Айгерим Бейсенбаева
Для художника Георгия Макарова творчество в первую очередь - игра.
А художник сам по себе - это человек, который играет с красками и холстом. Или другими материалами.
Если режиссер устраивает игру на сцене, то художник играет формами, предметами, которые его окружают, мыслями, которые возникают в голове при виде того или иного явления. И каждое произведение автора, в свою очередь, стремится вовлечь в свою увлекательную игру зрителя

Известный алматинский художник Георгий Макаров представил вниманию публики новую серию произведений под незамысловатым названием “Игра”. Выставка автора открылась в камерном пространстве художественной галереи Arvest.
Игра для художника нечто большее, чем просто развлечение. Скорее, легкомысленный с виду диалог о довольно важных в сущности вещах. Диалог со зрителем похож на игру с очень длинным ассоциативным рядом. Шахматные клетки заставляют задуматься о жизни и роли человека в ней, груши, составляющие основу натюрморта, больше напоминают шахматные фигуры. Ключи намекают на нераскрытые тайны. А темные насыщенные тона акрила создают таинственную атмосферу летних синих вечеров из детства. Иллюзия превращает одни мелкие предметы в природные формы, а другие наделяет богатым внутренним миром, заставляя грушу мечтать о чем-то высоком.
Об интересной ему теме игры художник рассказал читателям “НП”.
- Георгий, в какие игры Вы играете со зрителем? Поверхности на Ваших работах похожи на шахматное поле.
- Да, основные линии - это шахматы и театр. Стол в моих работах играет роль сцены, а предметы, составляющие натюрморт - кувшины, груши, - это образы героев, которые проживают свою жизнь на этой сцене.
Я никогда не рассматриваю натюрморт как мертвую натуру. Классическая форма натюрморта предполагает просто созерцание предмета, мои же работы выходят за пределы этого жанра. Для меня это предметы, наполненные жизнью.
Кроме того, как известно, жанр натюрморта исключает присутствие человека в физическом плане, но когда вы пишите натюрморт, главное - создать ощущение метафизического присутствия человека. Как будто человек только отошел от этих предметов. Это состояние должно оставаться.
Для меня все предметы, что я рисую, уже как люди. В жизни сосуда и жизни человека есть что-то похожее.
Кроме того, чистого жанра натюрморта обычно у меня не встречается. Бывает соединение натюрморта и пейзажа, как в картине с грушами. А на полотне с кружками и кувшинами последние изображают горы. В картине “Сон мастера” те же кувшины играют роль архитектурных сооружений. У меня эти понятия смешались.
- На Ваших полотнах много повторяющихся предметов. Гранат, груши, кувшины, какие-то замысловатые сосуды...
- Я вкладываю в изображение сосуда особый смысл. Это образ души человека - что в него нальешь, то в нем и будет.
Предметы у меня переходят из картины в картину, с выставки в выставку, получают главные роли либо остаются за кулисами. Появляются новые детали - кувшины, груши, гранаты...
Иногда проскальзывает образ рыбы. Для меня это особое существо удивительной формы, которое в своем молчании, в той тишине, которая царит вокруг нее, создает впечатление многоголосья. Это как нарисовать пронзительный звук тишины.
- Вы занимаетесь преподавательской деятельностью. Чему Вы уделяете внимание при воспитании в человеке художника?
- В первую очередь, как и в любой сфере, необходимо дать ребенку раскрыться. Не столько привить профессиональные навыки, сколько раскрыть свою сущность. Это вообще помогает развиваться, не только в плане изобразительного искусства. Рисование дает толчок воображению, а воображение - уже всему остальному. Искусство всегда имеет созидательный характер.
Раньше считалось, что рисовать способен не каждый, так как это было настоящим таинством. Художник был кем угодно: и ученым, и алхимиком, знал свойства красок и материалов. Передавал секреты узкому кругу учеников, чтобы сохранить мудрость своего поколения.
Сейчас нам уже не нужно изготовлять краски, мы идем и покупаем их в магазине. Места для открытий осталось немного. Возможно, из-за этого рисование и утратило часть магического обаяния, но зато стало доступным для всех.
Раньше действительно искусство обладало особой силой и притягательностью. Отношение к нему было другое. Каждый стремился приобрести настоящее, подлинное произведение искусства, а не фальшивку, какую мы сегодня чаще всего и считаем предметом искусства. Это обогащало общество не только в материальном плане, но и в духовном. Мы от этого далеки, так как для нас прикосновение к произведению искусства - это удел избранных. Хотя настоящее искусство и не должно быть доступно каждому, так как это приведет к обесцениванию его. Но стремиться к творчеству должен любой человек.
- Вы часто участвуете в групповых проектах. Чем Вас привлекают выставки с общей для нескольких художников концепцией?
- Зачастую персональные выставки - это демонстрация того, что ты наработал за какой-то промежуток времени. И вообще изложение твоих мыслей и способностей - своеобразный монолог одного человека.
А групповые выставки и различные проекты - это уже диалог, и иногда он получается очень интересным. Это обогащает каждого из авторов, и ты получаешь творческую энергетическую подпитку от того, что ты видишь.
Художник не должен слушать только себя, свой голос, важно слышать, видеть и чувствовать другого художника. Это может быть даже спор. Любая форма художественного общения важна для творческого роста.
Тем более что участие обычно художник принимает в тех проектах и с теми авторами, которые ему интересны и близки. В этом случае всегда получается нечто выдающееся.
- Над чем планируете работать в дальнейшем?
- Работать больше над сюжетными композициями. Натюрморт уходит на второй план.
Те редкие образы людей, что встречались в моих работах до этого, напоминали кукол. Марионетки на сцене не выглядят как нечто неодушевленное, и мы меньше всего думаем о руках, которые ими управляют. Мне эта тема по-прежнему интересна, и я собираюсь развить ее в будущих работах.