Ирина Гайкалова
Много лозунгов и репрессивных мер - вот, пожалуй, главные ощущения от презентованного специального закона о статусе государственного языка. Однако вопрос - как же реально повысить статус государственного языка и подвигнуть население овладеть им - опять повисает в воздухе...

Создатели законопроекта сказали много веских аргументов в пользу принятия своего детища. Но давайте посмотрим правде в глаза. Изучение языка большой группой людей (в данном случае населением республики) - это настолько сложное дело, что одними лозунгами и красивыми фразами о национальном самосознании дело не решить. Разработчики нового закона считают, что для достижения цели нужно поменять стратегию внедрения языка - от лояльной к более жесткой и даже репрессивной. Мы же считаем, что дело не в стратегии. Но, коль уж авторы перешли на военный язык, нам кажется, и с нынешними законами можно добиться цели, если не пытаться убегать от реальности.
Возьмем азы: школьное обучение казахскому языку. Шестнадцать лет язык пытаются преподавать в школах. Но говорят ли на казахском наши выпускники русскоязычных школ? Нет. Так в чем же дело?
Проблема с кадрами в школах, давно не секрет, одна из самых острых. При таком дефиците на должность берут кого угодно, лишь бы человек владел азами языка. Но это же азбучная истина: далеко не все носители языка могут быть учителями в школе! В развитых странах обычных людей без специального образования и разрешения работать с детьми не подпустят на пушечный выстрел. У нас же - обычная практика. Так чего можно требовать от людей - непреподавателей по профессии и призванию? Каких высот учительского мастерства и уровня преподавания языка?
В результате потерян престиж преподавателя, в глазах учеников прежде всего. Учитель казахского языка без специального образования стал заложником мнения: “кто, кроме него, будет заниматься преподаванием”. И ученики прекрасно чувствуют и понимают, что этот человек плохо владеет предметом, что он больше ничего не знает и не умеет - детей обмануть невозможно. Разумеется, этот образ учителя не внушает уважения, не становится предметом для подражания.
Мы не хотим обобщать и обижать людей - настоящих профессионалов и мастеров своего дела, которые все еще работают в наших школах. Разумеется, они есть, и школьникам, у которых они преподают, можно сказать, крупно повезло. Но в целом ситуация с кадрами - удручающая.
Вывод напрашивается сам собой - надо начать менять ее в лучшую сторону именно со школьной скамьи. Не лозунгами и репрессиями, а внимательным и заботливым отношением к образованию и людям, которые в нем трудятся. Надо поднять престиж преподавателя казахского языка, дать ему хорошее образование, высокую заработную плату, возможность повышать квалификацию - дома и за рубежом, давать ему льготные квартиры, открыть доступ к Интернету. Это не так трудно, как может показаться.
И потом, почему казахский язык преподают только представители казахской национальности? Необходимо менять этот стереотип. Вернее, он сам изменится, когда люди увидят, насколько престижно и уважаемо стать учителем казахского языка в школе. Студенты - представители любой национальности республики - будут стремиться поступить в вуз именно по этой специальности, стать лингвистами и филологами, пойти в школы, донести до учеников свои знания.
В таком ракурсе будущее видится гораздо более оптимистичным: образ человека - русского, немца, корейца, уйгура и любого другого представителя многонациональной республики - вызовет только положительные ассоциации, даст пример успешно пройденного пути и в итоге повлияет на овладение учениками казахским языком. Можно выделить средства и пригласить для преподавания зарубежных учителей. Это тоже одно из решений проблемы.
При этом разработчики нового закона сетуют, что программа внедрения языка работает уже много лет, но не приносит ожидаемых результатов. Так значит нужно отказываться от плохой программы и создавать новую, признать наконец, что она была несостоятельной, и заняться не новыми лозунгами, а конкретным решением имеющихся проблем.
Как ни верти, а вопрос о языке у нас всегда получается политизированным. Разработчики нового закона утверждают, что стремились избежать этого, но получилось ли у них, если во главу угла поставлена стратегия давления? Мы тоже задаемся вопросом: зачем политизировать вопрос о языке, почему бы раз и навсегда не отделить политику от филологии?
Для этого нужно вспомнить простую вещь: сам по себе язык не является существенно важной частью культуры народа, какой, например, являются книги, на нем написанные. Сам же язык - это инструмент коммуникаций, и только. И если язык не наделять несвойственными ему функциями, отпадет возможность и политизировать этот вопрос.
И с этой столь непривычной для нас точки зрения, вопрос о языке стоит очень прагматично - если средство общения позволяет людям спокойно сосуществовать друг с другом, строить одно государство, значит, это хорошее средство общения, и все. Казахский язык может стать средством межнационального общения - в этом никто не сомневается. Но над этим нужно работать и решать насущные проблемы. Например, школьные, о которых уже говорилось выше.
Авторы, представляя законопроект, отмечают, что 2/3 населения республики все еще говорят на русском языке, что случился некий водораздел между казахскоязычным и русскоязычным населением. Так ли это? На наш взгляд, сложилось сообщество людей, которые свободно общаются между собой. И это активное трудоспособное население страны, которое вносит свой вклад в рост ВВП.
Новый закон со своим восьмилетним сроком и угрозами внедрения репрессий может породить эмигрантские настроения, спровоцировать новые волны отъезда из страны специалистов. И именно это, а не двуязычие, способно внести настоящий, а не придуманный раскол в общество.