Театр “Жас Сахна” представил премьеру блестяще поставленного моноспектакля “Пугачев. Рождение”, высвободив дыхание злободневности в произведении Сергея Есенина - поэтического светила Серебряного века пророческой силы

Созданием поэмы “Пугачев” Сергей Есенин загорелся после того, как не обнаружил желанной перспективы в знаменитом историческом сочинении на эту же тему, безусловно, почитаемого им Александра Пушкина. В своей уже вековой истории существования проницательное поэтическое произведение Есенина успело обрасти противоречивыми воззрениями и предубеждениями. Среди их числа тенденциозные утверждения о том, что этой работой поэт сбивается с ритма излюбленного направления, а также о том, что столь многоярусное, винтоподобное творение не приспособить к жизни на театральных подмостках.
Первое заключение бледнеет при более вдумчивом знакомстве с поэмой, ее порывистым темпом повествования, насквозь пронизанном пестротой буйства пейзажей, любовью к родным краям и состраданием плененному духу народа. Что касается второго заблуждения... Оно, оказавшись в сиянии сокрушительной творческой смелости и отдачи, вновь теряет всякую силу в новой постановке молодого алматинского театра “Жас Сахна”. Причем воплощением драмы “Пугачев. Рождение” создатели также бросают вызов самой форме исполнения, подарив зрителю животрепещущий моноспектакль в минималистических декорациях об одной из самых неоднозначных фигур в истории России XVIII века.

Нить повествования протягивается от судьбоносного решения Емельяна Пугачева обратиться ревущим пламенем крестьянского восстания до предательства полковников, однажды верных предводителю, и последующей казни самозванца. Любопытен и тот факт, что запечатлеть переломные события 1772-1775 годов создатели решают в скромно обставленном сценическом пространстве. Немыслимые перевоплощения творятся в крохотной комнатушке, где из мебели - только табурет, где пол засыпан перепачканными чернилами листами, а по голым стенам мечутся отблески догорающей свечи. Нельзя отрицать, что такой декоративный фон может также обыграть в зрительском восприятии историю о творческих терзаниях Есенина, беседе поэта с только оживающими в его сознании героями поэмы “Пугачев”.
Режиссером постановки, которую тепло встретил алматинский зритель, выступил Алексей Шемес, художником - Владимир Пономарев. А клокочущим сердцем монодрамы стал Марат Амираев, из уст которого зритель завороженно ловил образы, связанные стихотворной ажурностью строк Есенина.
Глаза в глаза, один на один. Театр имени Омарова не изменяет своему стремлению устроить сокровенный, почти интимный диалог со зрителем. Вот и в постановке Шемеса красноречивый перформанс Амираева неизбежно налаживает эту тонкую связь со смотрящим. Такая неминуемая коммуникация негласно настаивает всматриваться пристальнее, читать между строк и ни за что не отрывать взгляда от сцены.
Не рассеивать внимание зрителя может также убедить и монологическая подача произведения. Решение как бы то ни было останется за наблюдающим. Но для того, чтобы разгадать палитру образов, которую выплескивает актер, придется ухватить искусный, беглый переход между репликами и эпизодами, подобно тому, как мы впопыхах набрасываем очертания ускользающей мысли. В своем экспрессивном, неизгладимом в памяти исполнении Марат Амираев в мгновение ока примеряет облик за обликом, меняясь в тоне, взгляде, жестикуляции и прочих невербальных средствах изобразительности.
Только ознакомившись с текстом поэмы, пробежавшись по крутой лестнице ее строк, мы узнаем, какой внушительный список героев представил ведущий артист, узнаем их имена и реальную историческую принадлежность. И необычайно то, что при наличии вышеназванного нюанса понимание истории и идеи моноспектакля настигает бессознательно еще в зрительском зале.
Стихийное, очень живое, трепещущее настроение постановке придает не только одна хроника пугачевского бунта, но и трогательная образность, в каждой крупице которой Есенин обнаруживает необъятную любовь к родным просторам и природным силам, вьющимся над ними. Поэт, а в нашем случае Амираев его словами размышляет также и об исконном значении человека, нашедшего храм в угодьях матери-природы. Главный герой постановки угадывает в себе звериное начало, признает и совсем не чурается его. Емельян Пугачев убежден - за внешним фасадом, как за высокими зарослями, в каждом притаился обитатель дремучего леса, где условия сулят долгую жизнь лишь тем, чьи зубы остры, а устремления непоколебимы. Это нечто совсем дикое, животное в человеке движет им, не позволяя ему насытиться чем-то одним. Оно же рождает ярость, нетерпение к пленению его вольнолюбивого духа.
Впрочем, оно же придает человеку смелость, как одарило Емельяна бесстрашием стать первым поднявшим голову, стать искрой неуемного пламени революции. До поры до времени Пугачев оставался слепящим маяком для многочисленного, потерявшего надежду народа. Но мрачная осень безропотно гасит жар мятежного сердца предводителя, а следом - и всего движения.
Всякое произведение, как правило, выстрадано автором под влиянием актуальных, душащих его волю и разум обстоятельств. Есенин создал “Пугачева”, спроецировав застигнутый им затруднительный период, накрывший советскую Россию и ее жителей. Заунывной атмосферой поэмы автор заведомо предрек читателю провальный исход крестьянского переворота. Но и остаться безмолвным для Есенина, романтика и революционера по творческому призванию, было бы непосильной задачей. Равно как для театра “Жас Сахна” не представить свое очень острое, мастерски балансирующее на скользкой грани дозволенного прочтение нетленной поэмы.

Фото Талгата Галимова