Он завершил свой жизненный путь 31 декабря 2008 года. Будто поставил точку в самом конце уходящего года, уходящей жизни...

Художник Рустам Хальфин умер во сне в поселке Унгуртас, что в 100 километрах от Алматы, в доме у Би-Фатимы, женщины-дервиша, объявившей это место пупом земли. Сюда его привела неуемная натура. Художнику, по словам очевидцев, там нравилось. За ним был уход и внимание. Он чувствовал себя, как в семье, которой ему не хватало в жизни. Вслушивался в живую казахскую речь. По настоянию Фатимы Рустам проделал-таки малый хадж по туркестанским святыням. В одном из музеев он увидел лицо жены Лиды на фото. Говорят, что был так поражен и опять не мог сдержать слез (супруга ушла из жизни несколько лет назад).
Хальфин был крайне любопытным к самым интересным проявлениям жизни. С собой взял много листов бумаги и карандаши. У него было планов громадье. Но человек предполагает, а Бог располагает. И умер Рустам как истинный художник. В исканиях.
Рустам был похож, для меня, своими голубыми глазами на врубелевского Пана. Однажды в Доме кино я увидела их вместе с Лидой Блиновой, художником, поэтом и его женой.
Они держались за руки и шли через толпу, сильно выделяясь среди людей... Рустам и Лида будто светились в темноте. Толпа не излучала света. Лида чаще ходила в черном. Рустама больше помню в сером облачении. Они были красивой парой, по-особому одухотворенным союзом.
Рустам, интеллигент до мозга костей, высоко стоял в своих идейных выражениях. Но в жизни был прост и ясен, как стеклышко. Его любимая словесная добавка - “на мой вкус”.
Он созидательно объединил идеи двух живущих в его сознании культур - русского авангарда и номадического сознания, воплощал собой идеал евразийского универсума...
Однако Рустам Хальфин едва ли бы понят, принят и тем более признан в родном Отечестве. И, как мне видится, культурная национальная элита поколения семидесятников, мысля несколько иными категориями и понятиями, недопонимала его, мягко говоря, “не въезжала” в те глубокие смыслы, которые он выуживал из пластов номадической культуры, изучив ее благодаря легендарному Алану Медоеву, геологу и археологу, выдающемуся ученому, филологу...
Рустам открывал нам неизведанные тропы, по которым двигался в своем очень глубоком и интеллектуальном искусстве. Его работы светятся так же, как светились его удивительные глаза. И это может почувствовать самый неискушенный зритель, которому неведомы понятия и термины.
Бескомпромиссная страсть - отличительная хальфинская черта. Рустам плакал, нет, она беззвучно рыдал во время открытия своей выставки в галерее “Тенгри-Умай”, пока о нем говорили ораторы. Это были невысказанные слезы художника, чья жизнь была всецело отдана искусству. Он перенес несколько инсультов, потерял любимую жену...
И еще меня удивляло его доброе и мягкое сердце... Многие считали Рустама высоколобым и высокомерным человеком. Но это было не так. Он просто не терпел любую фальш. Не любил поверхностность. Он отгораживался от мира, чтобы служить только Искусству. И ведь посмотрите, последние годы жизни Рустам ходил почти на все выставки и старался подбодрить молодежь. Говорил: “Молодцы, молодцы!” Или иронично о тех, кого несло и заносило: “Но они же звезды! Звезды!”
Мне вспоминается текст учителя Рустама, художника Владимира Стерлигова, из его манифеста о том, что прежде чем подходить к живописи, необходимо культивировать в себе чистое дыхание, основанное на сознании верующего человека...
Рустам Хальфин остается для меня примером такого чистого и ясного человека, ставившего Искусство превыше всех земных благ и удовольствий.
Зитта Султанбаева, художник, поэт, журналист