Вначале было Слово. А уже потом - дело, причем уголовное

Канатоходцы и те, кто плетет канаты
Таразский суд осудил журналиста Рамазана Есергепова на три года колонии. Журналиста обвинили в публикации секретных материалов Комитета национальной безопасности. Секретным материалом стало служебное письмо начальника департамента КНБ по Жамбылской области. Письмо интересно лишь тем, что из него явствует о неладных делах в самом КНБ и о явно нездоровых отношениях этой организации с некоторыми предпринимателями. Так что, секрет, мягко говоря, небольшой.
Тем не менее Есергепова посадили. Так решил суд. Сделали уголовником. Причем демонстративно и, конечно же, в назидание его коллегам. Плюнув, тем самым, в который раз и в казахстанскую журналистику в целом, и подставив репутацию страны перед миром, и потоптавшись по всему, что у нас еще называют гражданскими свободами. Это отнюдь не преувеличения - приговор Есергепову знаменует собой проявление уже чего-то (или кого-то) сверхпонимаемого. Нет, сиюминутные цели тех конкретных исполнителей, кто посадил журналиста, вполне понятны и нам хорошо известны. Известны, что называется, в генетическом разрезе. Просто пока не совсем понятна общая, так сказать, стратегическая логика.
Заставить замолчать таких, как Есергепов, можно лишь одним способом, не приведи Господи. Заставить же деградировать всю отечественную журналистику, к чему конкретные активисты так рьяно стремятся, - так уже не выйдет. И время не то, и силенок у них не хватит. Лишь нагадят в который уж раз да внесут себя в очередные исторические списки позора, трусливого бесчестия и тупой жестокости. Чего ж на самом-то деле хотят? Мы сейчас не о конкретных подмастерьях говорим, а о не известных до поры мастерах и магистрах.
В последнее время в Отечестве говорят и пишут разное. Но в основном о нашем недалеком будущем. О том, что, мол, скоро грядут крутые перемены. К лучшему или, напротив, к тому, что у нас случается обычно - не нам судить. Однако все происходящее в нашей скудной общественной жизни якобы к этим переменам и сводится. Только вот от этого “всего” порой возникают неответные до поры вопросы.
Зачем, если и в самом деле что-то переменное готовится, инициировать позорный закон об Интернете, который уже превратился за пределами страны в очередной расхожий и пошлый антиказахстанский анекдот? Зачем, как по команде, выстреливать многомиллионными судебными исками сразу по нескольким газетам и телеканалам и вновь вызывать всеобщее к нам снисходительное недоумение? Зачем демонстративно и громогласно осуждать и сажать в колонию одного из самых известных в стране журналистов? Причем за то, что он лишь выполнил свою работу и исполнил свой гражданский долг. Зачем на весь мир заявлять о том, что читать некую книгу - это уголовное преступление и опять заставлять этот мир хохотать над страной?
Вопросы эти, повторимся, найдут свои ответы лишь со временем, а не завтра или в обозримом будущем. Но найдут. Потому что слишком уж это “все” что-то настойчиво напоминает. Не хаотичное, импульсивное и беспорядочное, а, напротив, - какое-то до щемящей боли знакомое и уже когда-то проходимое, и между строк, читаемое.