Надежды просителей убежища в Европе редко становятся реальностью
Норвегия считается одной из самых лояльных стран в мире в отношении беженцев. В последние годы число просителей убежища здесь неизменно растет. Высок и процент тех, кто получает статус беженца или вынужденного переселенца. В прошлом году, например, этот статус получил каждый третий соискатель. И эта статистика, которая, кстати, одновременно и радует, и раздражает норвежских налогоплательщиков, год от года растет

Однако, несмотря на это, чаще всего участь тех, кто пытается поселиться в Норвегии, подавая ходатайство об убежище, скорее печальна, чем радостна. Сказочно красивая и богатейшая страна не спешит принимать заявителей в свое лоно. Слово asyl - “убежище” - давно стало здесь презрительным. Как и производное от asyl - “азулянт, проситель убежища”.
- Я прожил в азульмуттаке (лагере для беженцев) в Рингебу более двух лет, - рассказывает Ринат Шамсутдинов, - косил под чеченца, просил убежища, но срезался на знании чеченского языка. Сначала думал - не повезло. А потом, когда пожил там, поработал “в черную”, как раб, почувствовал на своей шкуре, что значит быть человеком низшего сорта, то сам написал прошение о добровольном возвращении на родину и признался, что я из Киргизии.
Рината отправили домой через Международную организацию по миграции, которая в Норвегии, как и в других государствах Старого Света, берет на себя хлопоты по восстановлению документов “заблудших” иностранцев, оплачивает билет на самолет и даже такси от аэропорта до родного дома.
Несмотря на все это, парень познал все стороны негативного отношения к “негражданам” со стороны спесивых норвежцев. “В Европе нас не ждут с распростертыми объятиями!” - этот урок Ринат усвоил на всю жизнь.
Мурат Исмаилов из Алматы тоже рад, что вернулся домой.
- Я работал в лагере как вол, у меня, как говорится, руки на нужном месте, - рассказал он, - лагерные начальники меня любили. Когда мне пришел негативный ответ на ходатайство, даже они всплеснули руками: сомнительным “беженцам” не отказывают, тогда как для таких, как я, “позитив” - это просто утопия.
Существует список стран, представители которых, добравшиеся до Норвегии, почти наверняка получают статус беженцев. Во главе списка - Ирак и Сомали.
Однако, по большому счету, вид на жительство в Европе - это просто лотерея, в которой даже выигрыш имеет обратную сторону. Бывает даже, что бегущие от вооруженных конфликтов в Норвегию люди нередко сходят с ума. Вынужденные долгое время жить в лагерях, многие теряют связь с реальным миром. Слово “лагерь” в пересказе Рината и Мурата вызывает невольные ассоциации с определением “концентрационный”.

Митинг в поддержку беженцев: “Позвольте всем, кто находится в Норвегии, работать”

Разумеется, лагеря для беженцев, прибывающих в наши дни в Европу, от них отличаются. У просителя убежища есть комната, которую он делит с тремя-четырьмя другими обитателями лагеря, плита, чтобы готовить - примерно одна на двадцать человек, один комплект удобств на то же число народу, не считая детей. Есть минимальные деньги, коих хватает, впрочем, только на еду.
Чего на самом деле у “лагерника” в избытке, так это свободного времени для умопомрачительного (в прямом смысле слова) ничегонеделания. Беженцам не светит разрешение на работу вплоть до получения разрешения остаться в Норвегии. На практике это означает месяцы (или годы!) ожидания.
Мы услышали историю 26-летнего Умида Б., который приехал в Норвегию из Узбекистана. Два года провел он в лагере на севере страны в ожидании ответа. Все это время сидел в комнате, как в тюрьме, потому что ближайший населенный пункт был в паре десятков километров. В лагере не было ни телевидения, ни интернета, ни выходов куда-то “в свет”, за исключением редких шопингов, к которым мужчина равнодушен по своей природе.
Парень в буквальном смысле одичал. Перестал радоваться жизни, следить за собой, интересоваться противоположным полом. И, хотя в конце концов переехал в Осло, получив вид на жительство в Норвегии, теперь он больше напоминает пугливого маугли, чем счастливого обладателя выигрышного лотерейного билета. Умид не скрывал, что нуждается в серьезной помощи психотерапевта.
Многие лагеря попросту непригодны для длительного пребывания в них людей. Негде купить продуктов, нет места для игр детей, негде даже пройтись. Ринат, например, провел свою первую ночь в лагере, прикорнув у батареи на подушке. Наутро побежал к директору: жутко холодно, переведите в другую комнату! Просьбу выполнили. Но лишь только потому, что “апартаменты” Рината были рассчитаны не на одного, а на четверых!
Стены лагерных комнат зачастую выкрашены в немаркий коричневый цвет. На окнах темные всесезонные занавески. На крошечной квадратуре на протяжении долгих месяцев вынуждены сосуществовать разные традиции, религии, запахи...
Жизнь просителей убежища разительно контрастирует с реалиями обычных норвежских будней - аккуратными домиками, раскрашенными во все цвета радуги, огромными супермаркетами, которые можно найти даже в самом глухом норвежском лесу, потрясающим по чистоте и комфорту общественным транспортом, многочисленными музеями, театрами, кино, плавательными бассейнами. Все это абсолютно недоступно азулянтам, годами ожидающим заветного пропуска в размеренную норвежскую жизнь.
Попадая в лагерь, в атмосферу вежливого равнодушия и фактической изоляции, проведя там долгие месяцы, если не годы, проситель убежища приобретает целый букет комплексов неполноценности, а то и серьезную психическую травму. При этом в лагере, где число постояльцев может достигать и ста, и двухсот человек, нет не только постоянного психолога, но и обычного врача. Даже в норвежских тюрьмах заключенные обеспечены медицинским обслуживанием и психологической помощью.
Надо сказать, что больше всего на свете азулянты боятся даже не отказа на свое прошение, а депортации. Эта процедура ожидает тех, кто приехал в Норвегию с нарушением Дублинской конвенции. Название этого документа вызывает ужас в душе каждого азулянта. Он регламентирует пребывание иностранцев на территории Старого Света. Отдельные его положения обязывают европейские правительства депортировать просителей убежища в те страны, из которых они прибыли, в случае, если эти страны являются безопасными.
Например, согласно Конвенции, чеченцев, прибывавших ранее из зоны конфликта, можно было депортировать в Россию, проходящую в реестре в целом как безопасная страна. Депортации подлежат также азулянты, прибывшие в Норвегию с визами, выданными любым другим посольством, кроме норвежского.
Если обобщить, то под “депорт” можно, в принципе, подвести кого угодно. И понятно, что в данном случае во главу угла не ставятся интересы просителей убежища, а преследуется только одна цель - использовать Дублинскую конвенцию как инструмент высылки из страны “нежелательных гостей”.
Для депортируемых же процедура эта чревата самыми неприятными последствиями. Прежде всего, депортацией занимается полиция. И норвежские полицейские садятся с депортируемым в самолет, а по прибытии на родину азулянта передают своим коллегам - местной милиции или полиции. То есть беженец, по сути, попадает в руки тех, от кого он бежал. Во-вторых, все данные депортируемого заносятся в общеевропейскую компьютерную базу данных под грифом “лицо, нежелательное для пребывания”, и он таким образом теряет право на все виды путешествий в Европу на ближайшие несколько лет.
Кроме того, он обязан возместить норвежскому (как, впрочем, и любому другому) государству все расходы, связанные с его собственной депортацией (приезд полиции, рабочее время полицейских, потраченное на весь маршрут сопровождения, авиаперелет всей группы и т.д.).
Дети, живущие в азульмуттаках, отличаются от своих норвежских сверстников не только цветом кожи или разрезом глаз, но и своим необычным поведением, как естественной реакцией на новую обстановку. Они чувствуют изоляцию намного острее, чем их родители. Становятся грубыми и агрессивными, другие замыкаются в себе или обижаются на родителей, не могущих обеспечить “норвежский” уровень жизни.
Лагерный ребенок не ходит в кино, не катается на коньках и лыжах, не посещает аттракционов, он - нечастый гость на днях рождения одноклассников. Даже на помощь школьной психологической службы могут рассчитывать только те дети, чьи родители уже получили статус беженца и вытекающий из него вид на жительство.
“Для нас, европейцев, главной проблемой в последнее время становится равнодушие, - откровенно призналась одна из моих европейских подруг. - Мы просто не в состоянии представить себе, что у людей могут быть более серьезные поводы для беспокойства, чем, к примеру, испорченный у подъезда газон”.
Между тем просители убежища, обреченные на мучительно долгое ожидание решения своей судьбы, не совершили никакого преступления. Их вина в том, что они бежали из своей родины в поисках спасения, безопасности или просто лучшей жизни. Благополучная во всех отношениях Норвегия - безусловно, не рай на земле, хотя и занимает три последних года первые места в списках ООН среди стран, благоприятных для проживания.
Однако все блага предназначены строго для граждан. “Пришельцам”, не добившимся вида на жительство, но вынужденным ожидать решения своей участи годами, на размеренность и сытость обывательской жизни приходится лишь любоваться, как в кино.
Вера Уланцева,
журналист, специально для “Нового поколения”

Осло - Бишкек - Алматы