Ольга Шишанова
В Астане в рамках V международного театрального фестиваля “Сахнадан, сќлем!” со своей знаменитой постановкой по мотивам рассказа А. Чехова “Человек в футляре” на площадке столичного ГАРДТ имени М. Горького выступил ТЮЗ имени А. Брянцева из Санкт-Петербурга. Накануне премьеры корреспонденту “НП” удалось побеседовать с исполнителем главной роли народным артистом России Валерием Дьяченко

- Валерий Анатольевич, каково ваше отношение к спектаклю и к герою, которого вы играете?
- Тема человеческого футляра, которая звучит в рассказе Антона Чехова, интересна уже сама по себе. Ибо кто из нас не в футляре? Каждый не свободен, и у каждого изобретен свой футляр. Вот мы, обратившись к рассказу, заметили, что персонаж в произведении все-таки отличается от клишированного прочтения. Как вы знаете, в свое время была известная киноверсия с Николаем Хмелевым, созданная в 1939 году и отразившая тему репрессий - на экране был воплощен человек-стукач, доносчик. А тут мы хотели посмотреть на Беликова под другим ракурсом, ведь артист всегда адвокат своих ролей, и режиссер Георгий Васильев, с которым мы много сотрудничали и работали в нашем театре - он еще ставил по Николаю Гоголю “Записки сумасшедшего” и “Старосветских помещиков”, по Салтыкову-Щедрину “Иудушку из Головлева”, считал так же. Но мы не хотели совсем уж обелить главного героя произведения, хотя он и носит в себе своеобразный камертон культуры, чистоты начала мира, согревает это, охраняет, ограждает своим странным пальто, калошами, закутавшись от пришедшего и грядущего Хама.

- Как это выражено у вас в художественном плане?
- Происходит вмешательство нового учителя, новой формации, нового поколения. Заключено оно в появлении грядущего Хама и его сестры Вари, которая “без руля и без ветрил”, потому Беликов для нее лишь некий экземпляр, с которым можно провести время, не более того. Тогда как Беликов свою Грецию, основы мира, язык, культуру хранит бережно, поскольку чувствует всей своей тонкой душой, что перемены, происходящие сейчас в мире, приводят к тому, что рушатся эти самые основы мироздания. Этот спектакль очень современен, он вышел как раз в эпоху перемен - развал Союза, 90-е годы. И та свобода, которая дана, а спектакль начинается именно с этого, когда все можно, все разрешено, означает нарушение нравственных традиций, вертикали устоев, гуманизма и порядочности. Так кажется Беликову, но Чехов на то и гений - его можно трактовать по-разному, ведь дело театра не сыграть сюжет, а рассмотреть. Спектакль начинается там, где есть решение, где есть взгляд театра на ту или иную историю. Вот и Беликов наблюдает.
- Отсюда его невозможность быть вместе с Варварой?
- Варвара приехала из Украины, и Беликову отчего-то греческий язык напоминает украинский своей певучестью. Отсюда вроде бы родство душ, особенно на уровне восприятия греческого, который считается архаичным, а значит, носителем древней культуры и цивилизации, основ мира, потому-то герой так ею увлекся. По нашей версии, учителя, что присутствуют рядом, и которым Беликов надоел своей дотошностью и соблюдением канонов, противостоят его взглядам, той обратной стороне свободы, которую он чувствует и протестует против такой ее трактовки. И тема “как бы чего не вышло” - это предчувствие того, как бы чего не вышло после революции, но мы-то знаем контекст, что это было: сначала - маевки, потом - сама революция, затем пришли товарищи, которые знали, как жить всем, потом репрессии. Оттого у Беликова болит душа, иначе не имело бы смысла рассказывать об “уродце”, который в противном случае просто становится клиентом клиники. Думаю, что Чехов не создавал карикатуру, а показал объемный персонаж - в нем есть качества, которые могут отпугивать, настораживать, но есть и высказывания нашего театра, а театр всегда живет в конкретном времени, которое заключается в том, что “люди, как бы чего не вышло - берегите себя и свои устои!”.
- Насколько вам удалось поладить с образом Беликова, когда вы только-только начинали вживаться в эту роль? Как происходило совмещение вашего внутреннего “я” с этим героем?
- Любой текст, который звучит с театральной сцены, - только повод рассказать о жизни, о том, что тебя волнует. И потому все это происходит естественно, когда ты - в роль, роль - в тебя, это как процесс погружения в реку, когда мы с материалом ищем точки соприкосновения. Ведь театр - искусство ассоциативное, и каждый, сидящий в зрительном зале во время спектакля, должен работать, а не просто наблюдать за сюжетом, ассоциативно вспоминать себя, свою жизнь, свои сложности взаимоотношений с миром. Но у нас в этом спектакле есть еще и такая линия, точнее идея, замечательного режиссера Георгия Васильева, когда Беликов сознательно дурачит людей, которые его окружают.
- Каких героев предпочитаете вы? Кто вам наиболее близок?
- У меня так получилось в театре, что это оказались “маленькие” люди литературы - Поприщин, который тоже не может существовать в окружающем мире, Мечтатель, Макар Девушкин. Даже когда мы взялись с Васильевым за “Иудушку из Головлева”, мы обнаружили, что у Салтыкова-Щедрина он был как доверчивый ребенок, а в версии нашего театра он получился человеком из тех, что хотели как лучше, а получается у них, как всегда. Кроме того, хочу заметить, что сейчас такое эпатажное время, когда у некоторых режиссеров проскальзывает изнутри больше “я в искусстве”, чем “искусство во мне”, что находит отражение в перевертышах, в вызове интереса публики любыми средствами - мужская роль у них может быть отдана женщине и наоборот, при этом публика должна быть шокирована. Однако вспомните слова героя комедии А. Чехова “Чайка” Треплева: “После Тургенева и Достоевского не захочешь читать Тригорина”. Так вот, “тригориных” сегодня развелось очень много, хотя есть и замечательные современные авторы: Вырыпаев, Дурненков, кто дает играть тему, после которой у публики буквально раскрывается сердце. Ведь зритель должен приходить к нам за просветлением, катарсисом. Иначе ради чего тогда живет театр?

Астана