Галя Галкина
Алматы посетил художник с мировым именем Юрий Купер, работы которого хранятся в крупнейших музеях мира - от Третьяковки до Метрополитена, в престижных собраниях - от коллекции Министерства культуры Франции до Библиотеки конгресса США. В 1972 году Юрий Купер эмигрировал в Израиль, работает и живет то во Франции, то в Нью-Йорке, то в Лондоне. Сегодня остановился в Москве. Надолго ли? Имеет более 50 персональных выставок в самых престижных галереях мира. Есть также спектакли в Европе и Америке, России, где Юрий Купер занимался сценографией и костюмами. Ювелирные коллекции, оформленные во Франции и России интерьеры, книги, инсталляции, выставки скульптурных и живописно-объемных работ “Маленькие сценки в интерьере”... Это все разные ипостаси Юрия Купера. Он автор книги “Московский натюрморт” (Нью-Йорк, 1975 год), а также сочинитель первой и единственной пьесы “Двенадцать картин из жизни художника” (постановка пьесы осуществилась в МХТ имени А.П. Чехова). Известность получил спектакль “Борис Годунов” в Большом театре (режиссер А. Сокуров), где Купер занимался сценографией. Он востребован всюду. Имеет замок в Нормандии, великолепную мастерскую в Нью-Йорке... Один из немногих российских художников, цены на произведения которого неизменно высоки. Что привело мировую знаменитость в Алматы?

- Юрий Леонидович, какова цель Вашего приезда в Алматы?
- Это дружеский визит. Есть возможный проект, но о нем еще рано говорить.
- Вас называют человеком планеты. Вы личность стольких граней - художник, дизайнер, ювелир, драматург... Чем Вы занимаетесь в настоящее время?
- Тем же самым. У меня много проектов, связанных с театром, но не с драматургией, а с декорацией и костюмами. Сейчас у меня проект в Минске, в Театре оперы и балета мы с балетмейстером Александром Тихомировым ставим балет “Щелкунчик”. Был проект, но он пока так и не осуществился, опера “Евгений Онегин” в Самаре. Один проект связан с Новой Мариинкой, где я должен делать занавес - он представляет собой Неву, воду в движении, с питерской решеткой, и над ней парит перо... Мы на стадии реализации этого проекта. Кроме этого выполняю проекты частных домов, один из них связан со Сретенским монастырем, я делаю проект актового зала, его крыши.
Также настоятель монастыря отец Тихон попросил сделать проект храма, который будет находиться на территории Сретенского монастыря. Закончено восстановление Воронежского драматического театра, создание интерьера, я выступал как дизайнер. Также делаю книгу “Медный всадник” с издательством “Редкая книга из Санкт-Петербурга”, еще раньше делал для Петра Суспицина, генерального директора этого издательства, “Книгу Иова”, у него много книг на религиозные темы. Делал иллюстрации к “Мертвым душам”, к книге о Вертинском, но это было обычное оформление без эксклюзивной работы.
Занимаюсь и живописью, но меньше, чем раньше. Сделал коллекцию керамики. Едва не забыл упомянуть мое вокальное творчество. Мы записываем с певцом и композитором Сашей Маршалом уже четвертый диск, он пишет музыку, я - слова и пою эти песни.
- Потрясающе! Второй Леонард Коэн. Было бы интересно послушать... А Вы похожи на Коэна не только тембром голоса, но и внешностью. Поете, видимо, на русском языке? Какова тема дисков?
- Первые диски - это известные всем песни военных лет, такие как “Темная ночь”, “Давай закурим” (поем вместе с Маршалом). Второй и третий диски - это городской романс, песни, написанные на мои слова. Александр делает оркестровку, приглашает музыкантов, звучат гитара, саксофон, кларнет, клавишные, иногда аккордеон. Идея этого тандема принадлежит Маршалу. Эта часть моего творчества не имеет столь широкого резонанса.
- У Вас столько родов деятельности. Что именно доставляет Вам наибольшее удовольствие?
- Вокал, если говорить об удовольствии... И работа, связанная с дизайном интерьера или ювелирных изделий. Все, что не связано с живописью. Я столько времени этим занимался, что живопись для меня - это рутина.
- Юрий Леонидович, состоялось бы это масштабное, многообразное, также географически разнообразное творчество в Вашей жизни, если бы Вы не покинули много лет назад Советский Союз?
- С одной стороны, в живописи, возможно, не состоялось бы. А что касается театра, то здесь мне трудно сказать... Не знаю.
- Вы обрели свободу после того, как покинули страну, тогдашний Советский Союз?
- Существует такое клише по поводу свободы творчества, свободы слова, что якобы художник в СССР чувствовал себя несвободным. Это из области мифов, потому что нигде ты себя не чувствуешь свободным. Проблемы, связанные с так называемым самовыражением, везде одинаковы - что здесь, что там. Когда уезжал, я не считал, что мне было запрещено делать то, что я хочу. Будучи молодым, стал членом Союза художников Советского Союза, начал работать в театре. Зарабатывал деньги своей профессией. Наоборот, мне было очень тяжело, когда я уехал на Запад. Ощущение свободы ни в каком смысле не делает твою жизнь легче. Если здесь, в Союзе художников, нужно было понравиться официальным людям, то там надо было понравиться хозяину галереи. Понятие талантов, которым наступали на горло, это все для публики, потому что такого и не было. Существовал абсолютно свободный рынок, была группа художников, которая продавала картины иностранцам, приезжающим в Москву. Это так называемое неофициальное искусство. Вы меня спросите, было ли оно лучше официального? Не думаю. Официальные художники продавали свои работы в Союз художников - заказчикам. Но были дилетанты, которых не принимали в Союз художников из-за их профнепригодности. Эти художники себя называли нонконформистами...
К сожалению, наш мир построен по определенной модели: артисты, которых не допускают на официальную эстраду, поют по ресторанам, подземным переходам. Это легенды, что среди них есть непризнанные гении, поэтому нужно поискать в подземных переходах... Если вы подобное услышите, то, уверяю, это неправда. Такого не бывает, я не верю в эти вещи. Если ты на самом деле обладаешь каким-то качеством или талантом, то обязательно будешь найден. Подобно тому, как говорят о гении, живущем в каком-нибудь Кукуево, и об этом гении никто не знает. Остается спросить, сколько же ему лет? Если лет тридцать, и если бы он действительно был гением, то уже жил бы не в Кукуево, а в большом городе. А раз он там живет и о нем никто не знает, кроме кукуевцев, то вряд ли это талантливый человек. Люди любят, особенно в России, создавать легенду о некоем “пьющем гении” - это раньше вызывало симпатии...
- Мне кажется, сейчас ушло поколение непризнанных “пьющих гениев”. Утверждается новый стиль жизни, вполне здоровый.
- Но в шестидесятые годы это было. Все художники-нонконформисты оказывались алкашами. Что они умели делать, я не знаю. Мне казалось, что ничего и не умели. Но до сих пор существует термин “шестидесятники”. У них даже существует свой рынок, работы находят своих покупателей.
- Вы сказали о нонконформистах прошлой эпохи. А сегодня художники уходят из плоскости холста, работают в жанре перформанса. Как Вы к этому относитесь?
- Нормально отношусь. Если бы я был их возраста и мне нужно было начинать сейчас, для того, чтобы выехать из Кукуево, мне тоже нужно было бы что-то такое сделать. Сегодня никто не пойдет на выставку, чтобы смотреть, какая у тебя шикарная живопись. Времени на это нет. Сейчас в основном надо как-то заявить о себе, как это сделали девушки Pussy Riot. Без их акции вообще никто о них и не узнал бы. А так произошел факт узнавания.
- Они сумели соединить стилистику перформанса с политическим содержанием.
- Правильно, если человек будет просто публично мастурбировать, то никто на это не обратит внимания, обязательно должен быть политический акцент. А сейчас все непременно будут делать что-то, связанное с религией. Вот и Марат Гельман создает какие-то устрашающие иконы. Появятся десятки отвратительных акций, которые будут происходить именно в церкви. Как к этому относиться? Так же, как мы относимся к какой-нибудь пиар-акции, когда нужно продать товар. Известно, что муж одной из девушек группы - профессиональный пиарщик, он им и подсказал эту модель. Сегодня не картины нужно продавать, а билеты на какой-то перформанс, хэппенинг (театрализованное представление с участием художников. - Г.Г.). Это не стоит больших денег - купил билет и пошел. А то, что придумали эти девушки, еще дешевле. И до сих пор все еще обсуждают - радиостанции, телевидение, акция и последствия получили международный резонанс. А когда они выйдут из заключения, то придумают что-то другое. Искусства в этом нет.
Если очень честно, то, конечно, это жулье. Но жулье, которое заставляет о себе говорить. Как в свое время мы оправдывали какого-нибудь мальчика из бедной семьи, которому нечего есть, и он залез кому-то в карман. Судить его или нет? Ему хочется есть. Вот и этим людям хочется есть. Имею ли я право осуждать их за это? Если им удалось украсть, так и славно...
- Расскажите о Вашей семье, близких, детях...
- У меня есть один ребенок, это девочка, зовут ее Полина. Ей пятнадцать лет, она живет со своей матерью в США, учится в Англии, в Бристоле. Жива моя мама, ей 93 года. Отец погиб на фронте в 1943 году. Сейчас я не женат. Семьи у меня практически никогда не было. В детстве у нас не было семейных праздников, но до 7 лет, пока была жива бабушка, мы отмечали какие-то праздники... Для меня понятие семьи относительное. Иногда я приходил в гости к друзьям, у которых были братья, сестры, дети, родители, и я мог ощутить там тепло семьи. Но у меня самого не было семьи. И поэтому для меня нет такой ценности, как семья.
- А есть у Вас друзья, с которыми Вы видитесь хоть изредка?
- Их немного. Есть вновь приобретенные друзья - Саша Маршал, Мазаев, Никита Михалков, которого знал почти с детства. Но есть один человек, с которым я часто вижусь и почти каждый день разговариваю по телефону. Это художник-иллюстратор Юрий Ващенко. Он мой духовник. Были близкие друзья, некоторых уже нет в живых, некоторые живут в Америке, в других местах.
- Есть идеальное место, где бы Вы предпочли жить?
- У меня эти места менялись. Одно время это был Париж, где я жил довольно долго, потом Нью-Йорк, потом мой самый ненавистный в 60-е годы город Москва, в котором сейчас мне очень нравится жить. В 60-е это был грязный, темный, серый город. А сегодня в Москве живу, как на Западе, меня уже не так тянет в Париж, как когда-то. Когда я жил в Париже, думал, что и умру там. Но жизнь меняется, города меняются. Может, через сколько-то лет Москва снова станет городом, из которого захочется сбежать.
- Как Вы восприняли наш город?
- Я мало видел, но, судя по отелям и ресторанам, вы процветаете.
- Юрий Леонидович, Вы иллюстрировали библейскую “Книгу Иова”. А что для Вас понятие Бога?
- Конечно, это не человек с бородой, который сотворил мир. Что такое Бог? Когда говорят “Это художник от Бога” или когда ты в состоянии понять, что существует некая сила, существо, которое в твоем сознании является создателем... А все, кто находится на земле, включая художников, - это интерпретаторы, они работают с тем, что уже создано кем-то. Для меня понятие Бога это состояние души, скорее, когда ты пытаешься забыть на какой-то момент о деньгах, о чем-то материальном и увлеченно работаешь над чем-то, тогда ты приближаешься к этому состоянию. Не больше. В церковь я не хожу как прихожанин. Как только я вижу группу людей, связанных какой-то идеей, то я сразу отступаю. Не важно, во что они верят, сам факт, что их много, они верят в одно и то же, значит, мне там ловить нечего... Я люблю одиночек.
- С чем связано понятие дома?
- У меня есть собственный дом в Нормандии. Но считаю, что дом у меня там, где я работаю.
- Может быть, и Алматы станет для Вас когда-нибудь домом?
- Да, если буду здесь работать...