Константин Маскаев
“Черный пиар” против веры - мы это уже проходили. Назывался он, правда, несколько иначе, воинствующим атеизмом. И являлся частью государственной программы по освобождению народа из многовекового рабства. Сотни тысяч людей, миллионы даже, за семьдесят с небольшим лет сложили головы на этом идеологическом фронте. Но на той войне все средства оказались хороши. А заказчиком выступило государство, которое, впрочем, позже и само рухнуло, не выдержав испытания временем

Сегодня ситуация радикально изменилась. И за два последних десятка лет институт официально признанной веры в Бога, будь то ислам или христианство, демонстрирует полное взаимопонимание и единодушие с властью. Власть же налаживает, в том числе и посредством духовенства, коммуникацию с народом и проводит определенную гуманитарную линию. Поэтому информационную войну против религии в сегодняшнем ее варианте следует расценивать скорее как выражение недовольства существующей властью и даже как попытку расшатывания государственных устоев.
В самом начале этого наступления, в частности, против православной церкви, в “панк-молебне” группы Pussy Riot в храме Христа-спасителя в Москве трудно было разглядеть широкомасштабную информационную операцию, которая вскоре от точечных покусываний, интернет-охаивания в соцсетях перерастет в акцентированную атаку. Под прицел попал, что естественно и вполне прогнозируемо, глава РПЦ Патриарх Кирилл: смотрите, дескать, каков пастырь! Подхватил волну и шоу-бизнес, который “заточен” на рейтинг, а не на чуждые этой сфере деятельности вопросы морали или гражданской ответственности.
Понятно, что это информационное нападение достигает цели там, где нет ни времени, ни желания анализировать или исследовать глубинные вопросы веры. Любой представитель религии и церкви и даже Святейший Патриарх Кирилл, как в данном случае, - это человек, который совершает поступки, за которые его можно критиковать. Но как это связано с вопросами веры? А кроме того, всегда нужно смотреть, кто нападает, с какой целью и что за этим стоит. Очевидно, что если это и бунт, если это и riot, то он абсолютно технологичный. Сначала он созревает в голове политтехнолога, а потом выплескивается - когда на площади, когда в храме. И, к слову, хорошо, что у нас пока ограничивается “обычным” эпатажным “молебном”.
Волной же межконфессионального насилия накрыло в последнюю неделю минувшего года, например, Нигерию. На католическое Рождество были убиты около ста христиан, три храма подверглись нападениям и частично разрушены. А незадолго до этого около 20 человек стали жертвами атаки боевиков из радикальной группировки на ратушу на северо-востоке страны. В другом эпизоде убили до десятка человек, принимавших участие в похоронном ритуале, проходившем по католической традиции. Ключевое понятие в данном сообщении - “исламист”. Разъяснения, что действия боевиков противоречат понятиям ислама, не делается. А часто и специально ставится знак равенства между “исламистом” и преверженцем ислама. Поверхностное же восприятие сообщений впечатывает в сознание уверенность, что поведение последователей ислама, что называется, по умолчанию лежит вне общепринятых социальных норм.
Скрытый и явный “наезд” на католическую церковь публика наблюдает добрый десяток лет, но не всегда способна распознать, что это также может быть следствием развернутой кампании по дискредитации. Пресса клеймит католическое духовенство, “обличая” его то в склонности к педофилии, то в лояльном отношении к однополым бракам. Хотя, справедливости ради, следует указать, что именно представители католической церкви в некоторых странах Европы, среди которых Италия, Германия и ряд других, упорно “динамят” этот вопрос. И эта позиция совсем не совпадает с либеральной линией отдельных политических деятелей, как это стремятся представить СМИ.
В свою очередь пренебрежительное отношение к вере и религии культивирует массовая культура, пересказывая языком кино рассчитанные в первую очередь на интеллектуального читателя произведения символистов, семиотиков и постмодернистов. На экран выходят “Код да Винчи”, “Имя Розы”, “Парфюмер”, “Война” и другие весьма полемичные и требующие глубокого анализа киноработы. Но выбрасывают их на не склонную к рефлексиям широкую публику.
Председатель Синодального информационного отдела Московского патриархата, выпускник и ныне профессор МГИМО, журналист и издатель, общественный и церковный деятель Владимир Легойда, с которым представилась возможность побеседовать во время его рабочей поездки в Алматы, в полном соответствии с христианскими убеждениями считает, что даже о вандалах и кощунствующих следует молиться.
- Особенно печально то, что такие акции совершают, как правило, молодые люди. То есть понятие святыни в их системе ценностей, надо полагать, заведомо отсутствует. Однако мы очень надеемся, что эти молодые хулиганы рано или поздно опомнятся, придут в себя и осознают, что их поступки - это не просто невинные шалости... - говорит он.
Вместе с тем, он воздерживается высказывать предположения о том, кому на самом деле могут быть выгодны нападки на церковь, хотя признает, что это уже выходит за рамки спонтанных выступлений отдельных вандалов или хулиганов. Впрочем, очевидно, что заказ на информационную войну с церковью исходит от противников нынешней власти. И посредством этих атак власть получает очень прозрачные сигналы. Как тут, например, не вспомнить провокационные письма к Патриарху от лица Бориса Березовского, опубликованные некоторое время назад.
Лучшим ответом, считает Легойда, было бы вообще дистанцироваться от получивших огласку инцидентов. Не комментировать их и не давать лишних информационных поводов прессе.
Кроме того, церкви, по-видимому, следовало бы оперативней выступить на стороне Патриарха, что и было сделано, но с опозданием. А кроме того, не переводить проблему в другое русло, а говорить все, как есть. Когда же скандал уже раскручен, правде приходится пробиваться через нагромождение сомнений, глупостей, зловредных утверждений, прямых провокаций и всего остального.
“Наезды” же на церкви в значительной степени связаны с попыткой дискредитировать и ослабить те направления в политической жизни стран, которые связаны с суверенитетом и самобытностью. В Казахстане, как и в России, религиозные объединения отделены от государства. Но церковь, духовенство и паства не отделены от общества, это понятно. Как понятно и то, что на политическом олимпе фигурируют носители той или иной религиозной традиции. Их влияние на политические решения нельзя не принимать в расчет. И, видимо, в том числе и поэтому мы будем обнаруживать, что тот “черный пиар” и его “мутные” технологии, которые прежде были и остаются частью публичной политики, теперь используются и против духовенства. Открытым остается лишь вопрос о заказчиках, величине “призов”.