Галина Галкина
Чингис Ногайбаев - художник-сценограф по профессии. В жизни - мудрец и вдумчивый созерцатель. Живет в Москве и Алматы. Пишет картины, создает эскизы декораций, костюмов для театральных спектаклей. Много работает, а также передает свое мастерство ученикам. Он постоянно решает некие творческие задачи, ищет ответы на вопросы, которые постоянно задает жизнь. Когда общаешься с Чингисом, то “слышишь” ту тишину, которой окружен художник. Именно в ней рождаются образы - неповторимые пейзажи, персонажи, предметы - мира Чингиса Ногайбаева

- Вы сын таких известных родителей - народных артистов СССР, лауреатов Государственной премии СССР Идриса Ногайбаева и Фариды Шариповой. Как воздействовало на Вас это обстоятельство?
- От этих высоких имен я уехал в Москву. Это было бегство - от преследования, постоянного повторения, что я сын известных людей. Ярлык стал меня тяготить. Хотел начать с чистого листа, на новом месте, где никто не знал бы, что я сын народных артистов. Я уклоняюсь от темы прославленных родителей. Мне все время хочется соответствовать этой высокой планке. Я им обязан всем.
Видел маму дома или в роли Медеи или Карлыги в “Кобланды”... Еще и вместе с папой, когда он сам - батыр Кобланды. Там они другие люди. “Материнское поле” я боялся смотреть в театре, потому что знал: будут слезы. Думаю, что люди того поколения поймут, почему “ребенок молчит”.
Я бегал за кулисами, играл, ездил с родителями по выездным спектаклям. И помню, какими люди входят на спектакль, а потом - какими выходят после... Никакими - потрясенными, опустошенными.
Не могу подобрать слов для родителей. Каково было это воздействие на ребенка? Возможно, во мне зарождался некий эдипов комплекс. Я до сих пор не могу понять. Вот только сейчас со своим ребенком начинаю в чем-то разбираться, когда в сыне узнаю свои черты или мамины, или дедушки... Вот тут только начинает что-то открываться - интуитивно... Я еще не готов понять, что это такое. Хотелось хотя бы соответствовать, хотя бы выйти из тени двух талантливых людей.
От гнета великих имен родителей Чингис “бежал” в Москву. Это было еще советское время - 80-е годы. Учился у педагогов, для которых профессия, творчество составляли жизнь - М.Курилко, С.Бархин, Б.Мессерер, В.Левенталь, Д.Боровский. Стажировался у Ю.Любимова, где сам состоялся профессионально. Сокурсники - особый мир. Конкурентная и дружественная среда. В студенческие годы у Чингиса появилась семья. Получил диплом. Собирался вернуться в Алма-Ату. Но педагоги Российской академии художеств проявили заинтересованность в молодом талантливом художнике.
- Они, буквально как родители, меня не захотели отпускать. В этот момент не было свободного места в творческих мастерских театрально-декорационного искусства при Российской академии художеств, куда меня отправили на стажировку. И педагоги мне устроили стажировку в ассистентуре на три года, чтобы я не уехал в Алма-Ату. Сказали мне: “Если ты уедешь, то уже сюда не вернешься”. Нигде такого не встречал, чтобы за меня так боролись...

Когда общаешься с Чингисом Ногайбаевым, то “слышишь” ту тишину, которой окружен художник. В мастерской Института имени В.И.Сурикова

За эти годы они мне давали возможность работать всюду: в Большом театре, на “Таганке”, на сценах театров Москвы. У меня была также возможность и в Алма-Ате поставить спектакли с Булатом Атабаевым в Театре драмы имени Ауэзова (“Укили Ыбырай” Ш.Хусаинова, “Чайка” А.Чехова).
- Расскажите о своих педагогах, наставниках...
- Моими педагогами в Алма-Атинском художественном училище имени Гоголя были Кадырбек Каметов и Кенжебай Дюсембаев. В Москве учился в театральной мастерской Михаила Михайловича Курилко, представителя художественной династии, его отец - великолепный театральный художник-сценограф. Эти люди дали мне очень верное направление.
Искусство преподавателя в том, чтобы не переделать, а найти индивидуальность, раскрыть ее. Мои педагоги - это очень тонкие люди, разные по стилю художники: один - график, другой - живописец, третий - сценограф... У них хватило деликатности, чтобы не нарушить собственный мир ученика, а дать ему развиться.
Во время учебы Михаил Михайлович направлял меня во все театральные студии, декорационные цеха крупных театров, учебный театр ГИТИСа, чтобы там помогать делать дипломные спектакли. Помню атмосферу учебного театра. Самая сложная вещь у сценографа - перейти от своих рукотворных эскизов на площадку.
Когда я вышел на сцену Большого театра, глубина которой 24 метра, то был ошеломлен. А я располагал лишь своими маленькими эскизиками. Есен Туяков - главный художник Театра имени Ауэзова - очень помог мне с форматом, модулем: чтобы на сцене “выгородка” - собственно декорации - не пропала, не стала меньше или больше.
На сцене Большого театра много технических приспособлений, сооружений! А мы привыкли работать на камерных сценах. И для меня был перелом: от камерных сцен московских старых театров выйти на огромную сцену Большого. Потом я узнал, что нужно немного ограждать сцену, используя не все 24 метра... Так постепенно освоил этот процесс сценографии.
- Но не меньше, чем учителя, творчеству учат работы других художников. Есть ли таковые для Вас в Москве?
- Когда я учился, я видел, как работает несколько художников, которые для меня были художниками-виртуозами Москвы. Не хочу называть их фамилий. Они нигде себя не афишировали, были высокопрофессиональными. Случилось так, что их просто увезли “с вещами” на Запад ценители их творчества. Мы их утратили, как мастеров. Что они сейчас делают? Не знаю. Я даже и в Интернете их не нахожу.
Для меня это были художники-открытия. Я ходил по выставкам, следил за каждой их работой, часами рассматривал картины. Они делали невероятно красивые вещи. Без них я чувствую, что немного осиротел. Потом, уже в другом десятилетии, художники подобного уровня уже не вышли. И самое удивительное, что этих людей не оценили в Москве - таком мегаполисе. Зато в цене другие люди - с именами, фамилиями... Такая, видимо, ментальность.
Не сумели оценить уникальных мастеров... Ведь это дело вкуса. А как сейчас говорят: “не в формате!”, “не актуально!” Но художник может оценить работу таких мастеров: сколько труда вложено, сколько таланта, сколько “руки”, профессионализма... Чем больше смотришь, тем больше захватывает. Эти люди, как Левша, работают где-то тихо, стучат молоточками... И ведь о них знают: что есть где-то этот гений, мастер, творит чудеса, но при этом глубоко задвинут.
А есть такие - всеми признанные: можно проходить по залу, где висят двести, триста работ этих мэтров, но ничто тебя в их полотнах не тронет. Я вспоминаю тех, настоящих художников, которые работали в тиши своих мастерских, и тоже стараюсь ничего не афишировать, не говорить о себе...
- Какие впечатления пробуждали в Вас художника?
- Их много. Иногда это эпизоды... В Алма-Атинском художественном училище у нас был маленький кинозальчик и кинобудка, в которой был один фильм “Сталкер”. Это удивительно. После 8 класса я поступил в училище. И бесконечно мы смотрели этот фильм. Нашли его: “Вот, что-то валяется”... Странный фильм, наркоманский... Но это было очень удачно, потому что мы даже не понимали, что воспитывались на шедевре. Это так проникло в сознание. Даже не знаю, как это произошло.
Удачный эксперимент. Это как азербайджанский и российский художник Таир Теймур оглы Салахов, вспоминая свое детство, рассказывал, что у них в Азербайджане в провинциях ничего не было, кроме библиотек. И библиотекарша, выдавая очень хорошие книжки, просила маленьких читателей проиллюстрировать их. Вот так Таир Салахов сформировался как художник. Есть какие-то судьбоносные вещи в рождении личности.
- Девиз Вашего каталога - “Да здравствует отчизна отцов!” Что для Вас отчизна отцов?
- У нас была такая шутка-прибаутка: все эти огузы, нибелунги, сакские племена... Знаете, этот юношеский максимализм в студенческие годы: молодежь любит бросаться лозунгами. И у каждого из нас закрепился свой лозунг: у кого это “Немного встряски!”, у меня “Да здравствует отчизна отцов!” Я не подразумеваю под этим национальный вопрос. Взял это девизом, потому что мое кредо - “звено в цепи”. Ты пришел, что-то от кого-то взял, кому-то передаешь нечто свое... Это особенно работает в изобразительном искусстве.
Мне кажется, подобная преемственность - неотделимая часть творчества: чем раньше это поймешь, тем скорее сам состоишься. Это дань поколению старших художников, которые нас воспитали, передали торжество, буйство, кураж... Самое страшное в этой профессии: неизвестно, когда в тебе проснется твое художническое... Это может долго спать в тебе, и вдруг какая-то тема открывается. Но на это тебя сподвигли картины, которые ты видел в детстве: Бек Кембаев, Сабур Мамбеев, Бахтияр Табиев, Абдрашит Сыдыханов...
Его голубые верблюдицы или алиевские “корабли дураков”, автобусы... Они дарили какой-то мир, прожигали твое сознание. Твоя задача - дальше развивать этот дар, культивировать и передавать следующему поколению, кому сейчас двадцать. А как они, молодые, преобразуют это, в какие направления, стили, течения - ответит будущее. Это непрерывный процесс.
- Вы живете в двух городах - Москве и Алматы...
- Почему я, как кочевник, непрерывно возвращаюсь в Москву или в Казахстан?
Если взять истоки, то это война, эвакуация, когда Художественная академия, институты, Мосфильм переехали в город Алма-Ату. Казалось бы, война, а у нас бурный рост всего! Культурный всплеск! В Киргизии, Ташкенте, у нас, в Алма-Ате... Я бы хотел, чтобы это никогда не забывалось. Чтобы эта связь народов жила.
- Отчизна, по-Вашему, это некое духовное пространство, в которое входит не только Родина - Казахстан, но и, как выясняется, Москва?..
- Больше, конечно, Советский Союз. Недавно ушел из жизни Чингиз Айтматов. Но ведь это была потеря не только для Киргизии. Его уход оплакивали люди огромного Евразийского пространства. Когда нас покинули Ульянов, Лавров, Магомаев, я почувствовал, уходят не только люди, но нечто большее... Уже думаешь, было ли это? Но, конечно, было. Поэтому и девиз у меня такой.

Москва - Алматы

Справка “НП”
Чингис Идрисович Ногайбаев - художник. 1984 год - окончил Алма-Атинское художественное училище. 1993 год - получил диплом Художественного института имени В.И. Сурикова (мастерская М.М. Курилко-Рюмина) в Москве. 1996 год - ассистентура Художественного института имени В.И. Сурикова, зачислен на конкурсной основе стажером в творческие мастерские театрально-декорационного искусства при Российской академии художеств, вступил в Союз художников при ЮНЕСКО, а также в Союз художников Республики Казахстан.
Картины находятся в галереях и частных коллекциях России, Казахстана, Германии, Англии, Франции, США, Канады, Израиля, Китая, Чехии, Словакии, Японии.
Участник ежегодной Международной художественной ярмарки “Арт-Манеж” (Государственный центральный выставочный зал “Манеж”, Москва) и множества групповых и персональных выставок, фестивалей в России (Москва), Казахстане (Алматы).
В 1993 году снялся в главной роли - Тимура - в фильме “Голубиный звонарь” Амира Каракулова. Фильм был удостоен Гран-при на международном кинофестивале в Таормине (Италия) в 1994 году.