|
Флюра Мусина
Репертуарная афиша ГАТОБ имени Абая, последние годы радующая любителей оперно-балетного искусства как современными постановками, так и шедеврами мировой классики, пополнилась еще одним спектаклем классического наследия - балетом “Баядерка” на музыку Л. Минкуса в хореографии Мариуса Петипа. Для переноса спектакля на алматинскую сцену руководство театра пригласило приму-балерину Мариинского театра 70-80 годов, народную артистку России Габриэлу Комлеву.
Выбор не случаен - именно она единодушно названа балетными критиками своего времени лучшей Никией Советского Союза.
Доскональное знание хореографического текста и безупречное чувство стиля сделали ее работу с труппой театра не только приятной, но и необыкновенно полезной - ведь именно на классических образцах коллектив оттачивает свои мастерство и профессионализм, а для балетной труппы ГАТОБ эти качества сегодня весьма актуальны, в виду пополнения ее рядов значительным числом стажеров, учащихся старших курсов АХУ имени Селезнева
- Габриэла Трофимовна, Вы создали на балетной сцене вереницу незабываемых образов, но как-то признались, что Никия - самая любимая партия. С годами Ваше мнение не изменилось?
- Я очень любила танцевать, и среди любимых балетов - “Баядерка”. И я могу объяснить, почему. Этот шедевр Петипа сделан необычайно точно, здесь математически выверенное соотношения пантомимы и чистого танца, и так выстроена драматургия балета и самой роли, что всю жизнь можно искать новые краски. Это для актера очень важно.
- Мариинский театр называют Домом Петипа, и закономерно, что именно в этом театре наиболее приближенная к оригиналу автора редакция классических балетов мастера. Претерпел ли балет “Баядерка” какие-то изменения?
- Спектакль этот очень старый, он был поставлен в 1877 году. Это рубеж между романтизмом и академизмом. Известно, что Мариус Петипа - это академизм, расцвет его. Но великий балетмейстер на этом этапе еще не избавился от романтических признаков в спектакле. И здесь это явно присутствует. И вместе с тем это какой академический абсолют, особенно третий акт, его еще называют “Акт теней” - настоящая симфония в танце! Это очень трудно танцевать, нужна безупречная техника, нужна балерина экстра-класса, нужен хорошо выученный кордебалет, чтобы все это выполнить, и не просто технически выполнить, а подняться до высот этого духовного мира. Здесь, в театре, все это есть, главное, есть единая исполнительская школа. И хотя в третьем акте вместе с артистами на сцену вышли стажеры - студенты последних курсов АХУ имени Селезнева, они прекрасно справились с задачей, я уже не говорю о том, какая это для будущих артистов прекрасная практика и школа!
- В первоначальном виде это был четырехактный балет, когда спектакль превратился в трехактный?
- В 1941 году был сделан этот вариант, который идет ныне в Мариинском театре, и который я перенесла на алматинскую сцену.
По хореографии больших изменений не было, больше по структуре спектакля. Был убран последний акт, когда рушится храм и торжествуют самые высокие помыслы и чувства. Но трудность ведь в чем? Там декорации очень сложные, их нужно очень долго устанавливать, 40 минут шел только антракт! И когда храм рушился, рассказывали, что это было очень красиво, но люди все равно уходили, потому что практически действия там нет, одни эффекты. А танцевальные фрагменты, маленькие шедевры Петипа, были перенесены во второй акт.
- Кому принадлежала новая редакция?
- Эту редакцию делали Пономарев и Чабукиани, ведущие танцовщики театра. Пономарев сам видел спектакли Петипа, это был старой закваски мэтр, еще дореволюционный. Потом там был Ширяев и другие артисты, которые видели и общались с Петипа, они танцевали в его спектакле маленькие партии. И вот они все вместе вспоминали, как это было, это был увлекательный процесс!
- Танец золотого божка часто исполняют как отдельный концертный номер. Кто автор этого пластического шедевра?
- Божок - это вставной номер. Был в Мариинском театре такой замечательный танцовщик Зубковский, очень технически сильный, с огромным прыжком, красивый, но небольшого роста. Вот он для себя и поставил этот номер. Так он с тех пор идет в спектакле и органично в нем смотрится.
- Спектакль смотрится так цельно, неужели были сделаны еще какие-то изменения в хореографии?
- Были, но очень бережные изменения: к примеру, у Петипа во втором акте были вариации 4 баядер, а Пономарев сделал расширенное па д’аксьон, развернутое танцевальное действо с выходом и кодой, а эти вариации вошли в него как вставные. Или еще такой момент: у главного героя танца не было, потому что во времена Петипа мужчины-танцовщики выражали свои чувства пантомимой и в основном поддерживали и носили на руках балерину. И Вахтанг Чабукиани, сам виртуозный танцовщик, поставил все танцевальные куски для Солора. Он также поставил дуэт в первой картине, очень эмоциональный, очень взволнованный - любовь в чистом виде.
- В спектакле очень много пантомимы. Есть ли особая пантомимно-балетная лексика, язык жестов, который должны понимать балетоманы? И понимают ли его сегодня?
- В “Баядерке” целая картина пантомима, представляете, как это трудно! И, собственно, именно в этот момент идет действие, рассказ, что происходит. Сегодняшний актер в общем не владеет этой технологией. Может быть, мы больше даже работали над этой частью спектакля, чем над танцевальной. Потому что пантомима требует определенной пластики тела и внутренней культуры. В XIX веке существовал целый словарь понятий и выражений, которые передавались с помощью балетной пантомимы: “Он меня любит!” или “Я клянусь!”. Или вот этот жест - как будто я несу кувшин с водой - он означает баядерку. Конечно, сегодня эта лексика во многом утеряна, но в спектаклях классического наследия вы еще можете увидеть, как, например, Одетта в “Лебедином озере” рассказывает принцу свою историю заколдованной девушки, используя определенные жесты.
- Вы не хотели давать интервью до премьеры, но теперь, когда спектакль состоялся, тепло принят публикой и вошел в репертуарную афишу театра, скажите, как Вам работалось с труппой театра? Считаете ли Вы работу успешной?
- Мне кажется, этот спектакль очень подходит труппе, не говоря уже о том, что артисты очень выросли на этом спектакле. Помимо того, что это “голубая” классика, академизм, это ведь еще и восточный колорит, это Индия, это не европейский характер, и в этом плане спектакль очень выигрышно смотрится на казахской труппе: то, как держатся женщины, как причесываются, как ходят, как сидят. Это можно бесконечно смаковать, и мне это так нравится! Два состава исполнителей танцуют очень хорошо и очень по-разному, и это прекрасно! Гульвира Курбанова и Фархад Буриев технически сильные и внутренне зрелые артисты, у них замечательный дуэт. Жанель Тукеева и Азамат Аскаров более юные и оттого очень трогательные. Потрясающий Брамин - Нурлан Байбусинов. Столько внутренней страсти при внешней сдержанности и точности движений!
Я думаю, это большая победа театра, и спектакль станет украшением репертуарной афиши. |