Нередко на историю влияют не творцы, но твари

Двадцать лет после пущи
СССР исчез двадцать лет тому назад. Он именно исчез - не развалился, не рухнул, не разбежался. Ибо юридически он растворился в небытии после того, как три человека подписали некую бумажку, собравшись в Беловежской пуще. Названия этой бумажки сегодня никто не помнит. И кто их, подписантов, для этого уполномачивал, это уже тоже не вопрос. Они лишь констатировали, что СССР исчез, и нужно было лишь сказать об этом в полный голос.
О том, почему это произошло, как так получилось и можно ли было этому помешать, спорить будут еще десятилетия, если не более. Но факт, что называется, налицо, и ничего изменить уже нельзя. Да и нужно ли?
Выросло уже целое поколение двадцатилетних, не знающих, что такое Советский Союз, состарилось не одно поколение бывших советских людей, которые до сих пор не могут привыкнуть жить без Советского Союза. И это удивительно: значит, в СССР жить было нельзя, раз он исчез и никто его не защищал, - и в то же время без СССР большинство из нас жить так и не научилось. Что же это была за страна такая, в которой жить нельзя, а без которой жить до сих пор не умеем?
Для тех, кто читает, смотрит и слушает об СССР разные-всякие сочинительства и воспоминания, следует сказать - эта страна была все время разной. На протяжении всех 69 лет своей жизни она непрерывно менялась. СССР 20-х годов и, скажем, 50-х - это совершенно разные реальности. И уж тем более СССР 50-х в сравнении с СССР 70-х. Это был сплошной, непрерывный исторический эксперимент со всеми своими порочными и позитивными особенностями. И никто не знает и никогда не узнает - каким бы был СССР, если б он сумел дожить до нынешнего века. Но то, что совершенно непохожим на ту страну, которая была двадцать лет тому назад, - это совершенно точно.
В основе нашей веры в будущее лежал непререкаемый догмат: раз в 1917-м получилось так, что победила большевистская революция, значит, так тому и должно было быть. Если поделили все буржуйское добро между народом, значит, в этом есть какая-то высшая, почти сакральная справедливость. Другое дело, что старцы из Политбюро уже не те, что их предшественники, большевики 1917-го, и эти старцы не совсем представляют, что теперь с этой справедливостью дальше делать. Это уже вопрос другой. Но то, что в основе СССР лежит некий высший исторический смысл, в этом мало кто сомневался.
В социализм верили. А это уже огромная сила. О социализме спорили и приоритет большевиков на социалистическую идею оспаривали. Это было. Но сама идея была почти непререкаемой. Разлагал, правда, все тот же Запад. Приезжали оттуда советские люди и рассказывали о том, что полки магазинов там от товара ломятся, а джинсы можно купить на каждом углу. И авто, и колбасу, и костюм финский, и ботинки итальянские. Верилось с трудом, но постепенно верилось все больше. И задавались вопросом: почему же это у нас, при самом что ни на есть социализме, ничего этого купить нельзя? А загнивающий капитализм все это продает на каждом углу? Политбюро ответа не знало, и народ постепенно стал сомневаться. Нет, не в социализме, а в Политбюро.
И, когда пришел незабвенный Михаил Сергеевич, все уже почти созрело: хотелось жить при социализме, с бесплатной медициной и гарантированной пенсией, но при этом и так, как у них - чтоб джинсы на каждом углу, и авто, и колбаса...
А так, как оказалось, не бывает. Но мы-то этого не знали! Наивные советские люди. Верившие в социализм, как в разноцветную сказку, и всегда считавшие, что в жизни может быть только лучше и никак не хуже. Поэтому, когда двадцать лет тому назад три человека собрались в Беловежской пуще и подписали какую-то бумажку, где они сказали, что СССР больше нет, мы даже не поняли, а что, собственно, юридически произошло? Кстати, через двадцать лет ситуация, думается, не сильно изменилась. В смысле понимания. Хотя теперь на каждом углу и джинсы, и авто, и колбаса...