Айгерим Бейсенбаева
Гришковец - это театральный друг и радио- брат современного человека. Он хоть и звезда, а все равно ездит в метро. Его любят на всем постсоветском пространстве - от Владивостока до Калининграда, и в Алматы, конечно, тоже ждут.
В этот раз знаменитый российский драматург, писатель и актер Евгений Гришковец привез в Казахстан два своих спектакля “+1” и “По По”, также планирует дать концерт с группой “Бигуди”

Его театральные спектакли - живая материя. По признанию автора, он сам не знает все свои тексты наизусть, и потому слова могут меняться в зависимости от настроения. Ему самому неинтересно повторять одно и то же. И поэтому спектакль, который зритель увидел вчера, может отличаться от такого же сегодня.
Пресс-конференция с Гришковцом сама по себе напоминает небольшой спектакль-монолог человека слегка за сорок, писателя, отца троих детей, который полгода ездит на гастроли и полгода творит у себя кабинете. Говорит, не вожу машину, летаю на гастроли бизнес-классом, потому что, проживая в период гастролей где-то в небе над Россией, ночевать в эконом-классе просто невозможно.
Его новый спектакль “+1”, который был представлен алматинскому зрителю, является продолжением известных театральных монологов “Как я съел собаку” и “Одновременно”.
Это монолог мужчины 35-45 лет, жителя большого города, человека остро сегодняшнего, изо всех сил живого, человека, который очень хочет быть счастливым, который изо всех сил старается любить Родину. Человека, изо всех сил старающегося любить.
- Я очень уважаю свою профессию и поэтому никогда не выступаю на корпоративах. Я не могу представить такого, чтобы я давал концерт с группой “Бигуди”, а вокруг ели люди. Не могу на свадьбе выступить - мне потом всю жизнь будет стыдно.
Я никогда не буду играть в каком-нибудь доме культуры. Только в театре.
Уже восемь лет я не писал текстов, которые буду сам играть, - рассказывает Гришковец. - Основное, что заложено в спектакле “+1”, надеюсь, даст людям возможность соучаствовать и сочувствовать тому, что будет звучать со сцены. Каждый отдельный человек сможет посидеть и сам себя пожалеть. Это очень важное дело.
В спектакле “По По” в алматинской версии на сцене Уйгурского театра помимо Евгения Гришковца занят Виктор Золотовицкий.
Спектакль с оригинальным названием “По По” написан по произведениям Эдгара Аллана По и устроен довольно бесхитростно. Два равноправных партнера рассказывают друг другу более или менее увлекательные истории, почерпнутые из сочинений Эдгара Аллана По, и забавно перевирают их по ходу изложения.
- Впервые один из рассказов По я услышал в детском лагере. Мальчик пересказывал его как какую-то детскую страшилку. Вы же помните все эти “Гробы на колесиках” и “Черные перчатки”. Так же дети пересказывали страшные рассказы Эдгара Аллана По.
Вспомнив об этом, я решил создать спектакль, в котором человек вспоминает рассказы По так, как будто рассказывает про себя. Получилась забавная, но довольно жуткая история.
Гришковец давно и плодотворно творит совместно с группой “Бигуди”. Это их общее творчество будит в радиослушателях любовь к рыбалке и желание уступить в автобусе место. Произведения, созданные Евгением Гришковцом и “Бигуди”, это своеобразный литературно-музыкальный эксперимент. Музыканты создают отличный эмоциональный фон для рассказов о лирическом герое Гришковца.
- Группа “Бигуди” - это, по сути, один человек, Максим Сергеев, остальные музыканты приглашенные. Чаще всего я показываю Максиму готовый текст, а он уже придумывает к нему музыку. Либо я ему предлагаю тему, а потом мы уже параллельно работаем.
Мои тексты не поэтические, не рифмованные. В них нет ритма. А у меня как раз чувство ритма идеальное, а слуха нет.
Помимо истории создания спектаклей и музыкальных работ Гришковец поведал и о судьбе своих давних произведений, вычеркнутых из репертуара, но не забытых. Репертуар постоянно обновляется по мере написания новых спектаклей, и в ходу их всегда не более пяти.
- Мне всегда тяжело дается отказ от каких-то старых спектаклей. Я просто понимаю, что все варианты игры уже исчерпаны. Вот сейчас я уже больше года не играю свой любимый спектакль “Одновременно”. Я не знаю, как с ним поступить. Он создавался на грани тысячелетий, в конце 90-х, и там есть очень важный кусок про миллениум. Но, оглянувшись назад, понимаешь, что миллениум прошел целых десять лет назад. А для людей, которым сейчас слегка за двадцать, этот самый миллениум прошел черт знает когда. Этот кусок надо убирать, а без него смысл теряется. Спектакль устарел.
Или, к примеру, спектакль “Как я съел собаку”. Из него мне пришлось убрать все признаки эпохи Советского Союза. У тех людей, что смотрели его десять лет назад, были такие же условия детства, как и у меня. Советский Союз был нашим общим прошлым. И им были понятны вещи и явления, о которых рассказывает спектакль.
Для сегодняшнего молодого зрителя история Советского Союза - это не его прошлое, а история какой-то другой страны. Отдельная от него, стариковская какая-то история. Поэтому я убрал все советские элементы, оставив только универсальные вещи, касающиеся детства. Универсальное художественное пространство.
Спектакли можно возрождать, главное - понять, как это сделать. Хотя, к примеру, моя постановка “Планеты” не будет играться больше никогда, по той простой причине, что это был монолог о любви человека 35 лет. Если этот монолог читает мужчина 45 лет - это уже получается какой-то идиотизм. Патологическая история.
Или вот, к примеру, вам небольшой монолог Гришковца, названный условно “Творить лучше всего зимой, тем более, что рукописи отлично горят”.
- Я пользуюсь только ручкой, на компьютере не работаю совсем. Я не цифровой, а аналоговый писатель. Пишу я в основном зимой, так как это время у меня отведено под творчество, и я не гастролирую.
В кабинете у меня стоит настоящая голландская печка. Печка-голландка высокая, без заслонки. И камин, и печка. Вот я очень люблю ее топить. У нее маленькая такая топка, и нужны небольшие такие поленья. Я заброшу туда штук пять, и они горят в течение сорока-пятидесяти минут, а я за это время успеваю написать страницу. Как прогорит, я отрываюсь от письма и иду в поленницу, набираю дров и подбрасываю в печь. От написания каждый час нужно отрываться, а просто ходить-бродить не интересно. А топить печку - это как бы дело уже. Если страница получилась неудачная, то тоже туда ее, в топку... То есть рукописи шикарно горят. В кабинете у каждого писателя должна быть печка.
Конечно, было такое, что написанное мною через какое-то время переставало мне нравиться. Только это было очень давно. В университете напишу какое-нибудь стихотворение, потом перечитаю, порву - плохое.
Сейчас уже не так. Я профессионал, и даже вдохновения мне не нужно. Просто нужен замысел.
Сейчас я пересматриваю свои тексты пятилетней давности и понимаю, что где-то наивно, где-то беспомощно, где-то слишком многословно... Но исправлять, конечно, не полезу. Для меня это документ, иллюстрирующий мои литературные возможности на тот момент времени. Лезть в них то же самое, что править документальный фильм.