Светлана Босенко
Заслуженный Кощей Бессмертный, которого не боятся дети, прославленный бандит и отъявленный мошенник, с которым так и норовят сфотографироваться на память прохожие. Великолепный актер, обаятельный мужчина, интересный собеседник. Актер Александр Филиппенко родился в Москве, но своей творческой родиной считает Алматы. Учился в школе хорошо, но занятия в алматинском драмкружке никогда не пропускал. О жизни и работе Александра Филиппенко читайте в эксклюзивном интервью нашего корреспондента

- Расскажите о Ваших отношениях с Алматы.
- Об Алма-Ате я могу говорить бесконечно. Все начиналось там. Родился я в Москве, у Калужской заставы. Родители работали в Институте цветных металлов и золота. Когда мне был год, меня вывели на знаменитый такой Дом коммуны смотреть салют Победы. Я родился в сентябре 1944 года, а в 1945-м смотрел салют. И когда открывался горно-металлургический институт в Алма-Ате, родителей направили туда. Это был как бы филиал московского института. Там было 3-4 факультета. И родители как уехали туда, так там и остались. Там были дедушки, бабушки, и дядьки, и тетки, мощный был клан по маминой линии. Дед строил Турксиб, он был плотник. И все, что видел, эти запахи в его сарайчике, стружки, среди которых гвозди, молотки, все это вместе. Я все это помню, как сейчас.
- А Ваши родители кем видели Вас в жизни?
- Конечно, это было время, когда физики были в почете, а лирики - в загоне. Полет Гагарина, фильм “9 дней одного года”, и ни о каком театре мы, конечно, с мамой тогда и не думали. Она преподавала математику, это уже был КазПИ, она привезла мне учебники с физтеха, и мы готовились в Москву в физико-технический институт, самый центровой, лучший вуз мира. Но вся эта моя закваска, зернышко, которое запало в драмкружке, наше служение театру, все во мне осталось. И, конечно же, в первые студенческие каникулы я отправлялся с агитбригадой с концертными программами по Подмосковью. И мама это не приветствовала, поскольку я не мог приехать на каникулы в Алма-Ату. И мы с Вадимом Абдрашитовым, который тоже начинал на физтехе, на “ИЛ-18”, когда с посадками в Целинограде, иногда был туман, и нас сажали в Ташкенте, летали в Алма-Ату на зимние каникулы. В Алма-Ате еще туман в феврале, а в Ташкенте красота, жара, овощи. И, конечно, студенческие годы всегда были тесно связаны с Алма-Атой, я часто встречался с друзьями, и с педагогом моим по литературе Людмилой Иосифовной Стычинской.
- Это она научила Вас любить сказки?
- Да. Любовь к книге тоже начиналась в Алма-Ате, поскольку отношение к литературе закладывается через учительницу. Это великое дело. Сейчас мысли скачут немножко. Я выступал вчера на первом канале, была запись программы “Пусть говорят” про детские сказки. И меня, как Кощея Бессмертного заслуженного, вызвали поговорить, что и как. И действительно, мы теряем поколение! Вот это ведь те сказки! Я помню, как во Дворце пионеров мы играли сказки!
- Дворца пионеров уже нет...
- Да, я слышал, и улицы уже по-другому называются. Жаль... Каждый раз у нас на каникулах было по 2-3 спектакля. Я даже помню запах этого грима. Сейчас вот я играю в спектакле “Предбанник”, это театральный проект Юрского. И там по пьесе надо, чтоб такие усы специально приклеены были, и бакенбарды, и грим старый, и я теми же палочками, тот же грим, как было во Дворце пионеров в 1959 году, также это все делаю и вспоминаю. Все это в эмоциональной памяти актера очень крепко сидит. Потому что это был первый шаг, это было начало, точка отсчета, система координат была.
Конечно же, ничего бы не было в моей биографии творческой, если бы не КВН, еще домасляковского периода, когда в эфир шли прямые передачи, без записи. Мы были чемпионами, уже выиграли у мединститута первый московский КВН.
- Клуб веселых и находчивых без Маслякова?
- Да, и мы, физтехи, выиграли, потому что в подарок жюри привезли снежную бабу. Снег долгопрудненский был, у нас в лаборатории сухого льда было навалом, и мы скатали такую бабу, вместо носа - лампу, радиолампу такую, обсыпали снегом и подарили, и наш капитан выиграл.
И был еще КВН, в котором мы проиграли одно очко. Это была первая междугородняя встреча. Финал, прямой эфир. Капитана взяли, прямо заехали в студию, на уазике “Аэрофлот” написано, посадили в Шереметьево, там ждал самолет, прямо к рейсу, и финал - конкурс капитанов из Пулково, прямая передача.
- А почему Вы говорите, ничего бы не было в творческой биографии без КВН?
- Потому что меня заметили! Команда наша в таких галстучках-”селедочках”, пиджачках, а киевляне в костюмах приехали. Они в Театре оперном взяли костюмы. И подарки членам жюри, уже постановка была, начиналось красочное шоу. Домашнее задание было - придумать студенческий городок. Киевляне придумали городок со столовой, с баней, все хорошо, а физтехи придумали проект студенческого городка на Луне. Почему на Луне - потому что на Луне предметы в 6 раз легче. А раз легче, значит, и предметы там в 6 раз легче сдавать. Нас обвинили в абстракционизме, и одно очко мы проиграли.
И тогда ко мне подошел ведущий КВН, который и сказал: “А Вы, молодой человек, зайдите в студенческий театр”. У нас в физтехе была очень хорошая авторская группа, которая писала тексты, а я был исполнитель главный, выступал как активный участник самодеятельности.
И тогда я познакомился с настоящим студенческим театром. Это всегда эксперимент. И мы играли Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Толстого, Сашу Черного. Эстрадная студия была нашим домом. Нам давали знамена, грамоты, но в 1969 году, на одиннадцатую годовщину, нас выгнали решением парткома по идеологическим причинам. В Чехословакии в 1968 году все со студенческих театров начиналось.
- Это была трагедия?
- Нас выгнали, но мы уже были звезды - Семен Фарада, Саша Карпов, Михаил Филиппов, Разовский, вся наша пятерка, и я, все мы ушли в профессионалы. Юрий Петрович Любимов прекрасно знал наш театр, я показался на “Таганку”, в Щукинское училище поступил зарабатывать второй диплом. Тогда я уже инженерил, мама же просила только одного - покажи мне диплом МФХТИ. Я привез ей диплом “Физика быстро протекающих процессов”.
Репетиции в театре были уже очень серьезные, почти ежедневные. И у меня была база - мой институт, где я как научный сотрудник. В закрытый институт ходил с серьезной системой пропусков и так далее, с утра до вечера, до 18.00, надо было быть там, в Черноголовке, это час езды на автобусе. И я каждый вечер возвращался в театр, а утром или в ночь ехал туда опять, на работу.
А каждую сессию по 6 экзаменов и 10 зачетов, представляете, как развиваются все эти мозговые извилины, научная работа и театр, Театр с большой буквы.
А тогда, в 60-е годы, весь советский театр был в застое. Только лишь в 1964-м “Таганка” отличилась, в 1959-м как протест появился “Современник”, и все сотрудники “каменные монстры академические” были. Куда я потом и попал. Но это уже отдельная история.
А после студенческого театра я был уже звездой, я уже снялся в фильме “Я его невеста”, я играл татарина, в “Кладе” Свердловской киностудии. Я уже кое-что из себя представлял, когда пришел на “Таганку”. Но там все первые 10 мест были заняты. Мы в одной гримерной сидели с Золотухиным, Шаповаловым. Там все были по именам, и концертные бригады, с которыми мы концертировали в Алматы.
- В Алматы часто бывали?
- Да, халтурили там неплохо. Приедем - позвоню своей тетке: “Фаина, как местком, деньги может дать?” Она: “Да!” - “Я вам Высоцкого привезу”. - “Давай!” И у меня Высоцкий, Хмельницкий, я, Зина Славина, и когда они видели нас в своем научно-сельском институте в 5 вечера после работы, вы представляете, что это было?! Концерт! Володя пел песни полчаса, мы стихи читали, спектакли, все это наша такая концертная бригада была, понимаете? Это все было, было, было...
После главной роли в академическом дипломном спектакле “Игроки” Гоголя Александру Филиппенко предложили место в театре имени Вахтангова.
- Это был как переход на другую планету. Там “Таганка”, самый популярный, самый модный, самый, ну крутой, как сейчас модно говорить, театр, и вдруг я ухожу. Но вот так карта легла, я уже был юный актер и много занимался на эстраде. Вот сейчас я много занимаюсь моноспектаклями и моноработами. Думаете, от хорошей жизни? Актер должен быть всегда в хорошей форме! И еще на “Таганке” в литературном музее, где разрешали любой репертуар, любой еще в те времена, но классический, мы ставили Гоголя, Платонова, Зощенко. Есенина я читал уже лысый. Есенин - про женщин, гражданская лирика. Я постоянно вспоминаю Азовского и Померанцева, моих учителей, и благодарен им, и всегда говорю - первые учителя, которые мне и открыли этот занавес, стояли по бокам сбоку и очень умно показали великую тайну театра, загадку, и большую ответственность, опасность, когда ты ступаешь на эту дорогу. А Померанцев в добром здравии, слава богу, огромный привет ему! И спасибо!
И всегда, когда я в кино снимаюсь, я чувствую ответственность. Мне Михаил Ульянов говорил: “Саша, как внимательно в кино надо сниматься, даже у друзей. Эх, ведь следят по всей стране”. И в Алматы, я знаю, следят, я им благодарен бесконечно - мой зритель, который следит за мной, я его не должен подвести, это очень важно!
...Начинается юность заново, очень трогательно, чуть смешной, будто в детском театре занавес раскрывается предо мной.
Так начинался наш спектакль. И это было начало 60-х годов.