От любви до большой идеи...
Если завтра война, то во имя какой идеи не пожалеет своей жизни гражданин нашей страны? Ответ: за любовь и дружбу народов.
Прошлое воскресенье было праздничным. Граждане нашей страны, независимо от религиозных воззрений, отмечали Христово воскресенье. Одновременно, ближе к вечеру, в алматинское небо выпустили десятки зажженных фонариков в форме сердец в честь казахстанского Дня влюбленных, символом которого являются легендарные Козы-Корпеш и Баян-сулу. А я подумала, что вот он и ответ на вопрос, который меня, как журналиста, давно мучает: в чем национальная идея Казахстана? До сих пор я получала на него очень ироничные ответы, в которых обязательно упоминают усопший Союз вместе с его идеей всеобщего коммунизма или мира во всем мире, о котором мечтают все супермодели нашей планеты.
Может, на самом деле не стоило драматизировать и все на деле просто? Так что идея нашего общества состоит в том, что праздник любви отмечают с почти религиозным фанатизмом? Во всяком случае, в отдельно взятом казахстанском городе...
Вместе с тем я читала немало академических статей наших ученых на эту тему, написанных со дня обретения нашей независимости. Отечественные философы рассуждали о патриотизме, духовности, казахском языке, кино, исламе, морали, гендерном равенстве.
Но общая мысль примерно такова: казахстанская идея предполагает межэтническую интеграцию на основе сочетания интересов всех этнических групп в рамках унитарного государства. Проще говоря, идею общества, где всем все будет по потребностям, в постсоветском Казахстане сменила не менее важная - о едином, сплоченном народе страны.
Самое забавное, что только теперь вся эта академическая муть для меня стала как-то проясняться. Вот оно, вот в чем дело, вот, за что завтра гражданин нашей страны мог бы жизнь положить!
Между тем выяснила я недавно у одного узбекского эксперта, за что, например, граждане его страны готовы погибнуть. Оказалось, за свою независимость.
“Для Киргизии со всем ее хаосом последних семи лет такой идеей, на мой взгляд, стали слова “я тоже хочу побыть президентом”. Это - квинтэссенция “оранжевого” процесса, начавшегося в марте 2005-го. К счастью, этим болеет только политизированная часть общества, но, к несчастью, эта прослойка слишком велика в масштабах республики, оптимизма в отношении Киргизии в краткосрочной и вообще обозримой перспективе я не испытываю”, - считает координатор региональных программ Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения Российской академии наук Александр Князев.
При этом он добавляет, что наши соседи по региону - туркмены, узбеки, таджики, афганцы, на его взгляд, таковой идеи не имеют. Мол, авторитарные режимы могут декларировать сколько угодно официальных идей, но общество консолидировано силой режима. “Это безоценочно, слово “авторитаризм” для меня не ругательное, пример Киргизии показывает, что “демократия” бывает во сто крат хуже, - говорит Князев. - В Казахстане, на мой взгляд, есть зачатки такой идеи, связанной с понятием “стабильность”. Это позитивно”.
Кстати, если говорить о Казахстане, где национальная идея более или менее сложилась в идею гражданской идентичности, которая не зависит от этнической идентичности, то в этом плане интересен такой же полиэтнический Афганистан. У наших соседей по региону в Средней Азии сегодня особенно сложное положение - война, которая давно перешла в стадию перманентной, попросту не вызывает желания даже фантазировать на тему некой национальной идеи. Впрочем, в предыдущих статьях я приводила мнение одного из представителей афганской диапоры в Казахстане, который уверен, что Афганистану нужен Сталин. То бишь жесткая рука, авторитарный режим, который мог навести порядок в стране, остановить кровопролитие, а главное, самостоятельно решать свои внутренние политические проблемы. Пока же в Афганистане находятся иностранные войска, говорить о стабильности рано.
Я думаю, что афганский эксперт на той конференции по проблемам этой страны имел в виду, что пора бы американцам покинуть страну. Мол, сами справимся со своими проблемами.
Но тут я подумала, что на деле у Афганистана уже был и еще есть собственный Сталин. Это движение “Талибан”, которое именно жесткою рукою пыталось привести большую многонациональную страну к общему знаменателю в области политики, культуры и традиционных ценностей. И надо сказать, что с переменным успехом у них это получилось. Как минимум в части той самой любви и межполовых отношений, с которой я, собственно, и начала статью. Любовь и секс, думается мне, в Афганистане тема запретная и идеологически вредная. По талибским законам афганские женщины должны были занять в обществе то место, которое наши среднеазиатские женщины покинули в начале прошлого века. Мужья и мужчины в целом, опять же по-талибски, категорически враждебны ко всему иноземному, особенно западному.
Впрочем, есть пример официальной идеологии, основанной именно на идеях ислама. Это Исламская Республика Иран, которой нужно посвящать отдельную статью. Вот уж где точно о любви всегда слагали прекрасные персидские поэмы, которые переведены на все языки мира. И сегодня иранские поэты пишут о любви и женщине, но умирать мужчины в Иране все же будут совсем не из-за женщины. Ведь национальная идея сегодняшнего Ирана лежит в плоскости политического ислама, ядерной программы и противостояния с Америкой. Любви остается место только в персидской поэзии...