Возрождения. Учись и учись.
Словом, место это с дивной панорамой Заилийского Алатау - город в городе. И всяк проезжающий знает - это Казгуград. За тридцать пять лет прописки в новом месте здесь собраны в едином кулаке все учебные корпуса, факультеты, лаборатории, кластеры, все, что полагается.
Это чудо природы, мысли и знания скульптурно окрыляют две личности. Один, имя которого носит университет, - Абу Насыр аль-Фараби. Трудно что-либо прибавить к сказанному о нем веками. И я не смею.
И другой человек, идейный вдохновитель этого городка. Он стоял у истоков его воплощения в жизнь. Академик Умирбек Арисланович Джолдасбеков, ректор университета в 1970 - 1986 годы.
Буду также немногословен. Но позволю все же вспомнить пару эпизодов. К тому же есть знаменательный повод: 85 лет со дня рождения У. Джолдасбекова - событие, которое отмечается в эти дни в стенах его любимого детища.
Память памятью, но действительно есть что вспомнить. Мой старший брат жил с Умирбеком Арислановичем в одном подъезде, как говорится, друг над другом, нечетные 5-я и 7-я квартиры. Не знали оба, что в один прекрасный день станут сватьями, по - казахски ћџдалар. Дочь нашего тогда покойного родственника, известного в стране журналиста, вышла замуж за его сына. Сегодня он - известная личность, большой ученый в области механики, пошел по стопам своего отца.
И не знали, конечно же, что со временем на торце дома по Кунаева они будут соседствовать памятными мемориальными досками. И улицы в Алматы их имени по соседству в одном районе. А при жизни, понятное дело, у них были общие академические дела и общие застолья по приятным поводам. Был тому неоднократным свидетелем.

Я пришел в КазГУ, когда Умирбек Арисланович уже четвертый год им руководил. В милом знаменитом здании некогда ЦК партии и Дома правительства на Кирова (университет носил тогда его же имя). Это здание ныне называют в народе Жургеновкой. Избрали членом парткома университета. По численности коммунистов партийная организация ведущего вуза страны (а университет тогда был один в стране, главный, это потом добавились другие) была приравнена по статусу к районному комитету партии. Назначили редактором университетской многотиражки по совместительству с преподавательской деятельностью. Придя из практической журналистики, по неопытности лет увлекся критикой на страницах газеты невзирая на лица. Там были и деканы, и другие руководители многочисленных университетских подразделений. Впрочем, критика была за дело, но кому это могло понравиться? Если бы я знал, что со временем сам стану деканом и узнаю, что это за ноша! А тогда - море по колено, молодости издержка.
Умирбек Арисланович, вызвав своего незадачливого подчиненного, то есть меня, на ковер, тут же изрек: “Ты, парень, как бы аккуратнее...”. И в таком же духе далее, но по-отечески. Урок был деликатно преподан. Окрыленный “поплыл” я из огромного кабинета, из которого в свое время руководил всей республикой сам Леонид Брежнев. Я понял для себя, что ректор мыслит масштабно, заботясь о каждом из работающих под его началом.
 Вспоминается и другое. Поехал со своими студентами на сельхозработы. На табак близ Алматы. Уже под занавес приехал декан. С поручением от руководства университета срочно выехать в Киргизию. А нас уже должны были рассчитать, через пару дней заканчивалась сельхозка. Я отказался. А дело было в следующем. До сельхозки я только начал отдыхать на Иссык-Куле, и срочно отозвали. Доехал на “Волге” с оказией - с водителем секретаря обкома партии Т. Машина в районном центре Быстровка наехала на женщину с ребенком. С нежелательным исходом. Вина водителя - ехал быстро. Задание сверху - обелить водителя. Я как бы свидетель. Так вот, явиться на заседание суда, как мне приказали, я отказался. Декан: “Смотри, парень. Дело твое, но я бы не советовал так поступать”. Я проявил принципиальность, хотел довести дело, не хотел бросать своих студентов на произвол. Подумал: “А жизнь далее покажет, что будет...”.
Тогда я не обольщался: мог вылететь из университета в два счета. Бог миловал, но, думаю, миловал все-таки мудрый ректор, который при встрече, разобравшись с этой ситуацией, сказал: “Правильно сделал, думая прежде всего о студентах. Так и надо всегда”. Вот уже пятый десяток лет, при седьмом по счету ректоре, меня окружают мои милые питомцы. Был прав ректор - выше нет предназначения.
Прошло еще несколько лет. Для Умирбека Арислановича наступили тяжелые дни. Связаны они были с известными событиями конца 1986 года. Колбин снял его с работы, завели партийное дело, колесо завертелось. Вывели из партии. Но как сильный человек, стиснув зубы, он не отступился.
В начале 90-х, уже в относительное затишье, он стал баллотироваться в народные депутаты. Я не то что был в его предвыборной команде, скорее нет. Но оказал содействие идеологически, использовав перо. Его недруги, а они были, всячески противодействовали. Пришлось организовать коллективное письмо-отповедь в форме памфлета, оно вышло в газетах.
Уже находясь в парламенте, он всегда находил время, чтобы быть соучастником ратных дел родного вуза. Неизменно присутствовал на всех университетских празднованиях Наурыза, чтобы пожать каждому руки, сказать теплые слова.
На пороге нового тысячелетия Умирбека Арислановича не стало, не дожил он до своего 70-летия. Но страна не забыла его. В Алматы появился красивый широкий проспект его имени, открыт музей, сооружен памятник, Дворец студентов носит теперь его имя.
Родители нарекли его именем €мірбек. Просто так казахи раньше имена не давали. Вкладывали определенный смысл, предначертывая ребенку особый путь. €мірбек и означает “властелин жизни”. Что и исполнилось.
Каждый раз, переступая сени родного университета, ощущаю с трепетом: здесь царствует аура некоего высшего разума и величия тех, кто ее взращивал и выпестовывал...

Панорама Казгуграда

Лавры казаха
Лавра
Еще со школьной семьи мы негативно относились к этим фамилиям, не зная даже имен этих людей: Деникин, Юденич, Врангель. Еще - Колчак, Дутов, Анненков, имевшие отношение к Казахстану.
В результате Гражданской войны 1917-1921 годов пределы России покинуло не менее двух миллионов человек. Они осели во Франции, Германии, Тунисе, Турции, Китае, Латинской Америке. Так называемое Белое движение превратилось в белую эмиграцию.
Сегодня Белое движение ретиво изучается в России. Былого запрета нет. Неразгаданных загадок меньше. Думаю, что и у нас, в Казахстане, требует нового осмысления исход казахов за рубеж в те годы, история Туркестанского легиона, участие соотечественников в рядах зарубежного сопротивления в годы Великой Отечественной войны.
Под каким углом, с какой правильной позиции должны изучаться подобные темы? Очевидно надо не превращать умышленно белые тона в черные и наоборот. Утверждать так, как было.
Накануне Второй мировой войны белая эмиграция раскололась. Многие восприняли Гитлера, как спасение от большевизма и Советской власти. Генералы Андрей Шкуро и Петр Краснов воевали под нацистскими штандартами. Только через один Русский корпус в Югославии прошли более 17 тысяч человек. Эти неудобные “углы” и старается кое-кто нынче смягчить. Но зачем? Тот же Антон Деникин ведь отказался ввязываться в подобную авантюру на стороне фашистов. Почему-то к его персоне меньше внимания. Скорее неудобен и неугоден, ведь коричневая чума переживает ныне второе рождение, тем более на Украине - в местах, с Деникиным связанных.
В истории Белого движения особняком стоит имя Лавра Корнилова (1870-1918), самого видного военачальника России в канун Октябрьской революции. Напомним, он был генералом от инфантерии, возглавлял пехотную и стрелковую дивизию, армейский корпус, армию, в мятежном 1917 году - Юго-Западный фронт, Петроградский военный округ. Стал Верховным главнокомандующим Русской армии (второй человек в государстве), главнокомандующим Добровольческой армией на юге России.
Как и Чокан Валиханов в свое время, Корнилов окончил Омский кадетский корпус - привилегированное военное учебное заведение всей Сибири. Как и Чокан, в течение десяти лет своей жизни совершил целый ряд разведывательных экспедиций в Кашгарию, Афганистан, Персию (Иран), Индию, четыре года был военным атташе в Китае. Итогом этой шпионско-агентурной миссии в пользу России стал собранный им богатейший этнографический и военный материал, который Корнилов опубликовал в форме очерков в Ташкенте и Петербурге. Они до сих пор не потеряли своей ценности.
Как и Валиханов, Лавр Корнилов владел несколькими языками. Кроме обязательных для выпускника Военной академии Генерального штаба немецкого и французского еще английским, персидским, монгольским, урду, понимал японский, китайский (это помогло ему при общении с будущим руководителем Китая Чан Кай Ши). В совершенстве говорил Корнилов и на языке детства... казахском. Чего уже было не отнять, ведь это знание было впитано с молоком матери. Но об этом факте чуть ниже.
Корнилов в русско-японской войне был начальником штаба 1-й бригады. В Первую мировую войну легендарная 48-я дивизия под его руководством, известная в истории как “Стальная”, воевала в составе армии Брусилова в Галиции и Карпатах, на территории Австро-Венгрии.

Имя Корнилова было у всех на устах. Должность Верховного главнокомандующего Русской армии не заставила долго ждать. Историки еще долго будут изучать ситуацию острого противостояния Корнилова с Керенским в августе 1917 года. Первый, чтобы спасти страну от большевиков, требовал установления военной диктатуры, а Керенский всего лишь не хотел лишиться всей полноты своей власти. В результате возникло знаменитое корниловское выступление, которое принято называть мятежом. Генерал отказался подчиняться слабовольному Керенскому и обратился с воззванием к армии и народу, объясняя создавшуюся критическую ситуацию - безвластие и анархию в те летние месяцы 17-го.
Победа Керенского в этом противостоянии обошлась дорого России. Она стала прелюдией прихода Советов к власти, где большевики уже занимали преобладающее положение, и правительству Керенского оставалось вести лишь соглашательскую политику. Страна сознательно и лихорадочно шла к гражданской войне.
Как никто из белых генералов, Корнилов в своих взглядах придерживался традиционной русской государственности. Он был блестящим оратором, оставил немало пламенных речей, основной лейтмотив которых - честь и патриотизм. Он стал совестью русского дворянства, которое неустанно повторяло корниловские слова: “Душа - богу, сердце - женщине, долг - Отечеству, честь - никому!”. Его любили простые солдаты, остро невзлюбили Керенский и Ленин.
Арестованный на пару с лишним месяцев своими же, Корнилов в декабре 1917 года прибывает на Дон, где в Новочеркасске формирует Добровольческую армию.
Террор - и красный, и белый - становится нормой, а само слово “террор” - ходовым и излюбленным. В те тревожные дни начала 1918 года не остается никаких средств сохранения власти над страной. Большевики официально объявляют красный террор постановлением Совнаркома. Грабеж и убийства без суда и следствия идейно оправдываются. Насилие возводится в систему. Эта была война на тотальное взаимное истребление, в этом суть гражданской войны, впрочем, как и любой. На Кубани, где решалась судьба Советов, большевики и корниловцы из Добровольческой армии сотнями взаимно расстреливают людей. Большевистская “Красная газета” предостерегает колеблющихся: “Дабы не проникла в них жалость, чтобы не дрогнули они при виде моря вражеской крови. И мы выпустим это море”. Города и поселки переходят неоднократно из рук в руки. Общее число жертв красного террора 1918 - 1922 годов исследователи оценивают в два миллиона человек.
Лавр Корнилов был убит при штурме Екатеринодара (ныне Краснодар) - столицы Белого юга России. Его тайно хоронят. Равняют могилу с землей. Но уже на следующий день - 3 апреля 1918 года - большевики его изуродованный труп отрыли и публично сожгли.
Добровольческая армия, как впоследствии и вся белая эмиграция, имя генерала сделала на долгие годы символом высокого патриотизма и любви к Родине. Об этих событиях немало говорится и в “Окаянных днях” Ивана Бунина, книги запрещенной в годы Советской власти.
Спустя 95 лет после гибели Корнилова, в апреле 2013 года, ему был установлен памятник в Краснодаре.
Будут, возможно, и другие почести. А пока повсеместно в России появляется литература о Белом движении и его лидерах. В том числе и биографического характера. За дальностью времени неизбежны разночтения. Авторы при этом тянут зачастую одеяло на себя, делая героев “своими” - и по национальной крови, и по месту рождения. Потому есть различные версии. Не избежал этого и Лавр Корнилов. Правда, в меньшей мере.
Мать Корнилова была казашкой. Отец - Григорий, хорунжий Сибирского казачьего полка, служил в Восточном Казахстане - Зайсане, Семипалатинске, Каркаралинске. Предки Корнилова пришли в свое время с дружиной разбойника Ермака. Один из них был по преданию толмачом отца Абая. Был переводчиком на службе в Зайсане и отец Лавра. Окончательно осел в Усть-Каменогорске, приобрев дом на берегу Иртыша. Здесь в один год с Лениным и родился Лавр.
Мать Корнилова по одной версии звали Мариям. Из рода аргын (каракесек). Окончила церковно-приходскую школу. Крещена. Православное имя - Мария Ивановна. В 17 лет вышла замуж за отца Лавра. И родила ему 13 детей.
Другая версия. Она более правдоподобна. И прозвучала из уст Мухамеда Садыкова, одного из родственников Корнилова по материнской линии, проживавшего в Омске. Об этом поведали газеты “Караван” и “Айкын”. По этой версии мать Лавра звали по-другому - Кульшара, девичья фамилия Байызбекова. По отцу из другого рода казахов - кереев. Впоследствии была крещена как Мария, другие данные сходятся. (Кстати, относительно имени - у казахов раньше в обиходе были и настоящее имя, и прижившееся.)
Выяснилось: когда родился Лавр, мать забрала его вместе с другими детьми для воспитания и обучения в Омск к своим близким родственникам. Кульшара была образованной женщиной, знала языки. Потому ничего необычного, она желала, чтобы дети получили полноценное образование, особенно Лавр, подававший большие надежды.
Маршал Борис Михайлович Шапошников, однокашник Корнилова по Военной академии Генштаба, в своих воспоминаниях пишет о том, как генерал самыми теплыми словами знакомил его с фотографией своей матери-казашки, висевшей у него дома на почетном месте.
В мире, разнообразном и многоликом, столь же многогранны и судьбы людей, его заселяющих. А здесь вот такая основа основ - отчий дом на берегу Иртыша, теплые руки и нежные ласки матери, давшей миру одну из значительных фигур российской истории. У казахов очень популярна присказка: “Жігіттіѓ жаћсысы - наѕашыдан” - “Знатен всегда джигит по материнской линии”.
Им для казахов и остается Лавр Корнилов. Хотят того или нет...

P.S. Вспоминается факт из периода учебы в Ленинграде в глухие партийные времена. Студенческий кореш Петр Р., с которым любил по воскресеньям “лазить” по историческим местам Питера (а там каждый камень мостовой дышит историей), изрек как-то где-то, но тихо: “А ведь он твой родственник”. Речь шла о Корнилове, а в Питере с ним много чего связано. Да, не видать бы мне, керею родом, высшего образования, как своих ушей, возгордись тогда во всеуслышание.