Режиссеры бывают трех видов: умные, изобретательные и большинство
Вся гамма чувств: от А до Б
Один из самых известных казахстанских кинодокументалистов Александр Головинский представил на этой неделе свой новый фильм “Играем Чехова”. Главным героем ленты стал актер Юрий Померанцев, тогда как сюжет посвящен в основном работе артистов алматинского Театра имени Лермонтова над пьесой Антона Павловича Чехова “Иванов”.
Думается, в рецензиях на этот фильм будет сказано все, чего он заслуживает. А работа эта, безусловно, отличная, но нам хотелось бы остановиться не столько на самой ленте, сколько на более общих вопросах, процессах и тенденциях, которые этот фильм, по воле авторов или нет, но затронул.
Будем откровенны, театр сегодня популярным видом искусства не назовешь. В эпоху, когда слово “представление” основательно вытеснено словечком “шоу”, когда телевидение вот-вот сольется с Интернетом, а книги все больше становятся электронными, а не бумажными, театр воспринимается культурным атавизмом. Это обидно и больно, но это факт.
Тем не менее тот, кто хоронит театр, зря старается. Фильм Александра Головинского как раз таки натолкнул на эту мысль. Хотя натолкнул, что называется, с другой стороны. Попробуем пояснить.
Вы помните, когда пришелся расцвет театра советского? Того же МХАТа, ленинградского БДТ, Театра на Таганке? Это, несомненно, были 60-е годы прошлого века. Обратите внимание: годы, когда телевидение широко и победно шагало по необъятному Союзу. Годы, когда почти серийно на киноэкраны “выстреливались” один шедевр за другим.
И вместе с тем - театр! Он был как бы над конкуренцией и конъюнктурой. Вспомните гастроли в Алма-Ате того же БДТ или Таганки. Это же был полный аншлаг и ажиотаж. Культурное событие номер один, и сходить на спектакли этих легендарных актерских созвездий считалось престижно. Это была мощная, великая и восхищающая театральная волна.
Поневоле возникает вопрос: так почему же она схлынула? Почему сегодня театр воспринимается уже совершенно “не событием” и он, как говорит молодежь, “не забирает”?
Нелишне вспомнить, что тогда, в эпоху Товстоногова и Любимова, появился совершенно новый театр, не в том понимании, в котором он существовал до этого. Это было время художественного бунта. Конечно - бунта, который позволили. Без хрущевской оттепели никакой бунт был бы невозможен. Но именно после XXII съезда в обществе “вдруг” появился страшный голод во всем, в чем звучал голос отдельного человека, а не партийное скандирование или хор единомышленников.
Совершенно новое значение приобрели такие, доселе невостребованные, неосвоенные, непозволительные “голосовые жанры”, как, например, авторская песня, по-новому зазвучала поэзия, и, конечно же, не мог остаться в стороне от эпохи и театр. Думается, главным героем этого театрального бунта был не кто иной, как принц Гамлет. Так сказать, персонаж сугубо индивидуалистический, даже эгоцентричный. Эдакий “лишний человек” в период строительства коммунизма.
А сегодня таким человеком-символом стал Николай Алексеевич Иванов, как писал сам Чехов: “...представитель поколения надломленных, тоскующих, живущих без веры, без цели, но рвущихся к ним”. Тоже лишний человек. Но уже в эпоху мутации примитивного капитализма. Посмотрите фильм Головинского - и почувствуйте разницу. Между театром тех, кто оттаял и ожил, и театром тех, кого колотит даже под раскаленным июльским солнцем.