Галина Галкина
Они увидели друг друга впервые в госпитале под Москвой в 1942 году, куда попал Константин Максимов. Молодой раненый офицер лежал в палате, где медсестрой была юная Тамара. Семнадцатилетняя девушка строго следила за порядком в палате. И ей казалось, что Максимов разговаривал с ней сухо и даже дерзко. А он и на больничной койке лежал с орденом Красного Знамени на белой рубашке. Так гордились тогда боевыми наградами воины Великой Отечественной...

Тамара с трогательной фамилией Юноша однажды поняла, что с этим человеком, которого почтительно называла на “вы” в госпитале и потом все четыре года войны, она никогда не расстанется.
Тогда же, в 1942-м, Константина Максимова наградили вторым орденом Красной Звезды - за оборону Москвы. Ему, страдающему от ранения ноги, предложили в виде исключения доставить орден в госпиталь и торжественно вручить прямо в палате. Но он предпочел получить Красную Звезду в Кремле из рук самого Калинина.
Константин обрезал на больной ноге гипс, надел на него сапог и на костылях отправился в Кремль. Там даже нарушили очередность вручения наград, чтобы раненый Максимов получил свой орден раньше. Объявили его фамилию, Константин оставил костыли и, чеканя шаг, направился к Калинину. Вручение состоялось. Максимов повернулся, чтобы занять свое место, и... едва не упал. Его подхватили. В госпитале оказалось, что сапог на больной ноге полон крови.
Константин Максимов был весь изранен - контужен, в штыковой атаке ему прокололи руку, в госпиталь поступил с перебитой ногой. Лечился долго. И Тамара радовалась тому, что Константин Александрович рядом.
- Когда его ранили, он бежал от наступающих немцев на перебитой ноге, чтобы не попасть в плен. В то время боялись попасть в плен. Это было страшнее, чем быть убитым. И в его пистолете всегда оставалась последняя пуля.

Тамара… с трогательной девичьей фамилией Юноша. И сегодня она сохраняет удивительную молодость души, остается юношей...

Костя пользовался уважением, авторитетом и в госпитале, который патронировали жены Орджоникидзе и будущего первого секретаря компартии Болгарии Димитрова. Жена Орджоникидзе благоволила моему будущему мужу, хотела познакомить с ним свою дочь. Она говорила: “Я могу Вас оставить в Москве, и Вас не отправят на фронт”. А Константин ответил ей: “А как же я буду смотреть в глаза сыну, если уклонюсь от фронта и останусь в тылу?” Жена Орджоникидзе с удивлением спросила: “Разве у вас есть сын?” И он ответил: “Ну, когда-то будет”.
Косте собирались ампутировать ногу - я увидела запись в его назначении: “Максимов. Ампутация”. Только его прооперируют, как снова наступает осложнение. Ничего не сказала Косте, побежала к главному хирургу. Франц Францевич, коммунист-австриец, жил в Москве, работал в нашем госпитале. Я стала просить его сделать еще одну операцию Максимову: “Костя так рвется на фронт, как же он без ноги останется?”
Хирург спрашивает меня с забавным акцентом: “Фи его невеста?” Я потупилась (наши отношения с Костей только развивались) и кивнула. Франц Францевич сказал: “Сделаю операцию - для тебя”. И прооперировал (а он уже делал ему раньше две операции на ногу).
Последняя оказалась удачной. Костя пошел на поправку. И сразу уехал на фронт. Пришла первая открытка: “Доехал хорошо. Вернулся в свою “Пролетарку”. Меня, как родного, встретили те, кто уцелел. Нога ведет себя прилично. Жму руку”. Такие были взаимоотношения. Не написал даже: “Целую”, а просто: “Жму руку”.
Вместе с Константином Александровичем прожили мы 61 год, с тех пор как поженились. Войну мы не считали... И так это оказалось мало... Счастливые годы... Он никогда не давал мне никаких поводов к огорчениям. У нас всегда были красивые и очень уважительные взаимоотношения. Чтобы я ни делала, ему казалось, что лучше меня никто и не сможет сделать... Мы поддерживали друг друга во всем. Я никогда не расспрашивала его о работе, не принято было. Узнавала о чем-то от друзей, сослуживцев. Что-то сам рассказывал в своей сдержанной манере. Меня в моих начинаниях Константин Александрович сильно поддерживал. Я растила сыновей, занималась наукой, общественной работой, писала диссертацию. Он одобрял, что я не погрузилась в одни только домашние дела.
Костя был старше меня на семь лет. Когда началась война, он служил в первой Гвардейской московской дивизии - в “Пролетарке”, как ее называли. До войны учился в аспирантуре в Харьковском университете, был историком. После победы хотел идти на преподавательскую работу, но его не отпустили из армии. Сказали: “Нам образованные люди в армии тоже нужны”.
Весной 1941 года я только закончила девятый класс, мне не исполнилось и семнадцати лет. В то время все были настолько патриотичны, что мы, школьники, гурьбой пошли в военкомат. Кому-то было семнадцать, кому-то - шестнадцать с небольшим... И все мы хотели воевать за нашу Родину, я подчеркиваю - за нашу Родину, и участвовать в самых горячих точках фронта.
Такой порыв был у всех, что даже пожилые люди просили: “Дайте, мы хоть чем-то поможем!” Я была москвичка, а на Москву с первых дней немецкие самолеты сбрасывали “зажигалки” - зажигательные бомбы. Так старики шли в домоуправления, просили, чтобы их пустили на крыши домов скидывать оттуда бомбы. Когда мы, еще дети, записывались на фронт, нас поддерживали не только родители. И теперь мне страшно слышать, как современные молодые люди, когда им приходит пора служить в армии, говорят: “Я за эту Родину (не говорят “мою Родину”) воевать не хочу!”, “Я в этой стране жить не хочу!” К сожалению, это можно услышать на каждом шагу.
Я пошла в военкомат, просилась на фронт. Мне сказали: “Нет!”, так как не было семнадцати. Но я просила: “Хоть куда, только чтобы помогать Родине”. Меня взяли по вольному найму, но в действующую армию, и сразу послали во фронтовой госпиталь.
Под Москвой шли страшные бои. Наш госпиталь находился в Подмосковье. Сначала это был Центральный фронт, а потом он назывался Западным. Прямо с поля боя нам привозили раненых - в окровавленных бинтах, вшивых, грязных, едва живых.
Работали мы напряженно: сутки дежурили, а потом получали в свое распоряжение сутки. И когда находились на дежурстве, то не имели права спать. Мы друг друга поддерживали. Были постоянно голодными. Случалось, что уже после отработанных суток старшая медсестра меня просила остаться и помочь разнести во время обеда раненым тарелки с супом. За помощь она давала и мне тарелку супа с куском хлеба. Все это было, все пережито. Но у нас был такой настрой, что мы непременно победим и все будет прекрасно.

Кенигсберг, 1946 год “Немцы огрызаются, но бегут. Собственно говоря, у нас часто бывают “веселые минутки”. С одной и другой стороны техника применяется огромными массами. Бои первых дней войны были детскими забавами по сравнению с настоящими боями. Немцы бросают колоссальное количество техники и авиации, но успехов не имеют и поспешно бегут, устилая поля трупами и искореженными боевыми машинами. Понятно, что мы в этом разгроме немцев играем не последнюю роль! Я хочу побеждать, хочу, чтобы ты смотрела на меня как на победителя. Хочу твоей гордости.” Из письма Константина Александровича Максимова Тамаре Александровне Юноша. 20 июля 1943 года.

А потом была победа! И началась кочевая жизнь семьи офицера. Рождение двоих сыновей - Дмитрия и Андрея. Служба Константина Александровича, учеба и работа Тамары Александровны.
Сменили в поездках по назначениям Константина Максимова 16 городов. В 1965 году приехали в Алма-Ату. Генерала-лейтенанта Максимова, начальника политуправления САВО и члена военного совета, а после увольнения из армии - заместителя начальника парткомиссии Казахстана, неоднократно звали в Москву, но ему полюбилась Алма-Ата и казахский народ. Так и остался он с Томочкой в этом солнечном и ласковом городе.
- Мы не выбирали место жительства, не подыскивали квартиру. Но всегда стремились дать хорошее воспитание детям. И сами мы не отставали от жизни, старались не погрязнуть в бытовых неурядицах и мелочах. У нас были более возвышенные потребности и желания, чем сегодня у людей. Мы умели радоваться не богатствам, а иным ценностям... Переживали за все неудачи в стране, радовались открытиям. Это нас объединяло - общее отношение к стране. Когда челюскинцы покорили Северный полюс, когда Гагарин полетел в космос, ликовала вся страна. Нас объединяли успехи родины. Для нас это была частичка и нашего вложения.
Работа у мужа была на первом месте. Константин Александрович так умел трудиться, что был незаменим. Его посылали на самые трудные участки.
Он был человеком, преданным делу всей своей жизни - защите и служению Родине. Был принципиальным, требовательным к себе и людям, с которыми служил. Не прощал предательства и разгильдяйства. Всегда поддерживал и помогал людям, которые честно трудились, и радовался их успехам. Был любящим мужем и заботливым отцом.
Константин Максимов имел 43 боевые и правительственные награды, Из них два ордена Красной звезды, два ордена Отечественной войны, множество медалей.
Тамара Максимова имеет орден Отечественной войны и медаль “за оборону Москвы”.

Вся их любовь зарождалась и развивалась в долгой переписке. Открытки приходили с фронта, и девушка с бьющимся сердцем читала и перечитывала сдержанные и в то же время очень нежные строки.
- Он не хотел меня пугать, писал осторожно, избегая страшных подробностей боя. Сообщал о нем, как о чем-то легком, увлекательном: “Сегодня было весело...” Все его фронтовые открытки я до сих пор храню.
И сейчас эти письма в ее руках. Нет уже любимого, с которым Тамара Александровна была неразлучна более 60 лет! Он ушел из жизни два года назад. И в этом своем последнем шаге остался воином Константин Александрович Максимов. Один на один встретил последний смертный бой...
Не хотел тревожить, пугать свою милую Томочку.