Андрей Губенко
Если на рассвете выехать из Алматы Копальским трактом (сейчас это дорога на Усть-Каменогорск), одолеть перевал Архарлы, миновать Талдыкорган, Сарканд и Учарал и двинуться затем южным берегом озера Алаколь, то после захода солнца окажешься в самом ветреном месте на Земле.
Ниспадающие с гор ураганы - французский мистраль и итальянская трамонтана, красная африканская буря самум, шквальная антарктическая метель памперо, умопомрачительный средиземноморский шторм сирокко, испепеляющий библейский суховей шарав... То, что я прежде знал о ветрах.
Здесь, у Джунгарских Ворот, на заднем дворе придорожного трактира, в известном сооружении неизвестного зодчего я к этому теоретическому знанию присовокупил практическое знакомство с еще одним легендарным вихрем - неистовым ибэ из пустыни Гоби, ветром настолько мощным, что он вьюжит не только традиционные пыль и песок, но даже и мелкие камни.
Видимо, защитой от камней грубо подогнанные доски и служили. И от ничего более...
Джунгарские Ворота - сквозняк между мирами. Может, такая характеристика здешней розы ветров покажется чуть мистической, но дело в том, что так оно и есть. Миров этих много, в несколько этажей. Историки наверняка вспомнят, что как раз через Джунгарские Ворота монгольские сорвиголовы Чингисхана низвергнулись смерчем на обустроенный тюркский эль, на процветающий и просвещенный Мавераннахр.
Естественные историки добавят, что эта тектоническая трещина в сплошном частоколе гор, натуральная аэродинамическая труба в 50 километров длиной и 10 километров шириной сопрягает и географически совершенно непохожие миры - крупнейшие на свете евразийские степи и вторую по величине пустыню планеты.
А еще Джунгарские Ворота (ворота в архаичный мир первозданной природы), как пылесос, притягивают отборнейших представителей всех мировых цивилизаций: и едет сегодня сюда и немецкий бюргер, и американский бизнесмен,
и арабский принц. Именно для того, чтоб на время содрать с себя какие бы то ни было шевроны цивилизации. И остаться просто вооруженным мужчиной: следопытом, зверобоем, чингачгуком...
Интурохотником на оленей

От Алатау до Алтая
В эти античные угодья меня когда-то пригласил Сергей Степанченко, знаменитый казахстанский авантюрист и предприниматель, пионер коммерческой трофейной интурохоты в Казахстане. И, по большому счету, именно мой проводник открыл для мировой охотничьей традиции затерянную в геополитических метаморфозах прошлых столетий легендарную страну - Джунгарию.
Каскелен, Алтын-Эмель, Балхаш, Баянаул, Зайсан... Весь Восточный Казахстан от Алатау и до Алтая полон наскальных буддистских рисунков и темных названий, морочащих как казахское, так, тем более, и русское ухо, ибо ни тюркского они происхождения, ни индоевропейского.
Топонимы эти - все, что осталось от некогда могущественной новомонгольской степной империи, Джунгарского ханства. То был своего рода азиатский третий рейх, третья (и последняя) после Чингисхана и Тамерлана попытка переделать мир на плеточный монгольский лад. История, однако, пошла по другому пути. В 1755 году и само государство, и миллионы его подданных были истреблены маньчжуро-китайской Цинской империей, а освободившаяся земля постепенно обжита другими народами. Сначала - представителями Поднебесной, но после ряда русско-китайских договоров XIX века эта территория была от цинских поселений очищена и перезаселена казахами и казаками.
Теперь многие из местных монгольских топонимов уже заменены тюркскими (как, например, Турге-Нор (мост-озеро) - на Алаколь), но пока еще не все. И по-прежнему налетает яростный ибэ через Джунгарские Ворота, а бурный Тентек собирает водный ясак с гор Джунгарского Алатау... И хотя джунгары, как динозавры, давно вымерли в ходе исторической эволюции, они оставили нам свои улюлюкающие имена, а главное, будто в память о жесточайшем в веках племени здесь сохранились оптимальные условия и для самой брутальной человеческой забавы - трофейной охоты на крупных копытных.
Вероятно, этой варварской аурой - а не только изобилием дичи - и привлекает Восточный Казахстан стрелков со всего мира.

Благородный, то есть настоящий олень. Джунгары называли его маралом

Евразийское сафари
Охота бывает разной. Например, такой, о которой снят популярный фильм: с пьяным егерем, гектолитрами водки и стрельбой по пустым бутылкам. Другой вариант - крестьянский (а зачастую и браконьерский) промысел: ради мяса и меха, из шкурного интереса и для пропитания.
Но существует еще одна, аристократическая, разновидность охоты, из которой, быть может, уже и выветрился ее бывший утилитарный смысл, но зато остался тот же самый первобытный драйв - охота как удовлетворение инстинкта. Когда целыми днями гоняешься за зверем, игнорируя непогоду и рельеф, а затем греешься у костра в далеком походе и кормишь комаров...
Вот за этим адреналином и едут сюда, за тридевять земель, респектабельные состоятельные джентльмены. И, конечно, за трофеями. За маралом - благородным оленем, архаром - горным бараном, джейраном - персидской газелью. Но, конечно, главный охотничий бренд Казахстана - сибирский козерог, или попросту тэк. И в первую очередь именно за ним, преодолевая тысячи километров и не жалея тысяч долларов, евро и дирхамов, отправляются в нашу страну иностранцы с ружьем. И почитают за честь, если эти тысячи удается материализовать в воспоминания и напоминания.
Дело, во-первых, в том, что в спортивном плане редко какая охота сравнится с горной охотой на тэка - весового, за центнер, недоступного зверя, стада которого водят свои хороводы под самыми пиками. Если к тому же соблюдать неписаный охотничий кодекс: не бить животное на лежке, стрелять лишь того козерога, которого реально затем достать... Выполнение этих условий, к слову, влечет за собой множество сложностей: чтобы встревоженный тэк “подставился” под такой вот “правильный” выстрел, его нужно утомить долгим преследованием, а для этого, в свою очередь, требуются специально обученная горная лошадь, знание местности, риск сломать себе шею, до недели времени, не говоря уже об удаче.
В общем, этично добытый и солидный трофей, к примеру, полутораметровые (почти) рога пятнадцатилетнего козерога - настоящий охотничий подвиг; о таких слагают затем клубные легенды.
Но есть еще одно обстоятельство, которое, по словам Сергея Степанченко, чрезвычайно привлекает привередливых иностранцев - звери у нас пуганые, человека боящиеся. Не то что африканские львы и леопарды, что норовят помлеть в тени остановившегося джипа. И не то что те же ухоженные козлы, выращенные в окрестностях какого-нибудь игрушечного тирольского замка, по аккуратной тропе приходящие на водопой точно по часам.
Кстати, такого же пуганого (и что важно - многочисленного) зверя можно найти и в других знаменитых охотничьих угодьях постсоциалистического пространства: на Камчатке и Алтае, в Киргизии и Монголии... Как говорится, нет худа без добра: лихое браконьерство в странах бывшей “народной демократии” породило животный страх, который, в свою очередь, стал фирменным отличительным признаком евразийского - в противовес африканскому - сафари.
Вот на этих козырях мой проводник и сыграл - и не прогадал. Сам боевой офицер (в отставке) и к тому же спортсмен-экстремал, он превосходно был знаком со всеми премудростями выживания в дикой природе: обустройством полевого лагеря, повадками зверей, навыками спасения от разбушевавшейся стихии. Ему и самому нравилось нет-нет почувствовать себя человеком палеолита, забраться на недельку в самую глушь и в одиночестве наслаждаться пробуждающимися животными инстинктами.
Оставалось лишь предложить то же самое и жаждущим сильных эмоций иностранцам - не рафинированное африканское сафари, а настоящую, реальную охоту. Сначала на вездеходах до горного лагеря, затем на лошадях с егерем-провожатым несколько дней по лесам и заснеженным кручам - пока наконец не убьют зверя. Чтоб усталые, но довольные возвращались они домой, в свои глянцевые европы. И рассказывали одноклубникам, хвастаясь отменными трофеями, захватывающие истории о чудесной, нетронутой цивилизацией стране где-то между Сибирью, Каракумами и Китаем.

Азиатские каменные куропатки, сиречь, кеклики

Предприятие по производству
адреналина
По дороге я познакомился с несколькими такими. Из Алматы в одной машине со мной приехал грузный и грустный германский пенсионер. В Учарале, в большом особняке местного заместителя Степанченко (дом этот использовался также как гостиница для интурохотников) к нам присоединилась группа каких-то атлетичных датчан. Был еще янки, который, пересев из “лендровера” в “уазик”, иронично прокомментировал: о-о, мол, русский джип.
На следующее утро мы на этих “русских джипах” отправились в горы. Там уже ранняя осень. Внешне лысый, голый (что типично для высушенных степными буранами центрально-азиатских хребтов) Джунгарский Алатау раскрывается постепенно, за сдержанными наружными грядами являя совершенно другой, внутренний мир - пышный и сочный. А дорогой к нему, как частенько бывает в горах, нам служит просто русло ручья. Который и выводит караван на относительно пологую лесную поляну, где разбит лагерь - несколько армейских палаток, импровизированная конюшня под навесом и так называемая “шишига”, вахтовый вездеход ГАЗ-66 со всеми удобствами, включая горячий душ, мобильный Интернет и изрядно оборудованную кухню.
В лагере уже есть постояльцы - итальянцы с испанскими псами, спаниелями. Сюда, рассказывает мой проводник, синьоры приехали главным образом ради своих кучерявых фаворитов: дать им попробовать неведомой пока охоты на каменных куропаток, сиречь кекликов. На Апеннинах такой нет.
Собачники эти, впрочем, исключение: все остальные прибыли за вышеупомянутым тэком. Но однородной массой их не назовешь: у охотников разные приоритеты, запросы, масштабы. Калибр.
Американец, например, неожиданно оказался энтузиастом-романтиком. Он здесь частый гость, ибо дружен со Степанченко, и приезжает, стало быть, не только за зверем, но и за туманом... И, кстати, с этого американского товарища когда-то и начинался бизнес. Оба они в прошлом - герои горячих точек, а познакомились по одной из программ, из тех, по которым ветераны, бывшие идейные враги, нынче ездят друг к другу в гости. Вот “вьетнамец” и посетил “афганца”. Поохотились. И приятель - даром что приятель - счел долгом заплатить за добытые трофеи. А вернувшись домой, посоветовал навестить Казахстан и своим друзьям-охотникам: мол, есть на краю света такая страна - рай для человека с ружьем, взыскующего острых ощущений. Братья по оружию и наведались - и также остались довольны. “Так и скопил стартовый капитал”.

Козерог, готовящийся к прыжку

Рассказывая, мой проводник приглашает нас на обед - только соотечественников: меня, таксидермиста, егерей. Иностранцы столуются отдельно - кто к чему привык; от борща же и жареной на сале картошки они охоту легко могут и... пропустить. Нам же лучшего и не надо.
В этот момент в лагерь из многодневного похода возвращается еще пара охотников. С тушей тэка - с рогами весьма приличными. На радостях присоединяются к нам, откупоривая бутылку уж не помню какого международного французского коньяка. Борщ и коньяк - пурквапа (главное, чтоб клопами не вонял)? Нас знакомят. Оказывается, хорваты. Причем один из них - мэр Загреба.
Эти, как выясняется, уже другая каста - в своем роде коллекционеры. На охоту ездят далеко и часто, но не повторяются. Для них важно не количество, а разнообразие трофеев: они стремятся осуществить охоту и в Парагвае, и в Танзании, и в Канаде, а по возможности - везде.
Как узнали о Казахстане? Как это и принято во всем мире - на специализированных международных ярмарках. Именно здесь, заматерев и придав своему предприятию по производству адреналина трансконтинентальный размах, мой проводник искал потенциальных клиентов: на выставках в Зальцбурге и Вене, Мюнхене и Будапеште и, конечно, на знаменитых IWA в Нюрнберге и Shot Show в Лас-Вегасе. Окучивал кандидатов виртуозно; мог, например, убедить кого-нибудь приехать сюда охотиться на тигра, якобы водящегося в пойме реки Или... Лгал, однако, исключительно для дела. Тигров, поправлялся он наутро после попойки-знакомства в баре, уже истребили, а вот козлы и бараны горные еще остались.
Мэр Загреба?.. Поохотиться к нему приезжали люди и познатнее: автогонщик Шумахер, некто Хуан Карлос Бурбон (инкогнито, разумеется), американский серый кардинал Ричард Чейни, директораты крупнейших мировых компаний (вроде “Крайслера”) в полном составе, целый выводок арабских шейхов. И, конечно, множество рядовых охотников. Но как сказать “рядовых”: иные с ружьями ручной сборки от именитых немецких мастеров по 250 тысяч евро за дуло, да и у самого последнего “бедняка” только оптика порой стоит 20 тысяч.
Как, например, у этого немецкого бюргера, иллюстрирует джунгарский обер-егерь. И такой вот тихий европеец - еще одна порода интурохотников. Он и на экипировку, и на поездку (зачастую - единственную в жизни) откладывает годами и накапливает, как правило, лишь к пенсии. Разумеется, и трофей заказывает лишь один (в отличие от тех же арабов, которые могут сразу за 30-40 козерогов заплатить), и двигается порой уже еле-еле, так что намучаются с ним проводники, таская клиента вместе с биотуалетом, пока через неделю не убьет он наконец на закате своей жизни “подставленного” под выстрел зверя. А после - прослезится от счастья...
К слову, несмотря на свою спортивную никчемность, именно такого сорта клиент - числом доминирующий. И, конечно, как раз этот средний охотничий класс формирует современный гигантский рынок. Подсчитано, что только оружия и патронов в мире ежегодно продается на 4 и 1 миллиард долларов соответственно. А ведь ими охотничья индустрия не исчерпывается: есть еще оптика, одежда и обувь, аксессуары и т.п. Одним словом, охотничий бизнес во всем мире очень развит и выгоден.
А вот далее пристало говорить, скорее, не о различиях разных типов охотников, а об их общей физиономии. Ибо выгоден этот бизнес лишь в силу того парадокса, что за вещь первой необходимости человек платит минимум, за страсть же - не поскупится на любые расходы и даже будет гордиться огромными суммами (с его сословной колокольни, конечно), в которые обошлась ему прихоть.
Сам я, впрочем, не охотник. И не была бы для меня трофейная охота не чем иным, как тем, что господа средней руки, близозоркого зрения и предынфарктных комплекции и возраста убивают для моциона божьих большеглазых созданий, если б не одна вещь.
Одно обстоятельство, к которому они вдруг оказываются причастны, - бессмертие.
(Окончание - в одном из следующих номеров)

Ирония судьбы: искушенный охотник сам в конце концов стал объектом травли. Со стороны конкурентов. Пришедших позже, но имеющих рычаги во власти.
А в общем, история старая как мир - зависть. За несколько лет работы число клиентов Степанченко перевалило за тысячу. И за каждого убитого козерога они платили по 6-7 тысяч долларов, гослицензия же стоит тысячу. Остальное он брал, так сказать, за романтизм, за горный туман и адреналин (минус, конечно, расходы).
Конкурентам хотелось таких же барышей, да никто не ехал. Охота ведь - не нефтяная скважина, дающая деньги при любом менеджере. Зверь бежит на ловца, а охотник - на егеря. Этот бизнес - персональный, и охотники едут к конкретному Кузьмичу, а не к Петровичу. Клиент в этом бизнесе завоевывается поштучно.
Так что и рейдерство здесь не актуально. А с другой стороны - и зачем оно? Страна у нас гуманная, никто никого зазря со света сживать не будет. Ты только делись! Иди под “крышу” могущественного дяди и не борзей...
Предложили. Да только люди разные бывают. Сергей Степанченко, родившийся и выросший на казацкой Украине, мастер спорта по мотоспорту, в 29 лет ставший полковником Советской армии, воин, охотник и философ, служил и воевал в таких местах и ситуациях, когда просто нет такой альтернативы - сдаваться. И когда в горах случается буран, а там люди, которых надо спасать, взятку господу Богу не дашь, чтобы спрятаться под “крышей”. И с медведем-шатуном при встрече на узкой дорожке не “разведешь”.
Вот этого-то медведя, к слову, к делу и привлекли. Не желавшего “в стойло” упрямца обвинили в убийстве... краснокнижного белокоготного медведя, что грозило запретом деятельности его фирмы. Потом, правда, следствие установило, что хищник был застрелен из самообороны, на горной тропе - идущий навстречу зверь в таких случаях не поворачивает, а лошадь, разумеется, испугалась, и рядом обрыв... Да и медведь, как выяснилось, был не исчезающий, а обыкновенный бурый. Но бумажная канитель уже закрутилась.
Для журналистского расследования я, собственно, сюда и приехал. (А в центре ситуацию распутывали юристы.) Статью написал, и резонанс вроде был. Да что толку. Спустя несколько лет проблему под названием Сергей Степанченко все-таки решили.
Убили.