Константин Богданов, обозреватель “РИА Новости”
Саммит по ядерной безопасности в Сеуле окончился на прошлой неделе принятием туманного коммюнике, где содержится призыв отказаться от топлива высокого обогащения. Этот призыв помимо решения очевидных задач нераспространения может свидетельствовать об обострении конкуренции за новые технологии атомной энергетики. Страны третьего мира загоняют в “детский манеж” легководных реакторов, а соперничество между “загонщиками” растет

Прямой подтекст расплывчатого текста коммюнике - это, как нетрудно вывести из заглавия мероприятия, обеспечение ядерной безопасности. В данном случае, в формате нераспространения расщепляющихся материалов.
“Мы призываем государства принять меры к тому, чтобы свести к минимуму использование высокообогащенного урана, в том числе перевода реакторов на низкообогащенное урановое топливо, где это технологически возможно и экономически оправдано”, - говорится в документе.
Отказ от работ с высокообогащенным топливом, безусловно, затруднит потенциальным террористам создание материалов оружейного качества. В том случае, если топливо низкого обогащения будет похищено злоумышленниками, это создаст перед ними массу проблем на пути его дальнейшего обогащения по урану-235.
Подспудно здесь читается укор нарушителям мирового ядерного спокойствия - и, в первую очередь, Ирану. Именно Иран в последнее время официально сделал приоритетной программу обогащения урана до уровня в 19,75 процента. Напомним, типовое топливо легководных реакторов имеет обогащение в 2-5 процентов по урану-235.
Тегеран объясняет необходимость наработки такого материала потребностями исследовательских реакторов - действующих и строящихся. По мнению американских экспертов, “легитимизированное” скрытое накопление 19,75-процентного урана при случае может сыграть на руку иранскому правительству, если оно получит возможность (и примет такое решение) быстро сформировать запас высокообогащенного урана оружейного качества.
Проблемы, связанные с оборотом свежего и облученного топлива (последнее - ценнейший материал, порой некритично и оскорбительно именуемый “ядерными отходами”), предлагают решать усилением физической безопасности ядерных объектов. Никаких конкретных мер в коммюнике саммита не обнаружено.
Если отойти от соображений нераспространения, то призыв сосредоточиться на топливе низкого обогащения выглядит довольно ханжески. Странам, не производящим атомную технику, остается коммерческая эксплуатация экспортной технологии развитых стран - легководных реакторов, которые почти дошли до пределов своей полезности.
Интереснее здесь другое - а что, собственно, ведущие ядерные державы оставили для себя? В последние годы всерьез пошла речь о создании технологий реакторов на быстрых нейтронах.
Принцип действия “быстрого” реактора обосновали еще в середине 1940-х годов. Такие аппараты делались регулярно, причем как малые исследовательские, так и вполне себе полномасштабные, наподобие советских БН-350 в казахском Шевченко или БН-600 на Белоярской АЭС. Далеко продвинулись по этой дороге и французы.
Особенность “быстрой” технологии не только в куда более полном использовании ядерного топлива, и не в том, что реактор становится наработчиком материалов для производства этого топлива (тем самым происходит замыкание цикла в рамках промплощадки).
Дело еще и в том, что “быстрые” реакторы используют как раз топливо высокого обогащения (15-25 процентов). Да, их рассматривают и как “утилизаторы” оружейного плутония - но с той же легкостью “быстрая технология” позволяет этот плутоний и нарабатывать.
С одной стороны, обсуждать тут нечего: готовая двойная технология, утечка которой в третий мир может непредсказуемо повлиять на режимы нераспространения. Да заодно еще и потребность в высокообогащенном топливе.
С другой стороны, нельзя не отметить, что когда “быстрая” энергетика войдет в силу (перед этим придется решить ряд инженерно-технологических проблем), она вытеснит “медленную” (“тепловую”), в основном представленную легководными реакторами. Это вызвано в первую очередь значительно большей эффективностью использования топлива и возможностями наработки (воспроизводства) топлива из доминирующего в природе изотопа урана-238, абсолютно бесполезного для реакторов на “тепловых нейтронах”. Добавляем сюда возможности по сжиганию оружейных материалов и получаем очень привлекательное решение.
В принципе, формулировка коммюнике не содержит прямых запретов на использование высокообогащенного топлива, да и стали бы иные державы слушаться? К примеру, Индия последовательно реализует национальную программу создания реакторов на быстрых нейтронах, и диктовать ей технологические параметры ядерно-топливного цикла несколько самонадеянно. Поэтому пока рано судить, идет ли речь об идеологии атомных энергетик “первого” и “второго” сортов, закрепляющих доминирование ведущих ядерных производителей.
Но вполне возможно сдержать диффузию технологий на быстрых нейтронах в промышленное производство электроэнергии стран третьего мира - под предлогом все той же борьбы за нераспространение материалов высокого обогащения.
А уж какие перспективы открываются для грязной борьбы между соперничающими проектами быстрых реакторов из разных стран - здесь просто дыхание перехватывает. Учитывая ограниченный потенциал строительства новых блоков в странах “золотого миллиарда”, давление на внешних заказчиков делает, скажем, европейскую “быструю” энергетику крайне уязвимой к такой форме “конкуренции”.
При этом после “Фукусимы”, когда консенсус мирового экспертного сообщества все сильнее склоняется к жесткому внедрению международных механизмов регулирования атомной энергетики, именно войны нормативов и стандартов могут стать основным орудием борьбы атомных индустрий.