Сагымбай Козыбаев
Архивы хранят порой такие тайны, что “озвучка” их в корне может изменить сложившиеся представления и стереотипы. Особенно это применимо к великим личностям. Судьба, всенародная известность и признание таких людей зависели зачастую от воли руководителя. Тем более, если им было первое лицо республики. Но и, конечно, не исключалось стечение благоприятных обстоятельств

Разгребая
архивную пыль
Имя Жамбыла (1846-1945, русифицированное - Джамбул Джабаев) получило всесоюзную известность во время Декады казахского искусства в Москве в мае 1936 года. Было ему к этому времени под 90. А обязан ли старец кому-либо этой, свалившейся на его голову, славой?
Полагаю, два человека все же имели к этому прямое отношение. Это выдающийся публицист, переводчик, воин-журналист Павел Кузнецов (1903-1967) и Левон Мирзоян (1897-1939), руководитель республики, секретарь Казкрайкома ВКП(б) в 1933-1938 годы.
У Павла Николаевича Кузнецова, известного широкому читателю все же как первый переводчик Жамбыла, была нелегкая судьба журналиста. Оставив неизгладимый след в конце 20-х и начале 30-х годов в областной газете “Степная правда” (Семипалатинск), в краевых “Ленинская смена” (ныне “Экспресс К”), “Советская степь” (ныне “Казахстанская правда”), он на некоторое время исчез из поля зрения, проработав вне республики в газетах “Волжская коммуна” и “Звезда” (Днепропетровск). В последней, где он был ответственным секретарем, в июне 1935 года его исключили из партии с формулировкой “за связь с троцкистами”. Кузнецов тотчас же возвращается в Казахстан, и в начале 1936 года его назначают заведующим отделом информации “Казахстанской правды”.
Как же так - принят в республиканскую партийную газету с клеймом троцкиста? Возможно, все дело в неоспоримости таланта Кузнецова. Но этого недостаточно.
И, каким бы это ни выглядело странным, не обошлось без вмешательства самого Мирзояна. Оказалось, в отношении Кузнецова у него было собственное намерение.
11 февраля 1936 года Левон Исаевич пишет письмо в Комиссию партийного контроля при ЦК ВКП(б) М.Ф. Шкирятову (Матвей Федорович, 1883-1954, в 1934-1939 годы - член Комиссии. - С.К.) и Е.М. Ярославскому (Емельян Михайлович, он же Губельман Миней Израилевич, 1878-1948 годы. С 1934 года - член означенной Верховной трибунальной комиссии партии. - С.К.) с ходатайством о восстановлении Павла Кузнецова в рядах партии. Характеризуя его “как очень полезного и ценного человека”, Л. Мирзоян пишет (цитирую без купюр. - С.К.): “Тов.Кузнецов показал себя с очень хорошей стороны. Он разыскал в наших аулах народного певца Маймбета и ряд его вещей перевел на русский язык (2 стихотворения Маймбета в переводе Кузнецова были опубликованы в “Правде”).
Мне кажется, что он своими прекрасными переводами Маймбета искупил все те недостатки и ошибки, которые были в его прошлой работе. Его обвиняют в том, что будто он случайный элемент в партии, но мне кажется, что случайный человек не мог дать такого прекрасного перевода творчества казахского народного поэта. Его перевод стихотворения Маймбета, посвященного т. Сталину, является, по отзывам специалистов, одним из лучших и талантливых переводов, а такие переводы вряд ли могут дать люди, которые являются случайными в нашей партии”. (см. Архив президента РК. Ф.141, оп.1, д.8131, л.6-7.)
Уже в марте 1936 года членство в партии П.Кузнецову было восстановлено.
В конечном счете все дело-то было в персоне Маймбета.
В указанное время вовсю шла деятельная подготовка к декаде казахского искусства. И тут появляются вышеуказанные стихи Маймбета о Сталине в переводе Павла Кузнецова не где-либо, а в самой “Правде” - главной газете партии и страны. Л.Мирзояна этот факт явно заинтриговал. По его поручению начался поиск Маймбета по всей республике с одной лишь целью - включить в состав делегации на декаду. Но вот ведь незадача, долгий поиск акына оказался безрезультатным, никто не знает, кто он такой и вообще откуда. Но, очевидно, знает Павел Кузнецов. Раз знает он, какие же проблемы? Так, очевидно, думает Мирзоян. По его замыслу во время декады певцу-импровизатору Маймбету предназначалось спеть обязательный для того времени панегирик о Сталине - “солнце нашем”.
Но специальная комиссия по поиску Маймбета не отваживается доложить Мирзояну о безрезультативности. Акын будто сквозь землю провалился. Все боялись крутого гнева первого руководителя. Словом, Мирзоян ни о чем не догадывался, считая, что задуманная им акция, как говорится, на мази.
Об этом свидетельствует и следующий факт.
Месяца через два, а точнее 16 апреля 1936 года, за месяц до декады, Л.Мирзоян в письме к Сталину и Молотову, говоря детально о готовящихся мероприятиях в Москве (17-23 мая), отмечает, что на сцене Большого театра будут показаны первые казахские оперы “Кыз Жибек” и “Жалбыр” (автор Евгений Брусиловский), а также демонстрироваться образцы самодеятельного искусства: состязания народных акынов-импровизаторов Маймбета, Кенена и других жыршы-сказителей (Жамбыл и другие). (См. Архив президента РК.Ф.141, оп.1, д.10666, л.82-83.)
Общеизвестно, что Маймбета, увы, во время декады в Москве не было, а был Жамбыл, о котором до указанного времени не ведали ни Мирзоян, ни широкая общественность.
И тут самое время для иллюстрации этого факта вновь обратиться к архивам. В частности, к воспоминаниям Евгения Григорьевича Брусиловского (1905-1981, один из основоположников казахской профессиональной музыки, народный артист республики, лауреат Государственной премии СССР и КазССР. В 1934-1938 годы - руководитель Казахского музыкального театра. Один из ведущих организаторов проведения декады в 1936 году).
Эти воспоминания хранятся также в Архиве президента РК. Правда, в свое время они были опубликованы едва заметным шрифтом в примечаниях к книге “Левон Мирзоян в Казахстане”, выпущенной архивом совместно с армянским посольством в нашей республике. Инициатором издания был посол - мой давний коллега доктор исторических наук Эдуард Хуршудян. Еще тогда при встрече мы обменялись мнениями об исторической ценности воспоминаний Брусиловского. Учитывая, что они малоизвестны широкой публике, считаю возможным реанимировать их без определенной редакции и фактологической правки. Воспоминания в них не нуждаются.
Итак, перипетии поиска Маймбета, чем они закончились и как взошла звезда Жамбыла. Устами Брусиловского.
“Прошли уже в напряженном труде первые месяцы 1936 года, когда пришла из Москвы телеграмма Л.И. Мирзояна, обязывающая срочно найти акына Маймбета, привести его в порядок, хорошо одеть и включить в состав делегации Казахстана с тем, чтобы он сочинил поэму в честь т. Сталина с русским переводом П. Кузнецова. Организационными вопросами декады занимался тогда заместитель председателя Совнаркома Алиев. Он немедленно созвал совещание с одним вопросом на повестке дня: где найти Маймбета? На дворе стоял март, декада в мае - надо было торопиться. Но никто из приглашенных на совещание ничего вразумительного сообщить не смог. Маймбета никто не знает и никто не видел.
Как быть? Решили спросить Кузнецова. Пригласили Павла Николаевича и задали сакраментальный вопрос: где он встречался с Маймбетом? Если он делал переводы поэм Маймбета, значит, он знает его и встречался с ним? Вопрос оказался трудным. Кузнецов сообщил, что когда ехал на машине из Актюбинска в Кзыл-Орду, то по пути встретил где-то на полустанке утомленного, запыленного человека. Этот человек был бедно одет и зарабатывал себе на хлеб насущный тем, что пел по договору свои импровизации. Его звали Маймбет. Он якобы скрывался от секретаря Актюбинского обкома партии Досова, который хотел отправить его в психиатрическую больницу.
Рассказ Кузнецова оставил большое впечатление. Такие прецеденты были и раньше. В свое время баи возненавидели знаменитого певца Биржан-сала и, тоже объявив его безумным, посадили на цепь. Это был надежный способ изоляции нежелательной личности.
Тогда срочно запросили Кзыл-Ординскую психиатрическую больницу: не поступал, мол, к вам такой худой, запыленный человек по имени Маймбет? Больница сообщила: нет, не поступал.
А время шло. В перспективе уже виднелся апрель, а никаких следов загадочного Маймбета никто не мог обнаружить. Нашлись, правда, догадливые люди, которые попросили Кузнецова разъяснить: каким образом он записал у Маймбета “Песню об Асане Кайгы” и “Сказание о Жер-Уюк”, если он не знает казахского языка, а Маймбет, скорее всего, не знал русского языка? А если он не записывал, то как смог их запомнить? Но время для вопросов уже прошло, на дворе стоял апрель, зацвел урюк, и надо было срочно выполнять распоряжение Л.И. Мирзояна. Неисполнение распоряжения первого секретаря ЦК грозило крупными неприятностями.
Была команда свистать всех наверх. Надо было что-то срочно предпринять. Заседание у Алиева проходило при “малярийной температуре”. Времени почти не оставалось. Уже стало ясно, что поиски Маймбета безнадежны. Был ли в действительности Маймбет или не был, но сейчас, в этот момент, аварийно-срочно был нужен опытный, авторитетный казахский акын. В конце концов, пусть у него будет другое имя. Разве дело в имени? Дело в таланте. Если не повезло растворившемуся в неизвестности Маймбету, пусть повезет другому талантливому акыну.
Назывались имена известных акынов в Карагандинской, Акмолинской и Актюбинской областях, но кто-то вдруг предложил: “Зачем искать так далеко, когда тут рядом, в селе Кастек, живет старик, хороший акын, его весь наш район знает. Ему только уже за 80, но он еще бодро ездит на базары. Зовут его Джамбул”.

Народный поэт Жамбыл Жабаев и лидер Советского Казахстана Жумабай Шаяхметов на Республиканском айтысе акынов в 1943 году

Старика привезли в Алма-Ату. Ему было 89 лет. Это был еще крепкий человек, бодрый, энергичный и жизнерадостный. Он любил свою профессию, любил хорошо покушать, был не прочь поухаживать за молодыми женщинами. Свои семислоговые термеобразные стихи он сочинял быстро и легко. Он так же быстро завоевал общие симпатии. Русского языка он совершенно не знал, но к нему прикомандировали на первое время молодого поэта Касыма Тогузакова, который должен был выполнять функцию секретаря великого акына.
Узнав, что в Москве живет большой человек, сила которого очень мощна, ум глубок и ясен, заслуги которого велики, а слава о нем прошла по всему миру, Джамбул сразу взял домбру и после небольшого вступления на домбре сочинил свои знаменитые стихи “Хотел с горой тебя сравнить”.
Эти стихи в замечательном переводе Павла Кузнецова, уже зарекомендовавшего себя отличным стилистом и переводчиком, завоевали широкую популярность по всей стране. Акын областного масштаба сразу получил всесоюзное признание и известность. За короткое время талантливый поэтический тандем Жамбыл - Павел Кузнецов создал на русском языке огромное количество великолепных произведений. Года через два переводами Жамбыла стали заниматься К.Алтайский и многие другие, но лучшие образцы поэтического творчества Жамбыла связаны с именем Павла Кузнецова”.
P.S.: Во время декады Жамбылу вручили орден Ленина. К нему были прикреплены личными секретарями известные поэты. Слава его превзошла все немыслимые границы. На сорок языков переведены поэтические творения. Все тот же Павел Кузнецов написал о нем роман “Человек находит счастье”. Сотни улиц, поселков, область названы именем акына. В Санкт-Петербурге переулок, носящий его имя, выходит в самом центре к Фонтанке. Его послание “Ленинградцы, дети мои” в годы войны поддерживало моральный дух осажденного города, придавало силы советскому народу в борьбе с фашизмом.
А растворившийся в неизвестности загадочный Маймбет?..
Сколько таких народных самородков было в истории! И осталось в безвестности.
Архивная пыль хранит их имена до поры до времени...