Ольга Шишанова
Россия вышла с демпинговым коммерческим предложением на зерновой рынок, точнее, на те его направления, которые исконно считались казахстанскими - торговля зерном с Ираном и Китаем. Конечно, никто не отменял конкуренции, но из-за корыстных интересов нескольких российских зерновых трейдеров это может привести, мягко говоря, к недопониманию между двумя странами, которые являются давними стратегическими партнерами (в том числе и по ЕАЭС), да и вообще близкими друзьями

Причем прецедент уже был. В прошлом году, когда в России собрали рекордный за последние четверть века урожай пшеницы в размере 100 миллионов тонн, уже тогда, в обход официальной государственной позиции, некоторые частные структуры РФ начали предлагать пшеницу ценой в 200 долларов за тонну, что в полтора раза дешевле, чем в Казахстане. Причем на те рынки, на которых традиционно торговали казахстанские зернопроизводители. В частности, на иранский.
Однако сам Казахстан, несмотря на то, что также хотел закупить определенное количество пшеницы по вышеназванной цене, в торгах принять участие не смог, поскольку на казахстанских трейдеров выгодная цена не распространялась.
Потом стало известно, что Россельхознадзор в запросах казахстанских трейдеров в прошлом году усмотрел возможность перезакупа и реэкспорта, особенно на фоне довольно высоких цен казахстанской пшеницы. Хотя, по большому счету, если экспортер озвучивает определенную ценовую политику, для него не должно быть особой разницы, кто приобретет у него товар по названной цене. А тут ультиматум - продаем кому угодно, только не вам! Как это помягче назвать?
Ситуация в тот раз много шума не наделала, поскольку оба государства прекрасно смогли обеспечить себе не только внутреннее потребление, но и разобраться с внешними рынками сбыта. Кроме того, речь шла о сравнительно небольших партиях.
Однако крупные казахстанские трейдеры остались в недоумении, испытав некоторый шок от пережитой ситуации, которую иначе как экономической экспансией, захватом “чужого” рынка сбыта назвать было трудно.
Однако теперь, по истечении года, ситуация рискует повториться, но уже на другом уровне - с подобным коммерческим предложением на зерновой рынок, то есть по 200 долларов за тонну пшеницы, Россия решила выйти официально. Подвигло ее на такой шаг, по мнению экспертов, то, что за прошедший год Россия подверглась очень серьезным санкциям, поэтому теперь активно ищет другие рынки сбыта, чтобы подстраховать себя, если вдруг Европа и другие страны закроют для нее возможность экспорта пшеницы. Отсюда взгляд на Китай и Иран.
При этом получается, что Иран чувствует себя этаким международным хабом. То есть, во-первых, в этой стране мукомольных мощностей в 3-3,5 раза больше, чем собственного производства зерна. Которым, кстати, они прекрасно себя обеспечивают - в Иране сегодня довольно сильно выросло производство пшеницы. А вот активно скупаемое зерно на других рынках у них идет в основном на переработку, на муку, на производство макаронной продукции, которой они торгуют со всем Ближним Востоком, в частности, с теми же Пакистаном и Ираком.
Но Россию и Иран связывает не только меморандум на поставку зерна. Совсем недавно, с прошлого года, после подпадания России под санкции западных стран между этими двумя государствами заработали взаимные поставки фруктов и овощей с иранской стороны в обмен на сталь и зерно со стороны России, расчет по которым происходит в рублях, а не в долларах. Отсюда взаимные любезности, которые не могут не влиять и на ценовую политику по зерну.
Кроме того, Россия смогла позволить себе выйти на рынок с предложенной стоимостью в 200 долларов за тонну пшеницы исходя из того, что у нее гораздо лучшие возможности по логистике и по перевозкам. Россияне очень сильно выигрывают на том, что используют свой речной флот.

То есть если в Казахстане довезти зерно из северных регионов только до порта Актау стоит примерно 60 долларов, плюс перевалка через порт Актау, плюс другие дополнительные платежи, и все это существенно увеличивает стоимость, то Россия обладает очень большим количеством речных элеваторов. На Волге и других крупных реках страны грузятся корабли и в три-шесть тысяч тонн, которые прямиком идут в Иран. А перевозка по воде, как известно, всегда обходилась дешевле, чем перевозка автофурами, железной дорогой и т.п.
Плюс у России два крупных морских порта - Новороссийск и Туапсе, в которых суда могут одновременно загружаться до 60 тысяч тонн. Причем они очень строго ориентированы именно на российское зерно. И казахстанскому трейдеру туда пробиться, пока не отгрузится по своим квотам трейдер российский, невозможно.
Между тем, по мнению экспертов, если бы несколько лет назад, когда Россия предлагала создать так называемый черноморский пул, Казахстан пошел навстречу, сегодня картина поставок могла бы быть иной. Во всяком случае, более выгодной для Казахстана. Объединившись, Казахстан и Россия, являясь крупными экспортерами зерна, могли бы весьма активно влиять на уровень мировых цен посредством осуществления единой зерновой политики.
Однако сегодня - из-за нерасторопности ли казахстанских чиновников либо из-за чьих-то узких корыстных интересов на тот момент - картина сводится к тому, что железнодорожные перевозки для Казахстана через всю Россию, а потом и через Украину, где можно было бы воспользоваться морскими портами, загруженными всего на 60-70 процентов, вызывают лишь удорожание стоимости казахстанского зерна, уже на элеваторах стоящего 225-250 долларов за тонну, примерно на 120-130 долларов.
 Но тут возникает закономерный вопрос - почему вдруг к Казахстану, давнему доброму другу России и ее практически главному стратегическому партнеру на Евразийском пространстве, прослеживается такое странное отношение, которое особенно заметно на фоне вновь обретенных торговых партнеров в лице того же Ирана. С одной стороны, все это можно было бы объяснить конкурентной борьбой, если бы вписывалось в политику хотя бы дальновидности развития взаимоотношений между Казахстаном и Российской Федерацией. Однако на деле получается, что чьи-то корыстные интересы, которые на самом деле не несут в себе никакой экономической выгоды в рамках всей России, а служат лишь удовлетворению интересов неких бизнес-структур, могут привести к ухудшению взаимоотношений между двумя странами.
Ведь тот же казахстанский экспорт зерна для России, как огромной экономики, по сути, не интересен, составляя лишь от пяти до семи миллионов тонн пшеницы ежегодно. Зато если ситуация будет усугубляться, это нанесет удар не только по этическому восприятию стратегического партнера в лице России, но и заставит почувствовать на бытовом уровне падение уровня жизни огромного количества людей, занятых в казахстанском зерновом секторе. И они будут знать, кого конкретно за это следует “благодарить”.
Получается классический пример “дружбы по-русски”.

Астана