Хлеб - он всему голова. Если она, конечно, есть
Кому - страшна цена, а кому - мать родна
Кабинет министров принял на этой неделе самое впечатляющее в своей истории решение. Он запретил экспорт казахстанского зерна вплоть до сбора урожая этого года. Само развитие этой темы, наблюдаемое в последние месяцы, было захватывающим.
Вообще, каждый год возникает ощущение, что чиновники и министры, занимающиеся селом, имеют какое-то косвенное отношение к уборке зерновых. В начале года, как правило, следует их прогноз будущего урожая, который разительно не совпадает с окончательным итогом.
А когда хлеб начинают убирать, разворачивается своеобразная пропагандистская кампания, в которой кабинетные сельчане наперебой заявляют об очередном успехе жатвы. Это формирует информационный фон, способный убедить несмышленого дилетанта в том, что урожай - заслуга именно сельхозчиновников.
Но когда хлеб уже в закромах, пропагандистов, похоже, охватывает некоторая растерянность. Зерна оказывается почему-то очень много, и они как бы теряются в помыслах - как же распорядиться этим свалившимся на них счастьем. Продать его целиком, на корню, вроде нельзя. А продать хочется - цены приличные.
В августе прошлого года, например, Минсельхоз заявлял: “...в 2007 году мировые запасы зерновых будут самыми низкими за последние 25 лет, Казахстан имеет шанс укрепить свои позиции на мировом рынке зерна”. Не о внутренних ценах на хлебушек - о позициях на мировом рынке в первую очередь заявляли.
Между тем Союз переработчиков и мукомолов уже тогда бил тревогу: зерна у нас осталось мало, это способствует повышению цены на хлеб. Так оно и вышло. И Минсельхоз не знать этого не мог. Но из урожая пшеницы 2006 года (16,5 миллиона тонн) страна экспортировала за рубеж 9 миллионов тонн. Это по данным того же ведомства. Тогда как Союз мукомолов утверждал, что и остаток урожая в 2,5 миллиона тонн тоже был пущен на экспорт.
Знал ли об этом Минсельхоз, сказать сложно. Ну, допустим, что знал. Или не знал. Разницы-то никакой. А в конце сентября прошлого года премьер-министр Масимов, например, сказал, обращаясь к руководству Минсельхоза: “Сейчас в бункерном весе собрано 22 миллиона тонн зерна, в чистом весе это будет около 18-18,5 миллиона тонн. Допустим, вы напряжетесь и экспортируете 10 миллионов. Внутренние потребности страны составляют 3,5 миллиона тонн. Реально мы увидим в ближайшее время переизбыток зерна на рынке”.
Но его слушатели, что называется, напряглись так, что уже в феврале года нынешнего министр сельского хозяйства Есимов призвал их “не увлекаться экспортом”, а вначале обеспечить потребности внутреннего рынка. Чуть позже он же заявил: “В любом случае в ближайшее время мы будем ограничивать экспорт, но о его запрете речь не идет, поскольку у нас есть соответствующие ресурсы”. Он же (буквально через несколько дней, в начале марта): “Ограничительных мер по экспорту зерна мы принимать пока не будем”. Но, оговорился министр, если экспортеры не образумятся, тогда меры примут.
Однако экспортеры напряглись еще больше, невзирая на оговорку. И вот принимается решение, якобы неизбежное. “Действенное”, как прыжок в прорубь во время пожара. Запретить вывозить наш хлебушек. Пока, мол, весь не вывезли.
Однако есть мнение, что зерна стране хватит даже в случае жесточайшего мирового кризиса.
Возникает вопрос: кто же “попросил” наших кабинетных сельчан попридержать зерно? Или, может, сами измыслили, что цены к сентябрю так взлетят, что сейчас и продавать-то не стоит? И наша продовольственная безопасность тут абсолютно ни при чем? Изучая историю вопроса, все больше приходишь к крамональной мысли, что цены на внутреннем рынке волнуют кабинетных “сельчан” гораздо меньше цен мировых.