Анна Шелепова из Москвы
Борис Панкин - советский, российский дипломат, журналист, последний министр иностранных дел Советского Союза, посол России в Великобритании. После распада Союза вернулся к своей изначальной профессии - журналистике, с которой никогда не расставался, как и с писательским трудом

Долгие годы, еще с далеких шестидесятых, дружил Борис Дмитриевич с классиком казахской литературы Абдижамилем Нурпеисовым, о котором он и рассказал специально для “НП”:
- Дружба эта уходит корнями в 60-е годы, когда мы впервые познакомились - восходящая звезда казахской и всей советской литературы Абдижамил Нурпеисов и литературный критик и главный редактор “Комсомолки”. Катализатором же развития наших с ним дружеских отношений была моя жена Валентина Панкина, которая была в ту пору первой женщиной - членом редколлегии “Литературной газеты” и отвечала за отдел литературы братских советских республик, в неформальном общении именуемый “братишки”. А обратил ее и соответственно мое внимание на Нурпеисова Мухтар Ауэзов, который преподавал в МГУ и бывал гостем в нашем доме. Дружба с ним - особая страница нашей жизни, но об этом лучше спрашивать Валентину.
Став членом комитета по ленинским и государственным премиям, я вместе со всеми “здоровыми силами” этого учреждения ратовал за присуждение Абдижамилу государственной премии за трилогию “Кровь и пот”, переведенную на русский язык рано умершим Юрием Казаковым, которого уже при жизни молва справедливо зачисляла в живые классики. К их лику французская переводчица, эссеист и литературный критик Лили Дени отнесла в своих работах и Нурпеисова, что не является преувеличением.
Моя дипломатическая служба в трех европейских столицах нас надолго оторвала друг от друга. Контактировали по телефону. Но несколько лет назад Абе неожиданно позвонил в Стокгольм и пригласил в гости. Ему хотелось провести меня и нашего общего друга - профессора литературы Николая Анастасьева по крупным городам страны, а может, по скромности он не решился заикнуться о глубинках, но я, приняв приглашение, настоял именно на этом, в том числе и на поездке (поездом, машиной и вертолетом) на его родину - туда, где некогда на берегу Арала у Бел-Арана стояли юрты его отца, а теперь высятся захоронения предков, которым и мы, гости из России, истово поклонились.
Нурпеисов говорил, что приветствовать обретение республикой независимости его побудили боль и забота о родном языке, который, по его словам, чувствовал себя пасынком в своем доме.
- Цель была одна, - говорил он. - Поддержать хоть как-нибудь чахнувший, занедуживший, непопулярный на собственной родине язык. Звучало на встрече, задним уже числом, что ссылали в Казахстан с Северного Кавказа целые народы. В наказание им. Получалось, что казахи как бы изначально наказаны тем, что испокон веков живут в этих краях.
 А тут еще целина.
- Тут нам опять дано было почувствовать нашу второсортность: стояли, мол, какие-то юрты, мазанки, бродили в степях верблюды-бараны, и вот пришла новая могучая цивилизация; тракторы и комбайны разбудили спящие просторы.
Так говорили одни, а другие возражали, что с этими недугами можно было справиться и менее радикальными мерами... И во весь голос звучала ностальгия, здоровая, утверждаю, ностальгия, по утерянным контактам, связям, повседневному творческому общению с русскими коллегами, недавними соотечественниками из других новых стран.
- Переводу на русский язык я всегда придавал значение ничуть не меньшее, чем оригиналу, - вещал Нурпеисов, которого никто здесь не называл иначе как Абе, Абике.
- Нам, национальным писателям, предстать перед многомиллионным русским читателем, а вместе с ним и перед всей русскоговорящей аудиторией бывшего Союза было и радостно, и страшновато. Я уж не говорю, что русский язык был мостиком к другим языкам Запада и Востока. Превосходное знание русского языка - такое же наше богатство, как залежи нефти и газа.
- То, что выглядело обыденностью в пору существования Советского Союза, - подхватывали другие, - сейчас утраченное, неожиданно обрело другую ценность. Что имеем - не храним.
Звучали многочисленные “почему?”. Почему почти нет переводов и публикаций казахских авторов в России? Где двусторонние, а еще лучше - многосторонние встречи деятелей науки и культуры? Творческие командировки, дискуссии...
По итогам той нашей многодневной поездки я написал эссе, которое назвал “Портрет художника на фоне его страны”, которое было опубликовано сначала в “Российской газете”, а потом в журнале “Дружба народов”.
Когда убедился, что первая публикация дошла до Абе, позвонил ему в твердой надежде на комплименты. В ответ “прозвучала” пауза, а потом реплика: “Мы-то всегда считали Бел-Аран каменистой грядой, а ты назвал его песчаной возвышенностью”.
Таков уж он, мой друг Абе Нурпеисов.
Пришлось при верстке в “Дружбе народов” вносить правку. То дружеское собеседование в Уральске аукнулось вскоре заседанием в Доме литераторов в Москве, где было представлено вышедшее в издательстве “Парад” доработанное издание романа Нурпеисова “Последний долг”, к которому я написал послесловие.
С тех пор я побывал в Казахстане еще один раз. Поездка была приурочена к ежегодному собранию членов Пен-клуба, куда меня избрали казахские коллеги по перу, а также к открытию в Актюбинске памятника героям “Крови и пота”.
Новые встречи, новые беседы и ощущение того, что бреши и прорехи, образовавшиеся во взаимоотношениях России и Казахстана после распада СССР, замечены, осознаны и стороны трудятся над тем, чтобы восстановить утерянное  на новой основе.
Эксклюзивное интервью с восьмым и последним министром иностранных дел Советского Союза было опубликовано в №50 “НП”, а также на нашем сайте www.np.kz