В Германии умер писатель и драматург Андрей Кучаев. Ему было 70 лет, 55 из них он прожил в Москве. Написал и издал более 10 книг, первые из которых “Мозговая косточка”, “Второй план”, “Предмет сатиры. Ничего на десерт” - открыли читающей публике нового блистательного юмориста.
В 2001 году в Москве вышла книга Андрея Кучаева “Записки счастливого эмигранта”, после которой о нем заговорили как об интересном прозаике.
По словам писателя Виктора Шендеровича, кроме этого Кучаев был и замечательным педагогом. В его литературной студии занимались, среди других, Игорь Иртеньев и Александр Кабаков.
Андрей Кучаев похоронен в России.
Наша коллега Светлана Фельде, живущая ныне в Германии, взяла интервью у Олега Кучаева незадолго до смерти писателя

- Что для Вас значит понятие “литература эмиграции”?
- Хочется, прежде чем отвечать на ваш вопрос, Светлана, уточнить такой момент: а каков главный ее отличительный признак?
Если только географический, то она существует. То бишь есть писатели, живущие за рубежом и пишущие на русском языке.
Если ее отличительным признаком должно являться некое принципиальное несовпадение идейной направленности с направленностью литературы “тамошней”, собственно российской, что должно бы, по крайней мере, обеспечивать превосходство ее над “материковой” российской литературой, то ее практически нет. В том смысле, что здешние писатели, за небольшим исключением, не пишут в эмиграции вещей, которые обнаруживают некий “освобожденный” дух по отношению к “несвободному” духу продукции российских писателей, проживающих соответственно дома, в России.
- Всегда ли была такая “оппозитная” литература?
- Нет, не всегда. Она возникала эпизодически, вызванная к жизни не самыми веселыми обстоятельствами. Причем она возникала сначала в стране исхода! Это принципиально! Она и в России так возникала, и в других странах. Когда возникала соответствующая политическая ситуация! Она не возникает просто за счет переезда в более комфортные условия. Высылали Гюго. Преследовали Бодлера, Байрона, Гейне, Герцена с последующим изгнанием или вынужденным бегством.
У нас выслан был Бродский. Высылали Солженицына. Список “ссыльных” эмигрантов третьей волны может быть продолжен почти бесконечно, я не буду сейчас его приводить. Надо решить главную шараду, типа “что раньше - курица или яйцо?” Что раньше - тиран или декабристы? Николай I или Чаадаев? Можно сочинить роман, но нельзя сочинить историческую ситуацию. Она должна сложиться.
Пока наша эмигрантская литература примыкает все плотнее к той, что осталась. И, может быть, пока является ее какой-то частью. Может быть, она - периферия той литературы, что осталась в “метрополии”... Есть некие преимущества у обеих литератур друг перед другом, процесс формирования литэмиграции, видно, еще не закончился.
Да и какой протест, если престижные премии в России начали получать представители эмигрантской литературы?! Шишкин за “Венерин волос”, Аксенов за “Вольтерьянцев и вольтерьянок”! Номинирована Рубина, она в коротком списке Букера вместе с Кабаковым и Быковым. “Все смешалось в доме Облонских”.
Мы уехали от своего читателя! За границей писатели-эмигранты прирастают читателями очень мало, и тот, кто не имеет доступа на российский рынок, пребывает по-прежнему в безвестности, то есть в состоянии литературной клинической смерти. Мы уехали от своих героев!
Еще. Мы уехали в чужой язык. Который пока русский, на котором здесь говорят полтора слависта.
Во всяком случае, всем нам здешние издатели пока отвечают отказом. Сказывается еще и отсутствие основополагающей эмигрантской идейной установки. Предыдущие три волны эмиграции ее имели. Это была установка на борьбу с враждебными режимами, которые их выгнали, выслали, выпустили скрипя зубами и скрепя сердце. Сначала это была борьба выехавших уцелевших представителей военной, политической, культурной и генетической элиты с расстрельным режимом Ленина - Дзержинского. Потом это была борьба перечисленных и примкнувших к ним беглецов с палаческой тиранией Сталина и его заплечных дел мастеров. И, наконец, борьба всех, кому удалось вырваться из мимикрировавших режимов того же тоталитарного подавления свободы и мысли Хрущева, Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева... Когда последний стал линять по очередной политической весне, положение стало меняться. Эмигранты стали экономическими или колбасными. Когда грянули революции 91-го и 93-го, рухнул Союз, закрылась КПСС, эмиграция стала даже не колбасной. Она стала во многом криминальной и маргинальной. “Сатана там, Фигаро здесь!”
Без установок на борьбу и деньги не выдаются. Ни ЦРУ, ни другими родственными симметричными организациями. Ну а с возрастом - тут все ясно, мы давно в консервативном возрасте, а связанная с молодостью революционность предпочитает пока хулиганить в Интернете или зарабатывать деньги. Их можно понять. Сравните содержание сегодняшней поп-культуры и вчерашней. Где Курехин, Хвостенко, Башлачев, Тальков, Цой? Сплошные “блестящие” и биланы, соблазняющие Шерон Стоун или кого там еще! Где Мамонов? Сплошь Моисеев и Виктюк. Что ж - это сигналы. Так что будем ждать пополнения из России в свой протестный электорат. Это вполне вероятно.
- Цитата из материала Аллы Тучковой “Бестселлер в жанре бухгалтерской ведомости. Между строк”, газета “Культура”: “Андрей Кучаев три года торговал на рынке турецкими тряпками, после чего совсем отчаялся и уехал в Германию”. Действительно так было?
- Не совсем правда, что я торговал три года на рынке и уехал с отчаяния из России. Торговал же я около года, больше кожаными изделиями. “Рассыпали” все книги в издательствах - рынок! Ищите спонсоров! Сам виноват. Надо было сразу начать бороться, проявить инициативу, стиснуть зубы, потерпеть. Найти спонсора, продать квартиру. Смелости не хватило. Или возраст такой наступил, осторожный... Но я поддался уговорам жены и уехал. А здесь я родился как совсем другой писатель. И это безусловная случайность, безусловное везение, безусловная удача для такого, как я, человека; меня надо сначала поставить в безвыходные обстоятельства, потом я начинаю действовать.
- Эмиграция... Это для Вас пограничное состояние, театр абсурда или, как писали в одной из газет, обретение абсолютной свободы?
- Эмиграция - не театр абсурда, потому что это не театр, а жизнь. И не обретение абсолютной свободы - ибо ее не бывает. Это очередной жизненный урок, который нам дает Небо, чтобы мы реализовались по возможности до конца, когда другие возможности для нас, видимо, исчерпались...
Самое нелепое - возвращаться из эмиграции, и самое неблагородное - не мечтать об этом...