Мурат Уали

Русский поэт Сергей Есенин написал цикл стихов “Персидские мотивы”, но никогда не был в Персии. Перс Омар Хайям известен во всем мире как поэт, но он сам и все соотечественники считали его математиком и астрономом. Две с лишним тысячи лет вслед за Александром Македонским весь мир называл страну Персией. Но вдруг она стала Ираном...

Тегеран 1393
Самолет иранской авиакомпании Mahanair приземлился в тегеранском аэропорту имени Имама Хомейни. Мы с моим шефом Маралом Томпиевым, президентом Ассоциации промышленности стройматериалов, прилетели на международную строительную выставку “Тегеран-2014”. Было начало августа, а по иранскому календарю месяц мордад 1393 года. Тегеран встретил нас ужасной жарой. Температура воздуха доходила до 44-45 градусов по Цельсию. В такси, конечно, работал кондиционер, но при стоянии в пробках моторы некоторых машин не выдерживали двойного нагрева и закипали. На обочинах мы видели не одну такую “пежо” с открытыми капотами и дымящимися моторами. Наш водитель предусмотрительно стал выключать кондиционер в пробках. Удушающая жара начала обволакивать тело. Мне стало плохо... Прямые рейсы Алматы - Тегеран совершались раз в неделю по вторникам, а выставка начиналась в воскресенье. В такую жару по городу не разгуляешься. Перспектива провести бесцельно 4-5 дней под гостиничным кондиционером, находясь в стране древней и самобытной цивилизации, вовсе не улыбалась. И мы решили рвануть на север.
Для путешествия был арендован автомобиль с водителем и переводчиком. Цены в Иране скромные, возможно, самые низкие в мире. При курсе доллара к риалу 1: 33 000 цена бензина, например, около 4500 риалов за литр. Всего остального не перечислишь, но дешево соответственно. Автомобилем оказался белый “пежо” местного производства (других автомобилей в Иране практически нет), переводчиком - студент Тегеранского университета по имени Дамир, водителем - молчаливый молодой парень по имени Теймураз. Обычные молодые парни. Никаких молитвенных ковриков, чалмы или иных проявлений религиозного фанатизма. Теймураз даже, как выяснилось позже, был зороастрийцем. Переводчик Дамир учился на филфаке, специализировался по русской литературе и для этого изучал русский язык. Конечно, его русский язык был медленным и далек от синхронного профессионального перевода, но для обычного общения вполне годился.
Итак, наш маршрут вел на север через хребет Эльбурс к Каспийскому морю в провинцию Мазандаран, затем на восток через Горган на столицу провинции Хорасан город Мешхед. Затем через центральный Иран - Нишапур, Сабзевар, Семнан - обратно в Тегеран.

Мешхед. Мавзолей имама Резы

Легенда горы
Демавенд
На выезде из столицы на обочинах дороги такие же, как в Алматы, горы арбузов и дынь, и такие же молодые парни взвешивают их на старых рычажных весах. Арбузы как арбузы, ничего особенного. Несколько раз обгоняем фуры с надписью Maral. Я знал ранее, что мое имя Мурат - арабское. А тут получается, что у нас - двух казахов - арабо-персидские имена, а у двух персов, переводчика и водителя - тюркские (производные слова “темир” - “железо”). Вот они - тюрко-персидские связи прошлого!
Постепенно широкое современное шоссе Сулган-Санган углубляется в горы. Дорога сужается и проходит через длинные туннели и ажурные виадуки над глубокими ущельями. Впереди виднеется ровный конус самой высокой вершины Ирана - горы Демавенд. Этот потухший вулкан высотой 5610 метров, овеваемый древними легендами и воспетый писателями и поэтами, - национальный символ доблести и свободы. Дамир рассказал нам легенду об Араше-лучнике.
Когда-то царь Турана Афросиаб разбил в Мазандаране войска иранского царя Манучехра. Чтобы не пустить туранцев дальше в Иран, Манучехр попросил Афросиаба, чтобы иранский воин, поднявшись на гору Демавенд, выпустил в небо стрелу. Где упадет стрела, там и будет граница между Ираном и Тураном. Афросиаб согласился, полагая, что стрела не может улететь далеко. На рассвете следующего дня иранский лучник по имени Араш поднялся на вершину горы, натянул лук и выпустил стрелу. Он вложил в выстрел все свои силы и всю свою энергию любви к родной земле. Сразу же после выстрела он упал замертво. Два дня летела стрела по небу и упала на берегу реки Амударья, которая и стала границей между Ираном и Тураном.

Гора Демавенд

Персидские
мотивы
После туннелей, виадуков и перевалов спускаемся в долины Мазандарана. На склонах гор дома с плоскими крышами в окружении тополей, апельсиновые рощи, ковры из цветов. Дальше в долине по берегам рек - зеленые поля риса и светло-фиолетовые поля шафрана. От скрывшегося за горами солнца разливается “свет вечерний шафранного края”. Вспоминаются эти и другие строчки Есенина из “Персидских мотивов”:
“Хороша ты, Персия, я знаю.
Розы, как светильники, горят...”
Дамир, услышав, подхватывает:
“Голубая родина Фирдуси.
Ты не можешь, памятью простыв,
Позабыть о ласковом урусе...”
Оказалось, Дамир знает и любит Есенина. Ну да - будущий специалист по русской литературе. Я спросил его, знает ли он, что Есенин не был в Персии и все стихи “Персидских мотивов” написаны в Баку и Тифлисе. Дамир не знал, и с изумлением спрашивает:
- Почему же Есенин не попал в Персию?
Действительно, почему?
В 1921 году Есенин побывал в Ташкенте. Там в закоулках старого города и на базаре он видел узбеков в пестрых и ярких халатах, арбы с огромными колесами, горы арбузов, дынь, винограда, персиков, абрикосов, гранатов. Там он сидел в чайхане под одуряющим запахом цветов и оглушающими звуками карнаев и даулпазов, ел жирный плов и сочный шашлык, запивая ароматным кок-чаем из фарфоровых пиал. В Ташкенте Есенин познакомился с персидским консулом Ахмедовым, с которым у него установились дружеские отношения. Официальная резиденция персидского консульства находилась в Самарканде, и консул пригласил его к себе. Три дня Есенин провел в Самарканде, живя в доме Ахмедова. Там его поразили женщины, закутанные в чадру, там ему и “мигнули очи, приоткинув черную чадру”. А в старом городе он увидел древние мечети с минаретами, площадь Регистан с мавзолеями Ширдор и Гурэмир. Видимо, там, в Самарканде, персидский консул и пригласил его в Персию. С тех пор поэт стал мечтать о “шафранном крае”.
В сентябре 1924 года Есенин приезжает в Баку с твердым намерением осуществить свою мечту, увидеть Тегеран и побывать в Ширазе - на родине великих персидских поэтов Саади и Хафиза. В биографиях Есенина пишут, что “путь туда был закрыт для гражданина революционной России”. На самом деле как раз наоборот, многие граждане революционной России - чекисты, красноармейцы, контрабандисты и просто местные азербайджанцы - свободно переходили азербайджано-иранскую границу и попадали в Персидскую Советскую Социалистическую Республику. Эта республика в 1920 году на штыках Красной армии под знаменем мировой революции была провозглашена иранскими коммунистами в северной провинции Гилян, а фактически во всем Южном Азербайджане. Правда, к 1924 году она уже прекратила свое официальное существование, но в Гиляне продолжалась борьба местных коммунистов за власть, поддерживаемая чекистами ГПУ из советского Азербайджана.
Возможно, Есенину обещал помощь в переходе границы его знакомый Яков Блюмкин - знаменитый эсеровский террорист, ставший чекистом, а к тому времени - резидент ГПУ в Гиляне и заодно секретарь Персидской коммунистической партии. Есенин встретился с Блюмкиным в Баку в ресторане гостиницы “Новая Европа”. Но они напились и поссорились. Чекист даже стал угрожать пристрелить поэта. Есенин был вынужден уехать в Тифлис, а оттуда в Батум. А Блюмкин ходил по гостинице с наганом и кричал: “Где этот Есенин? Пристрелю!”.
Через две недели поэт вернулся в Баку и продолжил попытки попасть в Персию. Но секретари Компартии Азербайджана Киров и Чагин решили не пускать неуправляемого поэта в бурлящую на грани гражданской войны Персию. Есть легенда, что Киров даже поручил Чагину поселить Есенина в поселке Мардакяны в одной из бывших резиденций нефтяного миллионера Муртузы Мухтарова с огромным садом, фонтанами, бассейнами и всяческими восточными изысками, что создало бы иллюзию Персии в Баку. Чтобы не разочаровывать поэта, его, два часа повозив по Каспийскому морю, высадили на берег возле поселка Мардакяны. Есенин отдыхал и гулял в одиночестве по этому райскому уголку с джейранами, лебедями и павлинами и, вдохновляясь подаренным грузинскими поэтами сборником лирических стихов персидских поэтов и воспоминаниями о путешествиях в Ташкент, Самарканд, Баку, Тифлис и Батум, писал “Персидские мотивы”.

Мешхед. Шейх с женами

Иранские мотивы
- Почему же Персия вдруг стала Ираном? - спрашиваю я Дамира.
Теперь Дамир рассказывает нам, как персидская казачья дивизия под командованием в основном белогвардейских офицеров остановила поход на Тегеран Персидской Красной армии из Персидской Советской Социалистической Республики. Командиром одного из полков дивизии был полковник Резахан (отец свергнутого шаха Мохаммеда Реза Пехлеви). На волне этого успеха он стал генералом, военным министром, а затем, в 1925 году, произвел смену династии, став шахом с фамилией Пехлеви. Персия - было внешним названием страны, а внутри сами иранцы всегда называли ее Ираном. В 1935 году новоявленный шах Резахан Пехлеви, увлеченный арийской теорией Гитлера и стремясь утвердить во внешнем мире роль страны, как колыбели арийской расы, издал указ о переименовании ее в Иран.
Если бы Есенин попал в Иран, то, может быть, написал бы “Иранские мотивы”. Например, так:

“В махале иранской, в Тегеране,
Под иранской нежною луной
Взглядом, как стрелою, был я ранен
Прямо в грудь иранкой молодой.

Сердце вдруг забилось, как когда-то,
И опять свели почти с ума
Этих глаз блестящие агаты,
Этих губ созревшая хурма.

То, что вижу, верю, увертюра.
То, что ниже - спрятано от глаз.
Под чадуром скрытая фигура -
То ли скрипка, то ли контрабас?

Не боюсь я палок мухтасиба,
В контрабас не верю ни на грош.
Знаю, скрипка звучна и красива,
Да и я в любви еще хорош.

Только зря кровоточила рана,
Оказалось - праведность, ликуй.
Под луной шиитской Тегерана
Не раскрылся розой поцелуй.

Не забилось сердце веселей.
Где агатами блестевшие глаза?
Не пропел мне утром соловей.
И не оргия ждала, а ораза!”

Персиянка

Иранский стандарт
На побережье Северного Ирана и Южного Каспия не так жарко, как в Тегеране. Конечно, пляжной индустрии и пляжного отдыха как такового здесь нет. Пляжи раздельные. Отдельные для мужчин, женщин и семейных пар. Омочив ноги и тело в теплых водах Каспийского моря, едем дальше на восток. С каждым днем все больше разочаровываемся в иранской кухне. Основное блюдо - вареный рис с курицей и некоторым разнообразием соусов. В прибрежных кафе еще можно было заказать только что выловленную и зажаренную форель. Но дальше и по всей стране кроме риса с курицей мы не ели ничего другого. Конечно, овощей и фруктов полно, но из горячего - иранский стандарт. Даже плов в иранском варианте - это вареный рис с добавленными кусочками жареной курицы. Из напитков - чай и местная кола. Чай может быть обычный, может быть с бергамотом, кардамоном или шафраном, но к чаю обязательно дается нават - деревянная палочка с нанизанными кусками желтого кристаллического сахара. Ее опускают в стакан с чаем и пьют по мере растворения. Несколько раз я просил дать чай с молоком. Ни в придорожных чайханах, ни в городских ресторанах не знают, что это такое. Официанты, а это только мужчины, не понимают, что я хочу. К словам переводчика добавляю жестами объяснение, как в молоко вливают заварку и кипяток. Все равно не понимают. Приносят отдельно большой бокал холодного молока с соломинкой или тетрапакет молока. После этого я перестал требовать чай с молоком.

Нишапур. Мавзолей Омара Хайяма

Мешхед аль-Реза
На третий день мы приехали в Мешхед - столицу Хорасана. Главной достопримечательностью города является мавзолей имама Резы - одного из шиитских мучеников. Имам Реза жил в IX веке и был восьмым шиитским имамом. Он был крайне популярен в народе, но находился в опале у халифа Гарун аль-Рашида. В 818 году имам Реза был убит сыном Гарун аль-Рашида. Место его захоронения получило название Мешхед аль-Реза (место мученичества Резы). Со временем рядом с могилой имама выросло поселение, превратившееся в город Мешхед. С XIV века вокруг гробницы стали возводится здания мечетей, медресе, гробницы других имамов. В конце концов, мавзолей имама Резы превратился в грандиозный комплекс зданий, посещаемый миллионами туристов и паломников ежегодно. Это своего рода Мекка для шиитов. Все здания внутри и снаружи отделаны бело-голубыми изразцами, купола многочисленных мечетей сияют позолотой. Всюду показная многоцветная роскошь отделки. А среди паломников преобладает черно-белая палитра. Мужчины в белых одеждах, а женщины - в черных балахонах чадуров.

Надгробие Хайяма

Чаепитие в
Нишапуре
После Мешхеда едем другой дорогой в Тегеран через центральные районы Ирана. Проезжаем Нишапур - небольшой провинциальный городок, наподобие нашего Узунагаша или Иссыка. В Нишапуре родился и умер великий персидский поэт Омар Хайям. Впрочем, при жизни он считал себя математиком и астрономом, а вольные стишки - так себе, не более чем хобби. В 1079 году в результате астрономических наблюдений он очень точно измерил длительность года и разработал солнечный календарь, по которому летоисчисление начинается от дня Хиджры (622-й год), а Новый год - Науруз - наступает 21 марта в день весеннего солнцестояния. Этим точным календарем и пользуются в современном Иране. Однако весь мир знает и ценит Хайяма не за астрономические открытия, а за гениальные рубайи. Под Нишапуром построен мемориальный комплекс Омара Хайяма, состоящий из его гробницы, окружающего соснового парка, музея, бюста, мечети, торговых ларьков и чайханы. Посетителей совсем мало, все скромно. Не сравнишь с многолюдьем, шумом и роскошью мешхедского мавзолея. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Кто, кроме шиитов, знает имама Резу? А имам Омар Хайям знаменит на весь мир! Это ведь гордость Ирана. Здесь должны бродить толпы туристов, слышаться многолюдье голосов, звуки музыки, состязания поэтов, звон бокалов... Но вокруг, в парке, тишина, лишь ходят редкие мухтасибы из полиции нравов.
Постояв возле пятиугольного надгробия из серого гранита и посетив музей математика, астронома и поэта, мы зашли в чайхану.

“В Нишапуре выпив чаю,
С удивленьем замечаю,
Что не пьют нигде вина.
Не Хайяма в том вина -
Мусульманская страна.

Выпив чаю в Нишапуре,
Отмечаю, здесь, в натуре,
Нет ни пери, нет ни гурий.
Вижу фурий лишь в чадуре.
А еще грустней картина -
Чаю мне налил мужчина...

С бергамотом выпив чаю,
Дальше я разоблачаю.
Над Хайяма мавзолеем
Дух веселия не реет.
Не поют его куплеты
Ни туристы, ни поэты.
Не услышать ни строки
Из Саади с Рудаки.
Где пиалы звон, саки?

Нет блистательных пивцов -
Бородатых мудрецов,
Осушив до дна пиалы,
Чтоб послали вновь гонцов
За вина “Шираза” алым.

Хоть с шафраном выпил чаю,
Ничего уже не чаю.
Хоть и чай пусть самый лучший,
Блеск поэта тускл и скучен.
У Хайяма в Нишапуре
Дух поэзии - в чадуре.

Лишь с вершины минарета
Муэдзин поет с рассвета...

После Нишапура нас ждала прямая дорога на Тегеран, на выставку по календарю Омара Хайяма “Тегеран-1393”.