Ольга Шишанова
Константин Кузема не мыслит своей творческой жизни без любимого Санкт-Петербурга, воспевая его на своих акварельных полотнах. Но к столь яркому проявлению любви художник пришел не сразу, хотя и родился в этом городе, благополучно поработал математиком, преподавал электротехнику. И вдруг в одночасье решил стать творческих дел мастером. Неизвестно, что стало переломным моментом в жизни Константина, но в 1989 году он увлекся акварельной живописью и уволился с преподавательской деятельности. Прошло всего (или целых) девять лет, а Константин Кузема стал членом Санкт-Петербургского союза художников и вице-председателем Санкт-Петербургского общества акварелистов. И это далеко не полный перечень достижений художника. С той поры он пишет совершенно удивительные акварели. И дело не только в необычайной легкости, игре света и тени. Это свойственно акварели вообще. У него индивидуальный почерк и совершенно необычные сюжеты. Пусть даже на листах вполне реальные улицы города в романтической акварельной дымке, а на следующей акварели - город-фантазия, город-сказка, образ собирательный и мистический, когда прекрасный город с гордыми шпилями и строгими проспектами уносится вдаль, подобно парусному кораблю, через изумрудные брызги волн. Так говорят о Константине арт-критики. А вот что он сам рассказал о себе и своем творческом подходе к любимому городу нашему изданию в эксклюзивном интервью.

- Итак, Константин, давайте вернемся в самое начало вашей акварельной сказки...
- Рисовать мне всегда хотелось, но вот только, может быть, больше, чем всем остальным. Меня даже в школе называли из-за этого художником. Но я, если честно, в столь нежном возрасте и не думал всерьез, что когда-то увлекусь написанием картин на профессиональном уровне. Я окончил два последних класса в школе с физико-математическим уклоном, и мне прямая дорога была в технари. Я успешно поступил в Ленинградский политехнический институт, получив там двойную специальность - преподавателя и инженера. Кстати, мой дед также был преподавателем, так что, возможно, в какой-то мере роль в выборе моей первоначальной профессии сыграли гены. Я отработал три года по профессии, мне это очень нравилось, все эти макаренские штучки особенно, а потом я задумался о том, что всю жизнь, наверное, не смогу участвовать в такой непреходящей цикличности процесса. А тут и пресловутые 90-е подошли, я познакомился с ребятами с телевидения Ленинграда, в частности с молодежной передачи “Крыша”. Телевизионных каналов тогда было мало, и эта передача была очень востребована, я в ней “засветился” - про меня сделали сюжет на полчаса, рассказав как о математике и художнике, хотя я на тот момент просто так рисовал где-то что-то для себя. Но вдруг вот таким образом, с их подачи, я обзавелся мастерской.

- А потом и художественным опытом?
- Да, можно даже сказать, что то количество картин и картинок, которые я создавал, позволило мне в дальнейшем перевести их в качество. Работать приходилось много, порой до 16 часов в сутки, но мне снова это все нравилось - в свою художественную мастерскую я приезжал с первым автобусом, когда город еще только начинал просыпаться. Так я и приобрел богатейший опыт, научился художественным приемам, которые не то чтобы объединились в какую-то своеобразную технику, но я стал приобретать в картинах некоторую непохожесть на других художников, которой я изначально пугался. А еще пришлось работать над увеличением размеров картин, что “грозило” изменением композиции, особенно в акварели. Реальность состояла в том, что чем больше был лист, тем сложнее было создавать по нему картину в “мокрой” технике, и сложность эта возрастала в геометрической прогрессии. Приходилось заново учиться нанесению акварельных красок, которые серьезно отличаются от масляных или иных других.

- Еще у вас очень много незакрашенного пространства в работах...
- Этот прием берет свое начало в 50-е годы прошлого века, тогда в Калифорнии образовалась своеобразная школа акварели, да такая, что американцы приписали себе появление этой новой техники неиспользования цвета на пространствах акварели в принципе. На меня эти их такие работы тоже произвели огромное впечатление, особенно роль пустых пространств, которые, правда, мне пришлось постигать самому - учителей такой темы в России на тот момент не было.

- Если бы вы родились не в Петербурге, стали бы вы тем творческим человеком, которым являетесь сейчас?
- Вот даже не знаю, не скажу точно. Но что касается Петербурга, то я вообще никогда не делаю ни эскизов, ни точных набросков, ни даже фотографий. Потому что этот город во мне уже давно и настолько, что не надо проецировать какое-то конкретное место в нем, какие-то конструкции или привязки к чему-либо, я просто воспеваю этот город. Самый яркий пример - когда я написал работу “Мост”, причем она была совершенно этапной, то подумал, что дальше по композиции я оставлю только пустой лист. Но случилось так, что эта акварель произвела на зрителей какое-то мистическое воздействие, каждый из них узнавал свой питерский мост, споря друг с другом у выставленной работы, которую я задумывал просто как нечто абстрактное. Так что повторю, Петербург настолько глубоко во мне сидит, что зрители воспринимают другие мной созданные акварельные города только через его призму. Хотя я порой и не согласен, но что уж тут поделать. Если же говорить о личной ассоциации с этим городом, то для меня это Исаакиевский собор, не иначе. Доминанта - то, что для японца олицетворяет собой гора Фудзи, для меня - Исакий, который никак не отделим от Санкт-Петербурга, а значит, и от меня.

Санкт-Петербург - Астана