Константин Маскаев
Насколько эффективно казахстанские спецслужбы и правоохранительные органы в целом способны противостоять преступности в новом ее качестве? В некогда спокойной стране, которую даже в лихой период накопления капитала обошли кровопролитные войны братков и банкиров, преступность изменилась за очень короткий период. За год с небольшим мы получили вооруженные преступные группы новой формации, для которых нет авторитетов в той же уголовной среде. Их деятельность не регулируется межклановыми соглашениями, “понятиями” и другими теневыми конвенциями. Часто в такой группе главенствует радикальная религиозная идея экстремистского толка. Именно эти фанатики в прошедшем году заставили говорить о себе как о новом вызове

К разговору об этом подтолкнули трагические события, когда в эпизодах с участием членов ОПГ и террористов погибли сотрудники тайной и явной полиции. В одной из недавних публикаций по этому поводу я позволил себе усомниться в ее компетентности. Закралось подозрение, что последние годы не пошли “органам” на пользу: круговая порука и кумовство оказались врагом более коварным, чем сама преступность. Там оказалось заметное число неподготовленных людей. Либо таких, кто шел вовсе не на опасную и трудную службу, а на “хлебное место”. Прямыми обязанностями по противодействию преступности они изначально заниматься не собирались - вот и не готовы теперь.
Эту больную тему мы подняли в разговоре со специалистами, до недавнего времени служившими офицерами в подразделениях антитеррора. Ныне они на административной работе, консультируют бойцов спецподразделений (в том числе “Арыстан”), обучают сотрудников охранных организаций, телохранителей. По ряду причин мы не раскроем имен собеседников.
Комментируя потери, понесенные правоохранителями в последние месяцы, они разъясняют, что абсолютно безопасных технологий в этом деле нет. Теряют бойцов все спецслужбы мира. Например, в Беслане погибли десять бойцов элитных российских подразделений спецназа “Альфа” и “Вымпел”. Люди с колоссальным боевым опытом, участники сложнейших операций, по 10-12 лет работавшие в “горячих” точках. Могут ли такие люди ошибаться? Следует отдать должное мужеству этих людей, которые получали смертельные ранения в спину, вынося под огнем террористов детей, выводя взрослых. Недавно казахстанские спецслужбы принимали соболезнования сами и выражали сочувствие коллегам из Москвы, потерявшим двоих товарищей, прекрасно подготовленных, одних из лучших среди профессионалов. Те попали в засаду. Это не говорит о недостатке подготовки. Это говорит о том, что на этом участке невидимого фронта идет опасная борьба с сильным и коварным противником.
Теперь и Казахстан не исключение. Работа спецподразделений не прекращается ни на минуту. Это непубличная каждодневная работа, которая не позволяет расслабляться. Ее сопровождают постоянные настороженность, собранность, готовность реагировать. Тем не менее, спецназ - на работе, а преступники и террористы - на войне. И спецслужбы должны бороться в рамках закона против тех, для кого закона не существует.
Приоткрывая специфику работы, наши эксперты говорят, что спецподразделения Казахстана и России тесно общаются. Обмен информацией и опытом - непрерывный. Взаимообогащающее обучение - постоянное. Такой обмен - в практике спецназов мира. Лучшие операции разбираются, изучаются в деталях: мелочей здесь нет, а просчеты стоят жизни. И то, что процесс и результат этих разборов не выносится в публичную плоскость, создает в обществе ощущение, что эта секретность прикрывает некомпетентность или прокол. Все разборы и изучения проходят в узком кругу специалистов, они не должны, по понятным причинам, становиться достоянием публики. Поэтому мы очень не скоро узнаем (если узнаем вообще), например, детали таразских, боролдайских и других событий последнего времени. Наши эксперты убеждены лишь в том, что в каждом случае спецназ действовал профессионально.
В наши дни поменялись и условный, и безусловный противники. Даже среднестатистический член ОПГ, уголовник и преступник, в схватке будет стремиться одержать победу, но предпочтет сдаться, чтобы остаться в живых. Чего не скажешь о радикальных религиозных фанатиках, которые сознательно (или под воздействием идеологии, или психотропных веществ - не важно) идут на смерть. Раньше с этим не приходилось сталкиваться. Теперь это нужно принимать в расчет. Нью-Йоркская трагедия больше не просто телекартинка о чем-то далеком, почти нереальном. Радикальный экстремизм и самопожертвование как способ теракта пришли и к нам. Поэтому и разговор с преступным миром следует вести в другом формате.
Вспомним трагедию в Буденновске. Басаев захватил здание больницы. Спецназ разработал операцию по освобождению заложников, ликвидации террористов и приступил к ее выполнению. На первом этапе спецназовцы захватили первый этаж, правда, потеряли несколько бойцов. Но самая тяжелая часть операции, в которую входили преодоление простреливаемого участка и борьба за первый этаж, была выполнена. Заняв этаж, спецназовцы должны были приступить ко второй части операции. Но тут произошел известный разговор Басаева с премьер-министром Российской Федерации Черномырдиным. И Басаева под прикрытием живого щита выпустили. Российское руководство опасалось, что в ходе освобождения больницы возможны жертвы среди заложников. Сиюминутная слабость обернулась другими многочисленными жертвами Басаева в последующие годы. Поэтому в некоторых государствах первым лицам конституционно запрещено вступать в переговоры с террористами. Очень непростая дилемма. Но это привилегия сильного государства.
Два примера. Первый киргизский бунт произошел из-за того, что президент Акаев в ответственный момент заколебался. А склонные к бунту утвердились в мысли о самой возможности бунта. Президент соседнего Узбекистана действует твердо, его решения жестоки, но они не позволяют раздуть пожар. Неизвестно, впрочем, как долго такая политика будет эффективной.
В рамках действующего законодательства сложно разграничить тот предел, за который спецназ может ступить в борьбе с гораздо большим злом. Но уже ясно, что необходимо ужесточить закон в части борьбы с терроризмом.
После актюбинского и балхашского эпизодов в приватной беседе с силовиками довелось услышать рассуждение о том, что первый опыт борьбы с религиозным экстремизмом вызвал обратный эффект. За решеткой экстремист просто меняет профиль: приступает к активной пропаганде. Можно сказать, что в зону экстремисты идут весьма охотно, потому что где, как не там, преобладают протестные настроения, готовая аудитория и просто оранжерея для воспитания последователей. Отсидев, эти последователи вернутся в имидже “очистившихся”, в белом тюрбане - в бытовой морок, социальную неустроенность и начнут проповедовать. Первыми жертвами станут члены их семей, соседи, односельчане. Поэтому, если есть возможность, силовики предпочтут более жесткий сценарий операции, не исключающий ликвидацию. Но и общество должно дать четкий посыл о допустимых мерах по соблюдению законности и сохранению спокойствия. Спецназ, подразделения по борьбе с террористами - это скальпель в руках хирурга. Хирург - это законодательная база. Законодательство должно признавать наличие проблемы и давать решения. А “хорошие парни” должны знать, что они - хорошие.
Но вернемся к мнению наших экспертов. Если компетентность спецназовца ими под сомнение не ставится, остаются вопросы к различным охранникам, телохранителям, инкассаторам. Полицейские - не исключение. В этой среде остается непонимание сути проблемы. Методика реагирования на угрозу - одна, что у инкассатора, что у спецназовца: успеть применить оружие адекватно угрозе. То есть, если стреляют из пистолета, нельзя показать рогатку и на этом успокоиться. Реакция должна быть адекватной: по скорости, силе и качеству. В идеале - успеть упредить противоправные действия. К слову, работу на упреждение вели и те парни, которые погибли в нескольких эпизодах последнего времени. То есть у преступников был неизвестный нам с вами план, осуществлению которого помешали в одном случае полицейские, в другом - сотрудники КНБ. В каких-то случаях - ценой своих жизней. Это прискорбно. Но свою работу они выполнили.
Так вот, о сути заблуждений на примере инкассаторов. Руководитель одного из крупнейших инкассационных операторов Казахстана высказывает совершенно дикую вещь. Он считает, что инкассатору не нужно противостоять нападению, потому что суммы застрахованы и в случае ограбления банк компенсирует утрату за счет страховки. По его мнению, инкассатору достаточно сообщить об этом грабителю! На практике же нападающие просто стреляют на поражение. У них нет цели договориться с инкассаторами. Они стараются их просто нейтрализовать, чаще всего устранить - в первой же фазе нападения.
Полицейское начальство тоже пытается искать спасение немного не там. Например, в свете последних событий они интересуются, как расположить сотрудников вокруг машины во время досмотра. И им вновь пытаются разъяснить, что их интересуют те второстепенные нюансы, которые не будут иметь никакого смысла, если не научиться распознавать и мгновенно реагировать на угрозу. А для этого нужна колоссальная тренировочная работа, которой в полиции пока уделяется недостаточно времени и сил.
В сегодняшнем состоянии законодательства правоохранитель также сталкивался с проблемой превышения полномочий. У тех полицейских, что собирались досмотреть злополучную “Делику”, применение оружия стояло на последнем месте. Применить сразу или хотя бы продемонстрировать намерение применить оружие полицейские не могли. Потому что если бы в “Делике” оказались законопослушные граждане, эти полицейские замучились бы писать рапорты, а то и под суд бы пошли. А именно эти секунды являются (и оказались!) самыми важными, решающими. Нужно учиться реагировать на угрозу. Знать, как выявить, оценить, классифицировать и молниеносно выбрать оптимальное решение для ситуации.